ЮРИЙ ТАБУНОВ
Я не пропускал ни одного выпуска новостей. В каждом выпуске сообщалось о ходе переговоров с Онтарией — новой планетой, которую осваивала банда Власова, и о состоянии Марии. Меня очень интересовали результаты переговоров, которые то и дело пытались сорвать противники соглашения с бандитами, но еще больше меня волновало состояние Марии. В больницу, где она находилась, меня не пускали.
Когда на "Селену" прибыла вторая группа представителей с Земли, я был удивлен. Удивление переросло в изумление и крайнюю степень досады, когда я убедился, что передо мной находятся настоящие сопровождающие Марии, а сама Мария убыла с неизвестными личностями. Если бы я не был столь занят собственной персоной, эти прохвосты не смогли так просто объегорить меня. Чуточку излишнего внимания — вот и все, что тогда от меня требовалось. Посланники сразу связались с Землей. "Пепел Марса" давно числился в угоне, за который несла ответственность немногочисленная банда Репьева. Меня заподозрили в сговоре с бандитами, взяли под стражу и под конвоем доставили на Землю. Меня долго мучили бесконечными допросами, даже предъявили мой собственный лучемет с моей собственной подписью, неизвестно как попавший на борт "Пепла Марса". Из допросов самих бандитов ребята из УГБ вынесли заключение, что я ни коим образом с ними не связан. С меня взяли подписку о невыезде до окончательного выяснения обстоятельств и отпустили домой.
Дома меня прямо с порога оглушил слабый запах Галины. Я снова не мог ни на миг забыть о ней. Оставленное ею гнездо было пустым и стылым, и я не мог заполнить его собой. Я мог позвонить своему бывшему другу и снова увидеть ее, услышать ее голос, но я не делал этого. Тем не менее, я пришел в себя после депрессии, стал встречаться с забытыми приятелями и собирался вернуться на прежнюю работу, как только перестану интересовать следователей. "Селену" я поставил в ремонт на орбитальную верфь и сдал документы для оформления лицензии на каботажные пассажирские перевозки. Теперь я не мог находиться дома и большую часть времени проводил на улице. Даже ночевать старался где угодно, только не дома. Я даже нанял двух домработниц для генеральной уборки своей берлоги, чтобы уничтожить запах любимой женщины.
Я очень хотел поговорить с Марией. Я сильно опасался, что она умрет, так и не разобравшись во всем до конца, не простив меня. Или просто умрет. Каждый день я приходил в больницу, и моя настойчивость не пропала даром. Главврач удостоил меня чести беседой, которая меня только расстроила. Он не пустил меня к ней, я ее так и не увидел.
После беседы с главврачом я вернулся домой, выбрал кое-какие инструменты и снова отправился в медицинский комплекс. Море зелени обнимало белые округлые строения комплекса, прятало в тенистой глубине упругие пластиковые тропинки и резные скамеечки. Под шатром деревьев было свежо, безлюдно и тихо. Корпус, в котором находилась Мария, ничем особенным не отличался от остальных зданий комплекса. Я обошел здание с торца, перелез через металлическую ограду во дворик и спрятался за деревьями на случай возможных встреч с медперсоналом. Потом вычислил нужное окно и полез по стене больницы, цепляясь за выступы, сделанные ради украшения здания. После долгого ничегонеделанья моя физическая подготовка оставляла желать лучшего, но пока я справлялся. Нужная палата находилась на третьем этаже. Я осторожно заглянул в окно и увидел Марию, парящую в гравиложе в прозрачной капсуле, и узнал я ее только по пряди огненных волос, выбившейся из-под мягкого колпака с проводами. Рядом с гравиложем стояла медсестра или врач, проверяла показания приборов. Через пару минут медсестра ушла. Кроме Марии, в палате больше никого не было. Я оглядел сверху пустой больничный дворик, вскрыл окно припасенными инструментами и перелез через подоконник, бездумно нарушая больничную стерильность палаты. В нос ударил запах медикаментов, смешанный с ионизированным воздухом.
Сначала она показалась мне мертвой. От ее гравиложа и от колпака к сложной аппаратуре тянулись провода и тонкие шланги. Нижнюю половину ее лицо скрывала маска. Жизнь Марии поддерживали искусственное дыхание и искусственное кровообращение. Главврач и не думал меня обманывать: девушка и в самом деле казалась безнадежной. От острой, щемящей жалости мне перехватило горло. Я подошел к гравикойке и склонился над девушкой. Скорбно прикрытые фиолетовые веки оставались неподвижными.
— Мария, — прошептал я.
Я вовсе не ждал, что она оживет, но она ожила. Глаза, густо обрамленные темно-рыжими ресницами, открылись, блуждающий взгляд остановился на мне. Внезапно Мария рванулась ко мне всем телом, обрывая провода и шланги. Колпак и маска слетели с нее и остались в гравиложе. Мгновение назад казавшаяся мертвой Мария взмахом руки открыла капсулу. Я не успел отшатнуться. Судорожно глотнув воздух, Мария обхватила мне шею, приникла ко мне, и ее тело полностью погрузилось в мое. Испуганный, изумленный, ничего не понимающий, я отпрыгнул от пустой гравикойки. Из шлангов вытекала красная жидкость. Я затравленно огляделся, но в палате, кроме меня, больше никого не было. Мария исчезла. Попискивание приборов превратилось в монотонный писк, а за дверью палаты негромко загудела сигнализация. Я услышал топот множества бегущих ног и кинулся в окно. Первым забежали два охранника, но я успел вылезти наружу. Я спустился вниз с завидной скоростью, и только на земле почувствовал прибавку в весе килограммов на пятьдесят, а то и больше. Я разбил себе ладони и локти. Удивляться было некогда.
— Стоять! — проревели в окно охранники.
Через ограду я не полез, слишком отяжелел, вместо этого побежал прямо в корпус больницы с черного хода. Часть охраны парламентера умчалась ловить меня, мимо остальных я прошел спокойным шагом. Они даже поздоровались со мной. Им еще не успели передать мои приметы. Ускоренным аллюром я пересек небольшое пространство под деревьями от корпуса Марии до решетчатых ворот комплекса к стоянке флаер-такси и рухну в машину. Даже от обычной рыси я изрядно запыхался. За стволами деревьев замелькали фигуры охранников. Возвращаться домой было нельзя. Я смутно представлял себе, в какую заварушку ввязался. Я уже достаточно пообщался с управой по борьбе с организованной преступностью внеземелья, продолжать общение и дальше мне не хотелось. Я взлетел и направился за город.
Голодный, выбитый из колеи, с истертыми ногами, я устроился на ночлег прямо в траве на окраине сельского пастбища. Надо мной мерцали звезды, непривычно бледные после путешествий по Галактике. Я лежал на спине и оцепенело смотрел, как по небу то и дело чиркали спутники. Почти на головой неподвижно зависла белая метелка далекой кометы. Совсем близко шелестела автострада. Как я и ожидал, меня объявили в розыск. Наверняка поднялась невообразимая шумиха. Приходилось постоянно бороться с подступающей паникой. Я не имел ни малейшего представления, что я скажу парням из УГБ или из УБОПа. Мало того, у меня имелись реальные шансы угодить в дом для умалишенных. Я пробирался к своему другу, живущему далеко за городом в собственном особняке. К тому самому Ваське Колобку, которого обидел в порту полгода назад. Я знал — старый друг меня примет. Завтра после полудня я планировал до него добраться. Звонко стрекотали ночные насекомые, и их стрекот убаюкивал. А я не мог уснуть от усталости, от боли в теле, от постоянных стрессов. То и дело мое тело словно бы куда-то проваливалось, конечности немели, от внезапного испуга я мгновенно приходил в себя и снова видел комету на земном звездном небе. За последние месяцы я здорово потерял форму. Кроме того, сильно утомлял загадочным образом увеличенный вес собственного тела. Я устал ломать голову над этим феноменом. Я не понимал, куда исчезла Мария, и не знал, что со мной сделают за ее исчезновение.
Чей-то силуэт заслонил звезды.
— Вот он, — произнес этот кто-то. — Проснись, Табунов.
