— Я тебе скоро расскажу сказку пострашнее, — пообещал Спортивный Костюм. — Если я постараюсь, ты уже больше никогда не проснешься.
Через пять минут машина притормозила на повороте и свернула на гравийную дорожку. По моим подсчетам, мы проехали по ней метров четыреста.
— Конечная, — объявил Спортивный Костюм. — Просьба всем пассажирам покинуть автобус.
Он открыл дверцу и вышел из машины. Затем они с Кожаным Пиджаком без особых церемоний выволокли меня наружу и бросили на землю. Гравий царапал мне спину, как будто меня положили на доску с гвоздями. Мне приказали встать. Я постарался исполнить приказание, но безуспешно. Спортивный Костюм угостил меня ударом по почкам, что также не способствовало моим успехам. После нескольких попыток мне удалось принять вертикальное положение. Голова была такая тяжелая, что перевешивала все остальные части тела. Мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к новому распределению веса в моем организме.
Ситуация была неблагоприятная, но с другой стороны, я был с ними уже несколько часов и все еще дышал. Если бы у них была инструкция убить меня, они не стали бы долго возиться. По всей видимости, Контини решил оставить меня в живых. Он просто хотел попугать меня и вывести из строя до окончания расследования по делу Чепмэна. Может, на старости лет его характер смягчился, подумал я. Или здесь была прямая связь с моим звонком Чипу. Если найдут мой труп, Чип сразу поймет, что в этом повинен его отец. Контини не боялся закона и, я уверен, плевал с высокой колокольни на мою драгоценную жизнь. Но он боялся, что его сын узнает, что он убийца. Забавно, как мораль проникает в самые черствые души, когда дело касается близких. Человек сделает все, чтобы сохранить уважение своего сына. Я и сам недавно размышлял по этому поводу.
Мы шагали вчетвером в течении четверти часа. Белый Галстук освещал нам каменистую дорогу карманным фонариком, а Спортивный Костюм подгонял меня, тыча в спину пистолетом. Я догадывался, что мы находимся в Кернз Керри, старом заброшенном карьере для добычи гравия. Его не использовали уже лет семь. Карьер был расположен в двадцати километрах от заповедника и был подходящим местом, чтобы тайно содержать человека в плену сколько понадобится. Когда мы начали взбираться на склон карьера, я понял, что не ошибся. Небольшое утешение, но по крайней мере я знал, где нахожусь.
Мы подошли к заброшенной хижине прораба. Белый Галстук открыл дверь и сказал:
— Вот твоя новая квартира, Клейн. Ты привыкнешь к ней за две недели.
— Великолепно, — вежливо сказал я. — Когда вы доставите мое пианино? Я не хочу утратить беглость пальцев.
— На твоем месте я бы не шутил, — сказал Спортивный Костюм. — Ты не понимаешь своего счастья. Я даже начинаю завидовать. По всем правилам тебе давно пора подохнуть. Но по каким-то причинам старик решил подарить тебе жизнь.
— Такая щедрость делает его достойным претендентом на Нобелевскую премию за вклад в дело мира.
Не обращая внимания на мои слова, Спортивный Костюм продолжал:
— Ты остаешься в живых, но это не значит, что ты будешь здесь развлекаться. Есть много способов сохранить человеку жизнь, которые гораздо хуже, чем смерть. Один промах — и ты будешь умолять нас пустить тебе пулю в лоб. Смерть покажется тебе отдыхом на Бермудах по сравнению с тем, что тебя ждет.
Комнатушка была небольшая, примерно три на пять квадратных метров, сырая и пыльная, в ней пахло сгнившим деревом. При свете электрического фонарика я разглядывал стол, несколько стульев и старые бухгалтерские книги. Эта грязная нора совсем не подходила для сцены спектакля с моим участием. Здесь негде будет развернуться, особенно когда на тебя смотрит дуло пистолета. Я начал смиряться с неизбежностью долгого пребывания здесь, но тут мне улыбнулась удача. Спортивный Костюм и Белый Галстук ушли. Они сказали Кожаному Пиджаку, что пойдут за жратвой и вернутся через часок. Тот попросил их купить ему сандвич с сосиской и пива. Мы остались одни, и мои шансы существенно возросли, но радоваться было рано. Предстояло найти способ завязать драку, не особенно рискуя своим черепом.
Пиджак сел на стул около двери, в одной руке фонарь, направленный мне в глаза, в другой — пистолет, глядящий мне в лоб. Я сел на пол в углу, отвернувшись от резкого света лампы. На воле стрекотали сверчки и время от времени квакали лягушки. Их кваканье напоминало звук старинного китайского инструмента с одной струной. Минут пять-шесть прошли в полном молчании. Я слушал, как мой юный друг энергично работает челюстями, перемалывая жевательную резинку.
— Эй, Энди, — сказал я. — Мне не дает покоя одна мысль. Ты мне не ответишь на маленький вопрос?
— Какой?
— Интересно, какие ощущения это вызывает?
— Что?
— Быть педиком.
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаешь, Энди. Хвастаешься своими мускулами, а сам голубой. Голубее не бывает.
— Я не обязан выслушивать твою брехню, недоносок.
— Тогда попробуй заставить меня замолчать. Я могу говорить что захочу. А такому вшивому пидору, как ты, нечем заткнуть мне пасть.
— Еще одно слово, и ты о нем пожалеешь.
Я надул губки:
— Фи, противный, какой ты грубый и неженственный.
В ответ он выстрелил, пуля ударилась в стену над моей головой.
Я продолжал кривляться:
— Энди, крошка, ты меня совсем не любишь.
— Если не уймешься, я прицелюсь поточнее.
— Ты не можешь меня убить. Тебе приказано оставить меня в живых. Если ты не выполнишь приказ, тебе придется не лучше, чем мне.
— Не надейся, козел вонючий. Мне никто не приказывает. Если я продырявлю твою башку, меня наградят медалью.
— Что ж ты не стреляешь, моя киска? Угрожать пистолетом человеку, у которого связаны руки, это действительно дело для настоящего мужчины. Что верно, то верно. Так могут поступать только жалкие гомики, как ты. Все козыри в твоей колоде.
— Я сделаю из тебя котлету в любом месте и в любой час.
— Почему бы не сейчас, сынок? Или боишься попортить свою хорошенькую мордашку? У тебя был такой грозный вид, когда ты избивал беззащитного человека, но, по правде говоря, ты не слишком силен в драке. Тебе бы только со старушками кулачками размахивать.
Я впадал в отчаянье. Он не поддастся на провокацию, и я останусь связанным до прихода Белого Галстука и Спортивного Костюма. Но все-таки мне удалось вывести его из себя. Он положил фонарь на стол так, чтобы свет падал на меня, встал и засунул пистолет за пояс.
— Встать, сукин сын! — взревел он. — Я дам тебе урок, который ты нескоро забудешь.
Я встал напротив него. Он стоял спиной к свету, и я различал только контур тела, не видя глаз. Но мне необязательно было видеть их выражение, чтобы угадать, что сейчас произойдет. Он занес руку и со всей силы ударил меня в подбородок. Это был неплохой выпад, и мне даже показалось, что он сломал мне челюсть. Я отпрянул, пошатнувшись, и прислонился к стене. Каким-то образом мне удалось сохранить равновесие. Это было главное. Я знал, что если выдержу его лучший прямой удар, то ему крышка. И он тоже знал это.
— Если это все, что ты умеешь, красавчик Энди, — произнес я, превозмогая боль, — тебе следует записаться на курсы боди-билдинга Чарльза Атласа. Твой кулачок не повредит и моей бабушке, а она весит сорок пять кило.
Он был взбешен до крайности. Столько лет он безнаказанно колотил людей и впервые нарвался на типа, который осмелился ему сопротивляться. Беда с этими упрямыми баранами. Они так привыкли бить людей слабее себя, что в конце концов у них возникает ложное представление о собственной силе. Я не был стариком бакалейщиком с соседней улицы. Я был чуть больше Энди и гораздо опытнее его. Этого было достаточно, чтобы задеть его тщеславие и заставить совершать ошибки одну за другой.
— Никто не смеет так со мной разговаривать! — взорвался он. — Слышишь? Тебе это с рук не сойдет!
Как и раньше, в заповеднике, он бросился на меня издалека, и я смог, пригнувшись, избежать прямого выпада. Мои связанные руки образовали двойной кулак, и я вложил в удар всю свою силу и злость. Он отлетел, опрокинул по пути стол и фонарь, погрузив комнатушку в непроглядную тьму. Я кинулся к двери, но он успел вытянуть руку, когда я перепрыгивал через порог. Я тяжело рухнул на гравий, не имея возможности смягчить падение руками, и тут же быстро поднялся. Я задыхался. Если я дам ему время очухаться и вытащить пистолет, все будет кончено. Ночь была лунной, светлой, и поблизости не было деревьев, чтобы укрыться. Я должен был уйти от него как можно дальше.