— Ну да, я Даг Батчелор, — ответил я, все еще теряясь в догадках.
Он на мгновение заколебался, внимательно посмотрел на меня, а затем его лицо просияло.
— Даг! — закричал он. — Даг, ты помнишь меня? Это я, Кен! — Он, шатаясь, шагнул ко мне и, схватив в охапку, обнял. Я тоже обнял его, так и не вспомнив, кто это такой.
— Кен? — спросил я.
— Ага! Кен Платеро. Помнишь? Мы вместе гоняли на мотоциклах, когда ты жил у дяди.
И тут меня осенило — это же был мой приятель, которого я подбил сводить меня в бар, тот самый парень, который говорил, что пьянство — плохо.
— Это ты! А я тебя не узнал! — воскликнул я. — Давно это было, лет десять назад.
— Где–то так… Я услышал от твоего дяди, что ты здесь. Он говорит, что ты теперь христианин. Это правда?
— Правда, Кен. Я — адвентист седьмого дня.
— Я очень рад! — Казалось, он говорит из глубины сердца. — Мне так нужен Бог! У меня в жизни сплошные проблемы!
От тревоги у Кена на лбу пролегли морщинки, и, когда он вздохнул, я понял, что он сильно переживает.
— Что случилось? — спросил я.
— Моя жизнь — кошмар: жена уходит от меня, к тому же возникли большие проблемы с законом… — Кен выглядел глубоко опечаленным. — Мне нужен Бог.
— Понимаю твои чувства, — ответил я. — Я тоже великий грешник. Давай помолимся вместе.
Мы с Кеном преклонили колени прямо во дворе, и я помолился за него и его близких. Слезы струились у него по щекам, когда мы встали. Кен обеими руками взял мою руку.
— Я приду в твою церковь, Даг. А ты, пожалуйста, молись и дальше обо мне и моей семье.
— Буду ждать тебя, Кен, и всегда буду молиться о тебе, — заверил я его.
— Ты всегда был моим лучшим другом, — сказал он, забираясь в машину.
Когда он уехал, я с горечью подумал: «Нет, Кен, я был твоим злейшим врагом и толкнул тебя на неверный путь. О, Боже, что я наделал? Неужели я, будучи молодым и глупым, своим дурным примером разрушил жизнь человека?»
Больше я Кена никогда не видел. Я надеялся, что он как–нибудь придет на наши собрания, но он так и не пришел. Тогда я попытался узнать, где он живет, но не смог найти его адрес. Может, плохо старался. Вспоминать об этом очень тяжело. «Господи, — молился я, — пожалуйста, покажи мне, что делать, если я могу хоть как–то исправить это великое зло!»
Вознося молитву, я стоял перед передвижным домиком, расположенным по соседству с нами. Что за люди живут здесь? Мы с Карин знали, что они умны и красивы и у них трое детей. Позже нам стали известны имена супругов — Том и Эллис Бигей. У нее была хорошая работа — оператор компьютера и офис–менеджер. Он служил во Вьетнаме, бегло говорил как на местном наречии, так и по–английски и был высококвалифицированным электриком. Но в тот день, когда я стоял во дворе и молился, они оставались для нас загадкой.
Мы старались быть хорошими соседями и всячески пытались подружиться с ними. Карин пекла хлеб и печенье и шла угостить их. Эллис приоткрывала дверь, с улыбкой все вежливо принимала, и тут же закрывала ее. Встречаясь с ними, мы всегда здоровались и заговаривали, но они по какой–то причине оставались замкнутыми.
Однажды ночью раздался сильный стук в дверь. Не успел я открыть, как зазвонил звонок и снова постучали. Я распахнул дверь и увидел на пороге одиннадцатилетнюю Трейси, старшую из троих соседских детей. Ее глаза были круглыми от страха.
— Быстрее! — взмолилась девочка. — Папа убивает маму!
На мгновение я заколебался, напряженно думая — может, стоит позвонить в полицию и не вмешиваться самому в дела соседей? Но, поступив так, мне, возможно, никогда не удастся донести до них Евангелие. Я бросился через двор к их двери и начал громко стучать. Изнутри доносились крики, было слышно, как кто–то кого–то бьет. Сообразив, что открывать никто не собирается, я резким движением распахнул дверь и вбежал в дом.
В спальне, прислонясь к стене и тяжело дыша, стоял мужчина и в упор глядел на свою жену. Она сидела на полу, и, прикрывая руками окровавленные нос и рот, всхлипывала и стонала. Ее смуглое лицо опухло и было покрыто синяками.
Когда я вошел в комнату, мужчина едва взглянул в мою сторону. Он пристально смотрел на жену, выкрикивая проклятия то на английском, то на наречии навахо. Он замахнулся, пытаясь ударить ее, но промазал. Он снова замахнулся — и снова мимо. Женщина вскрикивала и сжималась перед ним. Тогда я понял, что сейчас он хочет просто попугать ее, а не бить. В комнате был сильный запах алкоголя.
Я больше не мог просто стоять и смотреть, поэтому встал между ними и помог ей подняться.
— А, так ты позвала проповедника на помощь, да? — рассердился мужчина.
— Прекрати, — ответил я. — Оставь ее в покое!
— Тебя кто–то звал? — зарычал он. — Убирайся вон! Я настойчиво продолжал:
— Успокойтесь, я просто пытаюсь помочь Мог бы вызвать полицию, но не стал — этим проблемы не решить. Если ты так ее ненавидишь, уйди, но не избивай ее.
— Это она виновата! — заорал мужчина. Потом они начали кричать, обвиняя друг друга, и он снова стал размахивать кулаками.
Мой рост — метр восемьдесят, а рост Тома — метр девяносто, но я применил один хороший прием: просунув руки у него под мышками, я пальцами крепко схватил его сзади за шею. Когда женщина увидела, что ему не вырваться, то вцепилась в его волосы.
— Довольно! — закричал я и, оттолкнув его к одной стене, а ее к другой — это было несложно, так как они оба были изрядно пьяны, встал между ними. Мы все тяжело дышали. Двое младших детей забились в угол и тихонько плакали.
Когда мы немного успокоились и остыли, я сказал:
— Почему бы нам не сесть и не обсудить все, как разумным людям?
Том и Эллис, спотыкаясь, прошли в гостиную и сели. Оба были нарядно одеты — по крайней мере, до начала скандала — и собирались пойти в гости. Они не желали общаться между собой, но я решил, что не покину этот дом, пока один из них не уйдет. Через несколько минут Эллис поднялась и вышла, а за ней последовали дети.
Так раскрылся их секрет. Вскоре мы с Карин узнали, что это самая печально известная семья в этих местах. Много лет их фамилия попадала в газетные заголовки. Том был высоким, красивым и грубым, а Эллис — привлекательной и кокетливой. Они ревновали друг друга, а когда напивались — что случалось очень часто — возникали стычки.
Я не знал, как поступить. Стоит ли обращаться в миссию с просьбой, чтобы их выселили? Если я сделаю это, то потеряю всякую надежду когда–либо привести их ко Христу. Как бы повел себя Иисус? Наверное, Он стал бы их другом. «Хорошо, Господи, я попробую», — подумал я про себя.
Когда у Тома возникла проблема из–за того, что он достал пистолет, угрожая человеку, который оскорбил его, я пошел с ним в суд. Когда он попал в тюрьму, я помог ему освободиться.
Карин подружилась с Эллис и детьми. Она готовила печенье и приглашала их в гости. Порой, когда возникали проблемы с Томом, дети (а иногда и Эллис) прятались у нас дома и наблюдали, как две–три полицейские машины с красно–синими мигалками приезжали во двор и офицеры разбирались со случившемся.
Однажды вечером, когда я уехал на несколько дней проводить евангельскую программу, Карин сидела в постели и читала. Вдруг задняя дверь, ведущая в спальню, открылась и вбежала Эллис. Заметив Карин, она бросила: «Извини!» и побежала дальше, а следом за ней с метлой тут же промчался Том. Карин даже не успела встать с кровати.
Мы привыкли к такому поведению. Их пьянки и скандалы отравляли все вокруг. Бывало, Том не пил несколько недель подряд и устраивался на работу, где хорошо зарабатывал. Потом он снова уходил в запой и не только пропивал деньги, но и громил все, что под руку попадется. Однажды он разбил свою новую машину, а в другой раз запустил что–то в собственный дорогой телевизор и сломал его.
Часто, когда Том был трезвым, я говорил с ним о любви Божьей. Сначала он держался настороженно, но мы с Карин просто продолжали дружить и приходить. Наконец он понял, что мы заботимся о них, и начал слушать. У Тома появился интерес к духовным вопросам. Когда–то он прочел несколько христианских книг и одно время даже посещал церковь. Друзья–баптисты немного рассказали ему, что значит быть христианином, но Тому предстояло еще узнать, как важно изучать Библию и лично общаться с Богом в молитве, что значит следовать за Иисусом, как воспитывать своих детей и молиться с ними. Все это было ново для него.
