- Мне что-то показалось, - она заговорила громче. - Наверно, от вина.
- Красное эрльское, вполне обычное. Жаль, что я не могу предложить лучшего.
- Кавалер, я не хотела сказать о вашем угощении ничего дурного.
«Огеньдеш, - вертелось у Гертье на языке. - Или «дух огня», я прав? Черт побери, как славно за одну ночь узнать сразу две истины - во-первых, что у вечерних костров егеря и ловчие рассказывали отнюдь не пустые байки!.. а во-вторых, что если ругинка - то уж непременно ведьма… и красавица».
- Знай я заранее, что встречу вас, сьорэнн, - припас бы провизии для настоящего ужина. Можете удивляться, но я неплохо готовлю - правда, лишь те блюда, что можно сделать на бивуаке, разведя костер. Жаркое из косули, пальчики оближете. И не бывало так, чтоб мы оказались вечером без дичи - я стреляю без промаху. Батюшка тоже, да и дед… у нас это умение в крови, от предков.
- Умение ваше - еще полбеды, - Рагнхильд вновь посуровела, раздосадованная его похвальбой, и взглянула на Гертье недобро. - Иных тянет проверить свою меткость на всем живом. Не выношу я таких… удальцов!
…Бабель выглянул на улицу, дрожа от почти нестерпимого холода. Тело тотчас покрылось мурашками, жесткими, как бисеринки, а дыхание потекло по верхней губе каплями и набухло слизью в ноздрях. Едва завидев обещанных «господ», он захотел унырнуть назад и захлопнуть дверь, но тот из джентльменов в жемчужно-сером, кто был постарше, остановил его негромким вопросом. Певучий голос прозвучал так, что Бабель почувствовал себя виновным, заслужившим наказание:
- Ты не узнал нас?
- Нет, почему же, - Бабеля трясло, как желе. - Очень даже узнал. Здравствуйте.
Мороз на пришельцев не действовал, они держались величаво и свободно, как если б стояли вдвоем на пьедестале, отлитые из серебра, и слабый звездный свет мертвыми бликами лежал на пелеринах их пальто и цилиндрах. Со статуями их роднил и тот знобящий душу факт, что из носа и губ у них не выходил пар. Будто они сдерживались, чтобы не осквернять дыхание городским воздухом. Глаза их зеркально мерцали, завораживая Бабеля.
- Твой приятель Гертье дома?
- М-м-м… Да! Он… готовится ко сну!
- Он привез с собой девушку.
- Ну что вы! - задребезжал Бабель трусливым неискренним смехом. - Кавалер их к себе не возит. Он к ним ездит!
- Мы платим за то, чтобы ты служил нам, а не ему, - тоном повелителя напомнил старший. - Мы можем рассердиться на тебя. Кефас, напомни ему, как выглядит наш гнев.
- Я помню, помню! - Бабель умоляюще затрепыхал руками, поскольку молодой красавчик, черты которого неуловимо и как-то ужасающе исказились, стал всматриваться в лицо Бабеля, и у того начал подниматься изнутри к сердцу давящий, неживой лед. - Не надо, пожалуйста!.. Я все вам расскажу. Да, верно! он приволок какую-то девчонку. Довольно чистенькая. Он подобрал ее на улице, совсем замерзшую.
Кефас, выдавив неразборчивое проклятие, яростно ударил наконечником трости о каменную ступень. Бабель с содроганием увидел, что от камня с шипением полетели белые искры, каждая с горошину. Старший с осуждением покосился на младшего.
- Вексель, - Гереон протянул руку.
- Что-с? - пролепетал Бабель.
- Вексель, который он подписал. После полудня ты телеграфировал посреднику, что Гертье взял деньги в кредит по фиктивной доверенности. Ты ленив и не успел отправить нам бумаги почтой - значит, они при тебе. Это весьма кстати. Давай их сюда.
- Господа… - боязливо вручая улики, Бабель съежился с видом Иуды, протянувшего расписку за тридцать сребреников. - Когда он узнает, что я… с ним… для вас…
- Вот уж не думал, что у тебя есть совесть, - презрительно процедил Гереон, словно увидев нечто гадкое. - Любым способом уговори Гертье покинуть дом. Если преуспеешь, сто талеров золотом - твои. Иди и помни: ты должен устроить так, чтоб он ушел. Делай, что велено, да поживей!
Бабель торопливо поклонился хозяевам с заискивающей улыбочкой и шмыгнул в подъезд.
- Единственный человек, - бормотал Кефас, вскинув голову и наблюдая за окнами третьего этажа, - единственный в городе, кто в состоянии ее укрыть, - и она в его. доме!.. Гереон, что нам делать?! Его надо устранить во что бы то ни стало!
- Только заставить уйти. Больше никак, - отрезал Гереон.
- А где уголь? - спросил Гертье, увидев Бабеля пришедшим без ведра.
- Идем, - поманил Бабель, маяча в дверях. - Надо поговорить, это важно.
- Какие секреты? - Гертье с досадой дернул плечами. - Говори здесь.
Но Бабель с таинственными ужимками звал его за собой, подмигивал и причмокивал. Поняв, что он не угомонится, пока не выскажет наедине своих дурацких тайн, недовольный Гертье двинулся к нему.
- Кавалер! - окликнула Рагнхильд. - Что случилось?
- Я вынужден ненадолго покинуть вас, сьорэнн, - за-
держался Гертье на выходе, сделав извиняющийся жест. - Ни о чем не тревожьтесь, я сейчас вернусь.
- Но…
Дверь захлопнулась, и Рагнхильд осталась в одиночестве. Она почти перестала дышать, пытаясь расслышать голоса за дверной филенкой, но Бабель намеренно говорил шепотом, вынуждая делать то же и Гертье.
Приятели оказались тет-а-тет на промерзшей лестничной площадке между маршами уходящих вниз и вверх ступеней. Света здесь было мало, но Гертье неплохо видел в темноте и заметил, что Бабель выглядит слишком бледно и понуро; любому другому Бабель представился бы безликим, сдавленно дышащим силуэтом, чей колышущийся объем смутно проступает из темноты при жестикуляции.
- Ну, и зачем ты выволок меня?
- Сейчас же собирайся и уходи из дома черным ходом.
- Почему это?!
- Тише! Не так громко… Послушай, Гертье, ты много сделал для меня, мы славно проводили время, и я не хочу остаться в твоей памяти гнусной свиньей.
- Хм! Ты выдумал странный способ прощаться. Из-за чего ты решил срочно абонировать теплое местечко в моих воспоминаниях? И затем - кто дожидался тебя там, внизу?
- Тс-с-с!.. именно о них я веду речь. Ты можешь влепить мне пощечину, Гертье… или две, как захочешь. Я заслужил. Они наняли меня, чтоб я повсюду с тобой шлялся, водил по злачным местам…
Гертье перестал замечать холод. Он впился глазами в раскисшую физиономию приятеля и старался не пропустить ни слова из его покаянных речей. Внешний холод для Гертье исчез - зато душа оледенела, и по ней двигались стальные резцы, выцарапывая глубокие, незаживающие раны-борозды. Неожиданно он до болезненной ясности понял, что означает фраза «сердце истекает кровью».
- Ударь, - плаксиво канючил Бабель, и в его просьбе не было ни грана криводушия. - Мне легче будет, ударь. Да, я подлец. Это профессия, я уже насквозь ею пророс, мне поздно переучиваться. Знаешь, когда катишься вниз, схватишься за любое предложение… Ведь я не кто попало - я окончил Хартес, практику свою имел, у меня был диплом, патент нотариуса… Что мне было - отказаться от всего, переехать с вещами на Висельный берег? Оттуда на лучшие улицы не возвращаются. А в колонии надо ехать смолоду, без семьи. Вот и взялся. Платили гроши. От тебя я больше получал…
- Кто они? - железным голосом спросил Гертье.
- Не знаю, - Бабель вконец осип или боялся говорить о нанимателях. - Я их всего три раза видел; нынче - четвертый. Беги от них, Гертье, беги не глядя. Они хуже чертей. Убьют походя, как одуванчик тросточкой сшибут.
- Что им надо от меня?
- Чтоб ты по уши залез в долги, - открылся Бабель. - Теперь пришли чего-то требовать. Беги, пока не поздно. Оденься - и улепетывай что есть духу.
- Они внизу?
- Да. Не вздумай к ним сойти! Я говорю - черным ходом, а потом быстренько на вокзал! И первым поездом - домой, в Ругию. Граф-отец поймет, он простит, я уверен!
- Убирайся, - коротко бросил Гертье, навсегда отсекая от себя все связанное с Бабелем.
- Не выходи к ним, Гертье! - бочком обходя бывшего друга, молил Бабель. - Христом-богом заклинаю! Они не помилуют. Только бежать, только бежать… Уйдем вместе, а? Зайди, скажи ей что-нибудь, чтоб не волновалась, одевайся - и на Гуфарат. Пусть ее ждет, зачем она тебе! с ней ничего не сделается. А ты - ту-ту-у!.. - изобразил он паровозный гудок. - Только, пожалуйста, вынеси мою трость…
