Две недели имеют разную протяженность во времени, смотря по тому, где и как их проводишь. Две недели на Лазурном Берегу или на солнечных пляжах Калифорнии в обществе прекрасной спутницы внушают мысль о быстротечности всего сущего. Четырнадцать дней на летящем к Нептуну планетолете превратились для Сола в тест на устойчивость психики. Лишь разработка задания да постоянное общение с экипажем спасали его. Аксель погрузился в работу, стараясь вынужденной активностью восполнить острый дефицит впечатлений. Свободное время он проводил в рубке, по сути оккупировав радиостанцию и посылая на Землю тщательно закодированные запросы, получая ответы с тем, чтобы в спокойной обстановке уединения оценить их. Он располагал полным комплектом донесений с базы, накладными на получение недопоставленного оборудования. По его заданию агенты Мтомбы шныряли по родной Земле, вынюхивая не вошедшую в досье информацию о членах экспедиции, но все это пока мало что давало, за исключением одного — к концу перелета Соломон Хук почувствовал себя счастливым, ибо относился к разряду людей, для которых счастье в разрешении неразрешимых проблем. Увлекал сам процесс. В данном случае положительный результат даже не маячил на горизонте. Таким образом, Аксель ощущал себя на вершине блаженства, насколько это вообще возможно для человека в отсутствии хорошей выпивки и хорошеньких женщин.

Партнер Сола по игре, молоденький практикант-навигатор, воспользовавшись тем, что противник поглощен созерцанием проплывающего за бортом малопривлекательного пейзажа Яна, стянул с доски ладью и спрятал в карман. Капитан Мэрфи, старый друг Акселя, глядя на юношу, хмыкнул, но промолчал. Он хорошо знал, чем кончится дело. Парень в ответ пожал плечами и пошел слоном.

— Вам шах! — с самодовольной улыбкой сообщил предприимчивый юнец.

Хук подошел к столу и передвинул пешку.

— Мат в четыре хода,— он снисходительно улыбнулся, глядя, как сползает улыбка с лица мальчишки.— Это шахматы, дружок,— он потрепал хитреца по вихрастой голове,— а в этой игре следует думать, а не жульничать.

Мэрфи расхохотался, и пойманный за руку жулик наградил его испепеляющим взглядом, отправившись на штатное место рядом с основным навигатором.

— Успокойся, парень,— ухмыльнулся капитан.— Идем на посадку — после проанализируешь нюансы партии.— Юнец явно не походил на любителя тонкого анализа, а потому шутка прозвучала несколько насмешливо.

— Мне очень жаль, Сол, но я вынужден просить вас вернуться в каюту,— сказал пилот,— гравикомпы у нас барахлят. Может тряхнуть с самым непредсказуемым градиентом. Идем на посадку через пять минут, космопорт уже виден.

— Конечно, шкип.

Хук мельком взглянул на обзорный экран, но что на нем является космопортом, определить не сумел. Впрочем, спорить не просто бессмысленно, но невежливо. На прощание он обвел взглядом немногочисленный экипаж. На протяжении казавшихся нескончаемыми двух недель перелета эти люди были его семьей, его стаей. И хотя звезд с неба никто из них не хватал, все пятеро — пилот, навигатор со стажером-радистом, кок-механик и сидевший сейчас в реакторном отсеке ядерщик — оказались своими парнями в доску: прекрасными собутыльниками, грозными противниками за карточным столом и никудышными за шахматным. Нельзя забывать и о том, что в течение месяца им предстоит совершить бросок на Плутон и при этом постоянно оставаться начеку, чтобы иметь возможность снять Акселя с базы по первому требованию.

Оторвавшись от созерцания приближающегося Яна, Сол спустился на лифте до уровня пяти кают высшего класса — единственных на «Неудержимом», предназначенных для пассажиров,— и энергичным шагом прошел по коридору. Ему пришлось нагнуться и протиснуться боком — только так он мог преодолеть узкую дверь каюты, но чего ждать даже от номера люкс полугрузового лайнера, сошедшего с верфи добрых полсотни лет назад! Сол улегся на опостылевшую за время перелета кушетку и попытался сосредоточиться на задании, но именно в этот момент планетолет начало кидать из стороны в сторону, и Хук понял, что капитаном движет исключительно забота о самочувствии единственного пассажира. Через мгновение Акселю показалось, что он воспарил над своим коротким ложем, потом его бросило на стену, затем едва не скинуло на пол. Он почувствовал вдавивший его в постель импульс, и вибрация прекратилась. Сол понял, что планетолет стоит на поверхности Яна, и отстегнул привязные ремни.

Далеко внизу, переходя на холостые обороты, стонал реактор. Хук поднялся, в последний раз проверил содержимое чемоданов — вроде ничего не забыл — и шагнул из каюты. Его провожала вся команда за исключением ядерщика, сидевшего в прожаренном машинном отделении. Сейчас они выпроводят Акселя на поверхность слитка-переростка и на месяц уйдут из его жизни, с тем чтобы потом — как знать? — подарить ему возможность прожить ее остаток. Навигатор коротко кивнул, показывая, что оговоренные условия остаются в силе.

— Четыре недели, Сол, и… спасибо за уроки рукопашного боя.

— Не за что, дружище! — откликнулся Хук.— Надеюсь, на обратном пути продолжим?

— Обязательно,— заверил его пилот.— Ваши вещи уже внизу, Соломон.

Сол ступил на трап и обвел взглядом освещенное светом прожекторов окружающее пространство — никто его не встречал.

— Ничего не скажешь, гостеприимная планетка,— полуобернувшись, заметил он и направился вниз по трапу.

Он услышал, как закрывается люк за спиной, и, не удержавшись, посмотрел еще раз на доставивший его к Яну транспорт.

Огромный корпус планетолета выглядел жуткой развалиной. Изрытый оспинами И бороздами от попадания микрометеоритов, он представлялся Солу древним, уставшим от кочевой жизни старцем, решившим в последний раз пройти дорогами юности.

Ничего удивительного — этот полет завершающий. Хук знал, что по возвращении на Землю «Неудержимый» встает на капитальный ремонт, и все равно не мог понять, как пустота космоса может так изранить легированный стальной корпус планетолета. Он показался Акселю не существующим в объективной реальности, а картинкой, вырезанной из учебника истории развития космонавтики и наклеенной на стереоснимок ночного неба. Даже не верится, что это едва ли не дырявое корыто способно передвигаться от планеты к планете. Его передернуло от мысли, что и сам он недавно путешествовал в чреве летающего гроба.

Хук сошел с трапа, остановился между чемоданами и осмотрелся. Космодром «Рудный» отличался от всех, посещенных им ранее. Черное небо над головой недвусмысленно указывало на близость космического пространства, в то время как яркий свет прожекторов внушал мысль о гостеприимстве. Однако никто его не встречал, и первое впечатление взяло верх над вторым, практически убив его. Тем более что дул пронзительный ветер, который на Земле может разгуляться разве что на тысячемильной равнине. Сол чувствовал себя странно: слишком непривычно выглядел этот симбиоз дня, ночи, бескрайнего простора и пространственной ограниченности обитаемого мирка. Подхватив чемоданы, он шагнул по блеснувшей золотом поверхности планетоида и только в этот момент заметил спешивший навстречу электрокар.

— Альфредо Кампо,— выскочив из двухместного экипажа, представился человек, в котором нетрудно было признать испанца.

Он носил щегольские усики и вообще имел вид отъявленного сердцееда. Непонятным оставалось только одно — как он попал сюда и что вообще делает в этой Богом забытой дыре.

— Инженер-электронщик и программист,— продолжал рекомендоваться встречающий. И, поморщившись, сообщил: — Здесь у нас несколько… скучновато.

Он с интересом посмотрел на гостя, как на давно ожидаемого массовика-затейника.

— Надеюсь, мы с вами подружимся,— добавил Альфредо.— Позвольте, я помогу уложить ваш багаж.

— Конечно,— кивнул Сол.— Быть может, немного просветите меня? Как вы здесь существуете? — Вовремя вспомнив о своей роли специалиста, прибывшего на смену раненому геологу, поинтересовался он, усаживаясь на соседнее с водительским кресло.— Я только что прилетел, но мне уже кажется, что понимаю вас — здесь и впрямь можно сойти с ума от скуки… если до этого не сдует ветром.