Дагурова рассказала о своем посещении клиники. Показала изъятые истории болезни, письма. Игорь Андреевич полистал папки, просмотрел некоторые послания от больных.

— Придется, видимо, обратиться в аптеку, — усмехнулся он, держа в руках одно из писем.

— Зачем? — удивилась Ольга Арчиловна.

— Я где-то читал, что в последнее время во Франции все чаще в аптеки заходят не только за лекарством, — сказал Чикуров. — Но и когда нужно прочитать письмо… Многие пишут неразборчиво, вот и обращаются к аптекарям. Они-то привыкли разбирать каракули врачей на рецептах.

— Выходит, все врачи одинаковы, — улыбнулся Латынис. — Наши тоже так пишут, что иной раз бьешься, как над ребусом.

— Ладно, — сказал Чикуров, складывая материалы, привезенные Дагуровой из клиники. — Этим займемся потом… Слушаем, Ян Арнольдович.

Рассказ оперуполномоченного насторожил следователей. Особенно то, что в доме Баулина находится много ценных вещей.

— В общем, — закончил Латынис, — версия домработницы: покушение на ее хозяина связано с грабительскими целями.

— Не исключено, — поднялся Чикуров. — Меня тоже смущает, что в одежде профессора не нашли ключ от особняка… Надо произвести осмотр. Звонил Хрусталев, я попросил его подойти к баулинскому дому.

Участковый инспектор вынырнул откуда-то из темноты.

— Все спокойно, — доложил он, когда приехавшие вышли из машины.

Оглядевшись, они заметили мотоцикл лейтенанта, стоящий в кустах возле ограды баулинского двора. На заднем сиденье сидел Хрусталев. Он поднялся, подошел поближе.

— Левон Артемович, — обратился к участковому инспектору Чикуров, — пригласите понятых. Понимаю, ночь уже, но вы объясните…

— Будет сделано! — бодро откликнулся Манукянц.

Латынис обследовал ворота. Они были закрыты на железную щеколду. Звякнул металл, оперуполномоченный распахнул ворота настежь, завел машину на участок, оставив фары включенными. Ослепительный свет выхватил из темноты крыльцо коттеджа, клумбу с душистым горошком.

Все потянулись во двор.

— Неказистый, казалось бы, цветок, а благоухает! — заметил Хрусталев.

В ночной прохладе обострились запахи цветов, земли, деревьев. Глядя на светлое небо, на полоску зари у горизонта, Ольга Арчиловна вспомнила Ленинград, белые ночи. На Дальнем Востоке, который стал ее новым домом, их не бывает. Там летом бархатное темное небо со сверкающей россыпью звезд…

В доме через дорогу зажглись окна, донесся звучный голос лейтенанта. Вскоре на участок Баулина вместе с Манукянцем пришли пожилой мужчина и девушка. Участковый держал в руках топор — на случай, если придется вскрывать дверь.

Чикуров объяснил понятым, что от них требуется.

Поднялись на крыльцо.

— Выключатель, — подсказала Ольга Арчиловна.

Игорь Андреевич и сам уже заметил возле двери белую клавишу. Нажал на нее. В шестиугольнике иллюминатора вспыхнул свет. Чикуров, скорей всего по привычке, надавил рукой на дверь. Она бесшумно отворилась.

— Не входить! — вдруг раздался сзади голос Хрусталева.

На вопросительный взгляд Чикурова пояснил, вытянув вперед шею:

— Следы…

Все невольно посмотрели на пол в сенях. Действительно, на крашеных половицах явно виднелась засохшая земля. Вернее, полоски сухой глины, сохранившие рисунок рельефных подошв какой-то обуви.

Следы шли до середины прихожей. Там, где они обрывались, стояли домашние тапочки. Причем стояли очень аккуратно, носками к входу.

— Понятно, — сказал Хрусталев. — Вошедший снял грязную обувь, надел тапочки. Побывал, видимо, в комнатах, а когда выходил, оставил тапочки и надел свою обувь.

Эксперт-криминалист начал колдовать над следами. Измерил, сфотографировал, зафиксировал их особым составом. И сложил вещественные доказательства в целлофановые пакеты.

— Можете проходить, — разрешил Хрусталев.

Прихожая была пуста. Лишь на вешалке висел старый пиджак. В таких обычно хозяева работают на участке.

Игорь Андреевич отворил дверь в комнату, прошелся рукой возле косяка. Мягко щелкнул выключатель.

Комната большая. С потолка на толстом шнуре свисала лампочка.

— А говорили, — негромко произнес понятой, — у Евгения Тимуровича люстра чуть ли не из княжеских хором…

Гостиная выглядела странно. Словно хозяева собирались переезжать или затеяли ремонт, но не успели вынести все вещи. Посреди комнаты стоял дорогой, из мореного дуба, овальный стол, без скатерти. Высокий зеркальный буфет был лишь частично заполнен посудой. На диване лежал пушистый плед, но на полу не было ковра, хотя он здесь явно когда-то находился — паркет под ним был темнее, чем вокруг.

На окне висела тюлевая занавеска, но карниз для гардин пустовал.

«Где же редкий хрусталь? — недоумевал Латынис. — И картины всего две… Неужели Савчук, мягко говоря, присочинила?»

Об этом же размышляли Чикуров и Дагурова, обмениваясь выразительными взглядами.

— Прошу ни к чему не прикасаться, — предупредил Игорь Андреевич понятых и обратился к эксперту-криминалисту: — Займитесь, пожалуйста, может быть, найдете что любопытное…

Тот достал лупу, другие инструменты и материалы, предназначенные для обнаружения и закрепления различных заметных и едва заметных следов, и приступил к делу.

Чикуров и Дагурова вышли в прихожую.

— Думаете — ограбление? — спросила Ольга Арчиловна, закрывая плотно дверь в гостиную.

— Похоже, тут сегодня кто-то побывал, — ответил Чикуров. Он глянул себе под ноги, туда, где Хрусталев обнаружил отпечатки рельефных подошв. — Причем скорее всего после того, как Баулин ушел из дома.

— Понятно, — кивнула Дагурова. — Обувь у пришельца была грязная, ведь началась гроза.

Перекинувшись еще некоторыми соображениями, они вернулись в комнату.

— Картин, я уверен, было все же много, — сказал Ян Арнольдович. — А те, что висят, судя по подписи, нарисованы самим Баулиным. Он действительно рисовал и, кажется, неплохо.

Латынис прошелся вдоль стен, проводя рукой по вишневым с золотистыми цветами обоям. В стенах было много гвоздей. Видимо, на них и держались исчезнувшие картины.

— И вот, — показал Латынис на различного размера квадратные пятна на обоях, которые были чуть темнее основного фона обоев. — Тут выцвело от времени, а здесь нет.

— Ольга Арчиловна, — попросил Чикуров, — возьмите, пожалуйста, на себя протокол осмотра.

Дагурова села за стол и начала заполнять бланк, неспешно и аккуратно, как старательная школьница.

Чикуров открыл нижнее отделение буфета. Там стояли остатки разрозненного столового сервиза — несколько глубоких и мелких тарелок, блюдо со сколотыми краями, супница.

— Производство ГДР, — посмотрел на фирменный знак Чикуров. — По-моему, недорогой.

В выдвинутом ящике находилось несколько простых приборов из нержавейки — ложки, вилки, ножи. И еще — длинный сафьяновый футляр. Чикуров открыл его — атласное нутро было пустым, только фабричная бирочка на шелковом шнурке.

— «Ложки серебряные, — прочитал он вслух, — двенадцать штук, цена четыреста восемьдесят рублей сорок шесть копеек».

— Ложки тоже исчезли, — покачал головой Латынис.

— Как и шкатулки, — заметила Ольга Арчиловна.

— Может, он затеял ремонт? — высказал предположение Ян Арнольдович. — И вынес все в другие комнаты?

— Посмотрим, — сказал Чикуров.

Перешли в соседнее помещение первого этажа. Без сомнения, это был кабинет профессора. Две боковые стены украшали капитальные шкафы светлого дерева от пола до потолка. Книг было много, но художественная литература почти отсутствовала, в основном — научные труды по медицине. Последнее издание Большой медицинской энциклопедии, многочисленные справочники, каталоги, монографии по отдельным видам болезней, брошюры. Несколько полок занимала Большая Советская Энциклопедия. Имелось немало двуязычных словарей, а также учебников иностранных языков. В одном из шкафов стояли подшивки журналов, как советских, так и зарубежных, опять же по медицине. И все это впритык. На что обратил внимание Чикуров — книги и журналы в последнее время, видимо, не трогали, все покрывал тонкий слой пыли.