На протяжении столетий человечество ищет уверенность, при этом используя неправильные методы и следуя неверным путем. Каждая религия, не важно насколько она искажена, ищет самого высокого и святого, что может узнать человек. Каждая религия родилась благодаря желанию существовать вечно и им же поддерживается. Верующие ценят свои религию больше всех других благословений. Для каждого истинного последователя религия – это основная и единственная безусловная необходимость. Для него религия – это жизнь в ее самом глубоком значении. Религия – единственный путь получить то, что люди желают в этой жизни и в следующей. Все самое реальное, высокое, истинное в жизни становится содержанием и темой религии. В религии мы убеждаем себя в своем безусловном и вечном существовании.
Наука и религиозная истина
Сталкиваясь с самыми серьезными жизненными проблемами, наука часто занимает позицию, которая противоречит самой серьезности этих проблем и лишает достоинства саму науку. Часто наука всего лишь характеризует такие вопросы как важные для «меньших» и простых людей, но не имеющие важности для научной общественности. Однако такое убеждение – не что иное, как самодовольная и пустая иллюзия. Никоим образом мы не хотим приуменьшить величайшие успехи современной науки; она сделала поразительные открытия и достигла невероятных результатов. Она неизмеримо обогатила и облегчила человеческую жизнь. Все мы с благодарностью наслаждаемся знаниями и властью над природой, данной нам наукой. Но несмотря на то, что наука может много чего предложить нашим чувствам и пониманию, все равно сердце остается неудовлетворенным. Во время страданий и перед лицом смерти – какая польза нам от завоевания природы, благословений цивилизации, триумфа науки и наслаждения искусством? Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?
Наука ошибается, если безразлично относится к таким серьезным проблемам человеческой жизни. Осознание добра и зла, понимание греха, праведности и осуждения, обвинения совести, страх смерти и необходимость примирения – все это такое же реальное, как материя и энергия, как количество и цифры. Они очень важны, потому что они управляют миром и человечеством, жизнью и историей. Вести себя так, как будто всего этого не существует – значит засвидетельствовать о недостатке любви к истине. Смотреть на них с презрением – значит показать недостаток самопознания. Забыть о них как об устаревших образах и глупых иллюзиях – значит продемонстрировать крайнюю поверхностность мышления. Если наука относит все эти великие реальности к разряду мечтаний и снов, то у нас по крайней мере есть право спросить, на каком основании она так делает. Мы не просто ловим науку на слове.
Если наука утверждает, что нет ни Бога, ни добра, ни зла, ни осуждения, ни наказания, ни рая, ни ада, то пусть она предоставит нам обоснованные и неопровержимые доказательства. Мы должны быть абсолютно уверены в истинности такого отрицания – настолько уверены, чтобы мы могли с уверенностью жить и умереть с ним. На карту поставлена наша неизменная вечность, поэтому нам нужна твердая, непоколебимая, божественная уверенность относительно этого. Поэтому в этой связи уместна резкая, беспощадная критика науки. Наука может утверждать все, что ей заблагорассудится относительно вины и наказания, смерти и жизни после смерти, но она не может просить нас повесить вечность на тонкую паутинку. Когда на карту поставлены наши самые высокие интересы, наше вечное благополучие или несчастье, нас ничего не должно удовлетворить, кроме надежной, божественной уверенности. Не должно оставаться места для сомнений.
Но несложно увидеть, что наука никогда не сможет предложить нам такую уверенность. Наука может быть права в том, что отвергает скептицизм, который превращает сомнение в новую догму, но ни одна из частей ее обширной сферы исследований не может привести нас к чему-то большему, чем человеческая, а поэтому ненадежная и подверженная ошибкам уверенность. Это особенно очевидно, когда наука отваживается войти в сферу религиозной и внутренней, философской и сверхчувственной истины. Тогда она сразу же оказывается в противоречии с человеческой природой всех времен и народов. Каждая человеческая душа охвачена беспокойством, от которого не избавит ни одно научное объяснение. Такие предельные вопросы возникают в сердцах и ученых и безграмотных. Гениальнейшие умы этого мира бились над ними; ими начиналась философия, и эти вопросы дали рождение всем религиям.
Более того, наука в общепринятом смысле этого слова выходит за пределы своей компетентности и понимания, когда пытается изучать и разрешать глубочайшие проблемы человека. Наука может уважать тайну бытия, но никогда не сможет объяснить ее. Именно там, где она могла бы послужить нам больше всего, она должна признать свое бессилие и оставить нас без ответа. Ей ничего не известно о нашем происхождении, нашей сущности, нашем предназначении. Поэтому она не может дать нам хлеб, который утолит наш голод, воду, которая утолит нашу жажду, и слово, которое даст жизнь нашим душам. Впереди и сзади, справа и слева, вверху и внизу наука обнаруживает тайну за тайной. Проведя лишь незначительное исследование, она продолжает сталкиваться с неизвестным, знание о котором так необходимо нам. Ее окружает невидимый мир, в который она не может войти. Неудивительно, что те, кто раньше смотрели на науку как на спасительницу, теперь разочарованно отворачиваются от нее и ищут в искусстве и идеализме, в обожествлении человека и поклонении идолу, в оккультизме и восточных религиях все то, в чем нуждается их душа и чего не может дать им наука. Это еще раз доказывает истину, что наши сердца были сотворены для Бога, и в них не будет покоя до тех пор, пока они не найдут покоя в Нем.
Задача богословия
Богословие больше всех остальных наук сознательно углубляется в эти тайны человеческой жизни. Его великая задача состоит в том, чтобы не только показать нам путь от начала до конца этой жизни, но и путь, ведущий за эту жизнь, чтобы в превратностях судьбы и в час смерти у нас могла быть уверенность в том, что неизменно и постоянно. Богословие должно вести нас к покою в Божьих руках. Богословие должно явить правоту и истину не только в научной сфере, но еще сильнее среди ужасной реальности жизни – у постели больного или умирающего, в страданиях и лишениях, в горе и смерти, явить истину совести, подавленной виной, и сердцу, жаждущему примирения и мира. Если богословие остается бессильным в таких ситуациях и не может предложить слова утешения, тогда оно недостойно занимать место среди наук.
В сущности, мы, безусловно, не можем ожидать, что наука в первую очередь предложит нам утешающие истины. Мы не можем просить естествоиспытателей или историков не использовать те образы и концепции, с которыми мы выросли и которые стали очень ценными для нас. Помимо практического применения, истина всегда обладает бессмертной ценностью. Истина – всегда жизнь, она всегда освобождает нас, коронует нас, словно царей, и дает править всем, чего она касается своим светом.
Будучи наукой, богословие также подчиняется этим правилам. Оно не может провозглашать истину, которая не может выдержать проверку, независимо от того, насколько сильным может быть утешение – ложное утешение – для праведного сердца, питаемого такой «истиной». Тем не менее, у богословия есть и практический аспект, и в этом оно сродни медицине. Не вызывает сомнений, что теоретические знания врача очень важны, но его ценность и ценность его науки подтверждается только тогда, когда он исцеляет людей. Подобным образом, богословие должно прописывать лекарства для нездоровой души. Оно должно сказать нам, каким образом мы можем получить избавление от вины, примириться с Богом, получить терпение и надежду среди жизненных невзгод и найти причины для пения хвалы пред лицом смерти. Богословие, которое не волнуют такие вопросы и которое посвящено только критике и историческим исследованиям, не достойно называться богословием. И богослов, знающий все последние достижения своей науки, но безмолвно стоящий у постели больного и не знающий ответы на вопросы потерянного грешника, не достоин своего звания.
