— Мы историки, — после легкой паузы стал объяснять «отец Николай». Сейчас мы в аспирантуре, и в этом году осенью защищаем наши кандидатские. Поскольку наши диссертации посвящены военной истории Советского Союза, и в первую очередь истории его военной авиации, мы много времени проводили в различных центральных военных архивах, прорабатывая невероятное количество документов на эту тему, в том числе тех, с которых только недавно был снят гриф секретности.

— Начинаю догадываться, — кивнул отец. — Ведь в свое время на нашем острове — и как раз в моем доме — была штаб-квартира авиаполка.

— Совершенно верно, — сказал «отец Иоанн». — И мы нашли письмо полковника Линькова, командира этого полка. Это письмо было написано значительно позже, после 1956 года. В нем Линьков рассказывал прелюбопытные вещи. Оказывается, во второй половине двадцатых годов авиабаза входила в число тех мест, где Советский Союз втайне помогал Германии готовить военных летчиков и проводил стажировки для групп военных пилотов — ведь по мирному договору после Первой мировой войны Германия не имела права владеть военной авиацией, и даже её лучшие асы теряли квалификацию, а молодежь вообще негде и не на чем было учить. Так вот, Линьков докладывал, что в одной из групп, секретно прибывших на стажировку под его начало, оказался сам Герман Геринг! Тогда, естественно, этого имени никто не знал, и лишь почти десять лет спустя, когда Геринг стал одним из виднейших нацистов, маршалом авиации и так далее, полковник Линьков вспомнил, что это имя ему знакомо. Он проглядел документы в архиве полка и нашел там краткую автобиографию Геринга, его аттестационные оценки — которые, надо сказать, были очень высокими, подписанное Герингом уведомление, что он знаком с правилами техники безопасности, заполненные им анкеты и множество других документов, к которым Геринг приложил руку. А тут как раз поступил приказ о перебазировке полка. Линьков побоялся отправлять эти документы в центральный архив — ещё наткнутся на них, вспомнят, что он работал с немецкими летчиками и обвинят в том, что он немецкий шпион — и он спрятал их в подвалах дома, служившего штаб-квартирой. В письме Линьков точно объяснял, как эти документы можно найти. А из того, что его письмо пылилось в архиве, с пометкой «Совершенно секретно. Не срочно. При случае доложить наверх», мы поняли, что сперва его отложили в папку «несрочных» бумаг, а потом забыли о нем, и документы, по всей видимости, так и хранятся в подвалах в целости и сохранности.

— Мы много читали о том, что Советский Союз втайне помогал Германии восстанавливать её боевую мощь, — вмешался «отец Николай», — но таких прямых доказательств этому мы никогда не находили. Поэтому нашей первой мыслью было приехать к вам открыто и официально, извлечь документы из тайника и заслужить славу их первооткрывателей. Тогда становился предрешенным не только вопрос успешной защиты наших диссертаций, но и всей дальнейшей научной карьеры — людей, нашедших такие документы, наверняка бы взяли в какой-нибудь западный университет! Но потом нам пришло в голову, что ведь эти документы имеют и колоссальную коммерческую ценность — на любом знаменитом аукционе Европы автограф Геринга, и тем более автобиография, написанная его рукой, уйдет за такие деньги, что и не вообразишь! Представляете, как бы дрались из-за них коллекционеры автографов — окончательную цену просто зашкалило бы! Так зачем нам отдавать это сокровище, иного слова не подберешь, в государственный архив?

— И вы решили отправиться сюда и извлечь эти документы тайком, для себя, а потом искать надежный выход на западные аукционы, — сказал отец.

— Да, — подтвердил «отец Иоанн». — Мы узнали, что дом, в котором располагалась штаб-квартира полка, стоит пустым, выставлен на продажу — и это нас тем более вдохновило. Забраться в давно пустующий дом в безлюдном уголке острова вообще никакого труда не составило бы! К сожалению, наши сведения оказались устаревшими… Поскольку мы оба — бородатые и с длинными волосами, мы решили переодеться монахами. Паломников по святым местам России сейчас очень уважают, им не задают лишних вопросов и, вообще, наряд духовного сословия заранее избавляет от ненужного любопытства и подозрений… Мы пережили настоящий шок, когда увидели, что дом уже заселен! Нам пришлось с ходу придумывать какую-то историю, объясняя, зачем мы к вам пожаловали, и, разумеется, эта история получилась не слишком складной…

— Совершенно нескладной, — кивнул отец. — Это мне было очевидно с самого начала, но на всякий случай я ещё и позвонил отцу Василию, и он перечислил мне все религиозные легенды, которые вы беспорядочно перемешали, создавая из них нечто цельное. Более того, он твердо меня заверил, что ни церкви, ни часовни на месте нашего дома никогда не было! И что оно не пустовало с семнадцатого по девятнадцатый век, а что с семнадцатого века до конца восемнадцатого — начала девятнадцатого там была старая графская усадьба, которая то ли сгорела, то ли так пострадала во время небывало сильного весеннего наводнения, что стала непригодной для жилья — точных сведений, почему она оказалась брошенной и разрушенной, а её развалины были потом задешево проданы мельнику, не сохранилось. Так что я окончательно убедился, что вы мошенники — и посоветовал отцу Василию быть поосторожнее с вами, если вы заглянете.

— Мы думали только об одном — как на несколько часов выставить или выманить вас из дома… — сказал «отец Николай». — Разумеется, было бы намного честнее, раз уж мы увидели, что у дома есть хозяева, предложить вам войти в долю и даже оставить вам в залог часть найденных документов, до того, как мы продадим другую часть и вернемся к вам с деньгами — но нас слишком ослепила перспектива невиданного богатства! Знаете, очень трудно быть бедным аспирантом, трястись над каждой копейкой, глотать архивную пыль и грызть гранит науки, отказывая себе во всем, когда ты молод, полон сил, тебе так многого хочется — и поесть, и попить, и погулять, и одеться во что-нибудь этакое… Что ж, мы сами виноваты. Мы нарушили все законы чести — и человеческой, и научной — и вполне заслужили то, что с нами происходит…

— Бесспорно заслужили! — сказал «отец Иоанн». — Но, если мы можем заслужить прощение тем, что…

Степанов нетерпеливо махнул ему рукой, показывая, чтобы он замолчал.

— Ну, что вы об этом думаете? — Степанов осведомился у отца. — По-вашему, есть в этом хоть капля правды?

— Есть, — сказал отец. — Вот они, эти бумаги, — и из пластикового пакета, которому мы с Ванькой не придавали значения — мало ли для чего может понадобиться в городе пластиковый пакет — он извлек тонкую пачку пожелтелых бумаг, перевязанную веревочкой.

— Что? — у Степанова округлились глаза, точно так же как у «боксеров» — во взглядах которых наконец пропало сонное выражение — и у «монахов». — Не может быть! Вот эти невзрачные бумажки — документы с подписью Геринга, и их можно превратить в кучу вонючих баксов?

— Совершенно верно, — сухо подтвердил отец.

— Вы, козленки! — Степанов повернулся к монахам. — Сколько это может стоить?

— Ну, — начал «отец Николай», — мы проглядели все данные по последним крупным аукционам, на которых выставлялись автографы, и, исходя из среднего уровня цен…

— Короче, Склифосовский! — рявкнул Степанов.

— Мы рассчитывали на сто пятьдесят тысяч долларов за все вместе, — поспешно сказал «отец Иоанн». — Но, конечно, если выставлять эти документы по одному на разных аукционах и если между коллекционерами и любителями подобных редкостей начнется яростный торг, то может получиться намного больше.

Степанов присвистнул.

— Я позабочусь об этих бумажках! — он повернулся к отцу. — И вы получите то, что причитается. А что нам с этими делать?

— По-моему, их можно отпустить, — сказал отец. — Во-первых, они сами замарались настолько, что им же будет хуже, если они вздумают распускать языки обо всей этой истории. И, во-вторых, они сделали нам очень дорогой подарок — хотя и не намеренно, — после секундной паузы он добавил. — Как только я понял, что никакие они не монахи, я решил как следует поискать в подвалах, которыми они так интересовались. И нашел металлическую шкатулку. Открыл её — и… — отец выразительно развел руками.