— Другие женщины так живут, — возразила она. — Вспомни о женах полицейских. Они переживают те же трудности. Все мы когда-нибудь умрем, Макс. Жизнь полна риска, но это не мешает нам радоваться ей.

— Это не одно и то же. Полицейские работают по расписанию, у них нормированный рабочий день, есть выходные и отпуск. Возвращаясь домой, они больше не думают о работе. Когда же я расследую какое-то дело, то оно поглощает все мое время. Я думаю об этом и дома. Ты не вынесешь такой жизни. Кончится тем, что ты попросишь меня заняться чем-нибудь другим.

— Нет, Макс, я не попрошу тебя об этом. Теперь я понимаю, что тебе нужно, и не буду тебе перечить.

— Ты говоришь так сейчас. Но через год или два ты не выдержишь. Ты нуждаешься в надежных крепких вещах — музыка, книги, хороший стол и мужчина, который всегда будет рядом с тобой. Ничего этого я не могу тебе дать. Ты будешь несчастна.

— Я больше не нужна тебе, Макс?

— Ты не представляешь, до какой степени ты мне дорога. Но я уже потерял тебя однажды и не хочу вновь пережить это. Я загубил немало лет, прежде чем нашел занятие по душе. Моя работа очень много значит для меня, я не могу от нее отказаться. А мне придется это сделать, если мы станем жить вместе. И тогда мы опять попадем в ту же ситуацию, что и перед нашим разводом. Так по крайней мере я не потеряю тебя во второй раз. Мы останемся так же близки, как и сейчас.

Очень тихо, так тихо, что я вначале не расслышал, она заплакала. Я чувствовал, как ее тело вздрагивает под моей рукой. Когда я умолк, она села и подняла мокрое от слез лицо.

— О боже, Макс, ну почему с нами так? Почему мы не можем просто любить друг друга?

Она обвила мою шею руками и тесно прижалась ко мне, не сдерживая больше своих рыданий. Я обнял ее, моля небо не дать мне совершить самую ужасную ошибку в моей жизни. Не знаю, заботился ли я об ее благополучии или просто слишком боялся снова увязнуть в проблемах семейной жизни… Это был очень непростой выбор.

Я поцеловал ее в губы, и она ответила с такой страстью, как будто эта близость могла уничтожить необходимость принятия ужасного решения, которое я ей только что навязал. Мы занялись любовью, но это не было возобновлением отношений и обещанием будущего, это была прощальная нежность. Кэти плакала не переставая, и когда все было кончено, ни я, ни она не избавились от безысходности. Плоть не может разрешить проблемы духа.

Когда я открыл дверь своей квартиры, было уже два часа ночи. Около часа я пытался ликвидировать разгром, учиненный моими дневными посетителями. Я был опустошен, и мне хотелось хоть какого-то порядка в своей жизни. Я лег в постель, но долго не мог уснуть. Когда же наконец сон сжалился надо мной, мне приснилось, что Кэти и Ричи стоят в моей комнате с искаженными от гнева лицами и кричат: «Ты нехороший человек, Макс Клейн! Нехороший человек!»

Наутро я проснулся с таким ощущением, будто всю ночь таскал камни и копал землю. Было семь тридцать, хмурое серое небо в окне не сулило ничего хорошего. Я выпрыгнул из кровати с энтузиазмом танцовщика, страдающего артритом, и потащился в ванную. Включив душ, я погрузился в облако пара, усталое тело принимало благодатные теплые струи. Только после этого я мог претендовать на какую-то роль в театре жизни. Если повезет, смогу рассчитывать на роль статиста.

Я накинул халат, пошел на кухню и взялся за приготовление утреннего кофе. Мой особый метод состоит в использовании фильтра Мелитта № 6. Обычно у меня дома полно запасных фильтров, но сегодня ящик оказался пуст, и мне пришлось довольствоваться двумя салфетками. Я поставил воду на огонь, вынул из холодильника пакетик «Бустело» и отмерил четыре столовые ложки. Когда вода закипела, я плеснул немного на кофе и подождал. Ждать — самое главное. Тридцать, может быть, сорок секунд. Если за этот срок кофе не убежит, вы насладитесь изысканнейшим ароматом. Только после этого можно доливать остаток воды. Когда все готово, я поставил на поднос термос с кофе, чашку, ложечку, пакет молока, сахарницу и отнес все это в гостиную. После третьей чашки я набрался мужества, чтобы одеться, в девять часов я позвонил на квартиру Чепмэнам. Трубку взяла Джудит.

— Привет, — сказал я, — это Макс Клейн.

— Узнала, — мне показалось, что она обрадовалась, — я никогда не забываю голоса.

— Надеюсь, я вас не разбудил?

— Шутите? Я уже пробежала свои десять километров в Центральном парке, напекла целую тарелку пончиков и прочитала последние двести страниц «Преступления и наказания».

Из чего можно было заключить, что она только что проснулась.

— Я знаю, что немного рановато, — сказал я, — но днем я буду занят.

— Как идут дела?

— Идут, но сложно сказать, в каком направлении.

— Похоже, вы неплохо поработали.

— Стараюсь. Может быть, что-то и раскопаю в ближайшие дни.

— Знаете поговорку: «Слишком много работы и слишком мало развлечений делают из Джека зануду»?

— Знаю. Но мое имя не Джек, а Макс.

— И, к счастью, вы совсем не зануда.

— Это зависит от людей, с которыми вы разговариваете. Возьмите, к примеру, моего бухгалтера мистера Бернбаума. Он считает меня одним из самых скучных людей на свете.

— Бухгалтеры обычно не слишком одаренные люди.

— Смотря для чего. Для арифметики — вполне.

Она засмеялась.

— Приятное начало дня. Вам следует будить меня каждое утро. Я могу вас нанять на службу на должность будильника.

— В следующий раз я принесу вам завтрак в постель. Это входит в список услуг. Но за вторую чашку кофе придется платить дополнительно.

— Я сгораю от нетерпения, — сказала она. — Единственная беда в том, что я не завтракаю по утрам.

— Тем лучше для меня.

Она снова засмеялась.

— Вы гадкий мальчишка.

— Только по четвергам. А потом всю неделю я замаливаю грехи в церкви.

— Надеюсь, вы молитесь также за Джорджа, — сказала она, внезапно посерьезнев.

— Почему вы так говорите? Что-нибудь случилось?

— Нет, просто я беспокоюсь. Надеюсь, вы быстро разберетесь в этом деле, Макс.

— Я тоже. Я не собираюсь тянуть волынку. Время только увеличивает опасность.

— Хотите поговорить с Джорджем?

— Для этого я и позвонил.

— Минутку, я позову его.

Она положила трубку и пошла за мужем. Через минуту я услышал щелчок снимаемой трубки второго телефона, затем голос Чепмэна. Джудит трубку не повесила.

— Здравствуйте, Клейн, — сказал Чепмэн. — Что нового?

— Все — и ничего.

— Что означает ничего, я полагаю?

— Не совсем. Тогда уж скорее все.

Он оживился:

— Вы что-нибудь нашли?

— Я предпочитаю не говорить об этом по телефону. Вас устроит, если я приду к вам между одиннадцатью и половиной двенадцатого?

— Да, вполне. Я буду дома.

— Хочу сказать вам, — добавил я, — мне кажется, вы были не совсем искренни со мной в тот раз.

На том конце провода замолчали. Чепмэн был в замешательстве.

— Это неправда, и мне неприятно слышать от вас такие слова. Я был честен и правдив с вами, каким только может быть человек в моем положении.

— Мы поговорим об этом позже, мистер Чепмэн.

Я повесил трубку.

Без десяти десять я сидел напротив стола секретарши в приемной офиса Лайта на Мэдисон-авеню. По такому случаю я одел свой лучший костюм в тонкую полоску и почистил ботинки. Ведь я собирался нанести визит нескольким сотням миллионов долларов и должен был выказать им некоторое уважение.

Офис «Лайт Интерпрайз» ничуть не был похож на серьезное учреждение. Казалось, вы находитесь в холле шикарного отеля двадцать третьего века, где к вам в любую минуту может подойти марсианин и предложить телепатическую партию в шахматы. Здесь все выглядело фантастически. Мягкий ковер бежевого цвета приглушал звуки, и я был вынужден приложить часы к уху, чтобы убедиться, что не оглох. Люди появлялись и исчезали бесшумно, как привидения, и когда длинноногая элегантная красавица секретарша произнесла мое имя, я удивился, что она умеет говорить. Я-то принял ее за декоративную часть обстановки. Во всяком случае я был уверен, что ее нанял дизайнер помещения только для того, чтобы она сидела за столом и курила длиннющие дорогие сигареты. Табличка на столе сообщала посетителям ее имя: Констанс Гримм. Мне вдруг стало интересно: заплачет она настоящими слезами, если я ущипну ее за щеку?