— На Элоизу нельзя обидеться, — может быть, мистик шутил. Или нет. Он уткнулся подбородком в колени, часто моргал. — Она… яркая.

Вновь не хватало слов, теперь — никакой связи с шестым, седьмым или сто двадцатым чувством. Рони пялился на дверь ванной; на мгновение возник образ Элоизы без ее фланелевой пижамы: у нее сметанно-светлая кожа, будто изнутри сияет, и гладкая, как скорлупа; вода проникает в переплетение волос, они темнеют до оттенка старого дерева, а еще капли скользят по щеке, длинной шее и вниз…

Рони мотнул головой, радуясь: мистик он здесь единственный.

— Яркая? — Целест устроился поперек кресла. С кроссовок капнуло. Пара грязных отпечатков неопровержимо свидетельствовала его вину. — Своеобразные комплименты девушкам делаешь… слушай, а ведь мы сегодня неплохо поработали. Самое главное, что Вербена в безопасности. Черт, надо только постараться, чтобы наши ее не забрали исследовать как родственницу одержимого…

Целест вновь закусил палец, будто пытаясь вытащить занозу. Он опасался и Гомеопатов с их мучительными тестами, и того, что Гомеопаты — правы. Вербена опасна? Ее отец разгромил половину Пестрого Квартала и снес бар — экс-тюрьму со стенами метровой толщины, словно муравейник растоптал.

Правила — это правила.

Целест вытер обслюнявленный палец о кресло.

Нет, он не готов отдать танцовщицу хмурым дядькам и теткам из научного отдела Цитадели. Не готов. Они с Элоизой придумают легенду и для отца, и для Сената, и для ордена.

— А все-таки мы молодцы, да, Рони?

— Угу. Я есть хочу.

— Да ну тебя. Впрочем, я тоже голоден… черт, и слуг не позовешь. Ничего, запряжем сестричку.

Дверь ванной распахнулась и из горячего пара, словно из пены морской, появились обе девушки. Элоиза укутала Вербену в махровый халат все того же оттенка "девчоночьих" пеленок (во всяком случае, так именовал любимый цвет сестры Целест, заставляя злиться). Отмытая и успокоенная Вербена взирала на Элоизу, как весталка — на богиню, снизошедшую в храм. Элоиза торжественно вывела ее за руку.

"Кажется, они успели подружиться", — ухмыльнулся Целест.

— Все в порядке, она цела — пара ссадин не в счет, — начала Элоиза, потом уставилась на нахально развалившегося в кресле брата и на серо-черные разводы. Она открыла рот, и Целест невольно зажал уши, предвкушая нечто сравнимое с аудиальной атакой воина.

— Целест!!

— Прости, — он юркнул к невозмутимому Рони. Пихнул в бок: — Мог бы вступиться за уставшего меня.

— Но ты правда грязный, — Рони с готовностью подвинулся на холодном полу. Элоиза кинулась к ним с видом гарпии, матово блеснули крашенные персиковым лаком ногти.

— Еще раз… глаза выцарапаю. И плевать, что ты колдун!

Вербена наблюдала за сценой сначала молчаливо, а потом хихикнула. Закрыла ладонью рот и нос, словно стесняясь смешливости, потом робко моргнула покровительнице: можно? Элоиза махнула рукой, мол, что с него возьмешь.

— У меня котяра был, рыжий, как ты, — сообщила Вербена Целесту. — Вечно облазает все кусты и лужи, а потом в кровать лезет… слушь, а у вас тут круто. Лучше, чем…

Мелькнула грозовым облаком тоска, но Вербена отогнала ее — с заметным усилием; однако маленькая танцовщица смирилась с тем, с чем все равно пришлось бы. Хорошо, что она ребенок, подумалось Целесту, дети принимают боль легко — будто сбитые коленки, а потом встают, отряхиваются и идут дальше.

А еще Вербена вырастет красивой. Обязательно вырастет… Целест не позволит Гомеопатам замучить ее. Элоиза поможет укрыть девочку.

— Лучше чем в кибитке, — закончила Вербена. С ее волос, лаково-блестящих от воды, оседали капли, и тускло мерцала заколка. — Спасибо тебе, Целест.

И она со знакомой уже грацией опустилась на колени перед воином, поцеловала в щеку — точно клюнул птенец, и вернулась к Элоизе. Целест открыл рот, медленно прикоснулся к месту поцелуя.

— Н-не за что…

— Марш в ванную! — Элоиза притянула девочку к себе. Целесту жест напомнил далекое детство, когда он был уже обреченным, но еще не Магнитом; львиная доля игрушек доставалась "жертвенному агнцу", а Элоиза отнимала и прятала.

"Пускай".

— Возьмешь одежду в шкафу. Твоему другу… — Элоиза смерила оценивающим взглядом невысокую округлую фигуру Рони, — хм… кажется, кто-то из слуг оставлял… — она закопалась в платяной шкаф, покрытый резьбой, словно экзотическими татуировками, и голос оттуда доносился гулко, как из пещеры. Разноцветные тряпки летели на пол одна за другой, Рони отшатывался от интимных предметов туалета, будто в него метили горящими углями. Зато Вербена подняла за полупрозрачную лямку кружевной бюстгальтер, слегка потянула, и кружева обзавелись дыркой, дизайнерами не намеченной.

— Прикольно… мальчики, вам нравится?

Рони высунулся в окно, точно ничего интереснее облачного неба цвета молочного шоколада, не существовало.

"Меня бы уже убили", — отметил Целест, скаля зубы на манер коня на скачках.

— Еще как.

— Во, нашла, — предъявила достаточно потертые штаны — они были чуть не вдвое длиннее ног Рони и помятую холщовую рубашку, явно принадлежавшую кому-то из слуг. Что уж это тряпье делало у Элоизы — Целесту оставалось только строить детективные версии. — Брюки подвернешь и нормально. Оба — кыш. Вера, оставь мой комплект в покое.

"Вера? Как мило. Обзавелась куклой… или младшей сестрой вместо нелюдя-брата?"

Горячая вода — сущее благословение. Целест вспоминал множество богов и божков, половину мифологии и религиоведение, на всякий случай вознося молитвы каждому. Грязную одежду он скомкал и закинул в мусорное ведро, предварительно достал диски — надо же, треснули только два из пяти.

— Что это? — спросил Рони. Он уже смыл розоватую пелену чужой крови с волос. На плече, бедре и лопатке вспухли царапины, но несерьезные, даже антисептиком обрабатывать лень… Просто зацепило брызгами камня.

Им повезло. Либо Целест выставил защитное поле? Наверняка, второе.

В везение Рони не верил.

— Пытаюсь выяснить правду, — шум воды и шипение пара заглушали слова. — О нас. Об эпидемии. Обо всем. Многое скрывает Сенат, еще больше — Гомеопаты… только бы не добрались до Вербены.

Последнее вырвалось непреднамеренно. Целест прикусил язык, а потом подумал: и? Мистик все равно все знает. Наверняка знает.

— Не доберутся.

Он успел натянуть штаны, а Рони — еще возился с длинными, как водопроводные трубы, брючинами, подворачивая под свой рост, когда грохот заполнил маленькое пространство.

"Вербена?!" — болезненная и тяжелая мысль, Целест застыл с рубашкой в пальцах, а потом выронил ее. — "Она…?"

— Прекратите! Что вы себе…

"Элоиза. Жива".

Они вывалились в комнату. Целест сжимал кулаки, его ресурс по-прежнему болтался где-то у дна, зато он собирался драться врукопашную. При необходимости. Он не только воин-Магнит, но и просто — воин… пора вспомнить древнее значение слова.

Элоиза стояла посреди комнаты, уперев руки в бока. Вербена сжалась за кроватью, похожая на зверька, застигнутого в норе сворой гончих. Гончие гремели цепями-шокерами на пороге.

— Какого… вы себе позволяете?! — Элоиза вздернула подбородок. Стражи или нет, ее это не беспокоит. Трое рослых громил, каждый из которых словно был внебрачным сыном женщины и орангутанга, щелкали серебристыми рукоятями, а цепи неярко поблескивали у ног. Целест невольно зажмурился. Такая цепь влегкую ломает бедренную кость взрослого мужчины. А Элоизу… и Вербену тоже — просто разорвет пополам.

Стражи хмуро поводили бритыми головами. Целесту почудилось, что они скалятся.

— Приказ выполнен, — гаркнул один из них.

— Да мать вашу, вы хоть знаете куда затащили ваши здоровенные задницы!? — в подобные моменты с Элоизы слетало луковой шелухой все воспитание и аристократизм. "Кое-чему я сестричку научил", невольно подумалось Целесту. Стражи неуверенно переглянулись.

— Приказ выполнен, — повторил другой, замечательный красными оттопыренными ушами.

Повисла пауза, а потом Целест кинулся бы — обязательно, если уж Элоиза не струсила, так ему и вовсе надлежит грызть глотки этим бугаям. Но из полутьмы за выбитой дверью появился еще один. Не страж — высокий пожилой мужчина, несмотря на возраст сохранивший горделивую осанку, из-за длинных волос более всего напоминал он престарелого поэта или художника; Рони тряхнул головой, невольно подмечая сходство уже троих.