Почему-то большинство авторов, пишущих о "жжутких" приключениях в иных мирах случайно заброшенных туда людей (в большинстве случаев выбирая героинями хамоватых студенток с кучей комплексов), исходили из одного ничем не подкрепленного предположения. Они считали, что человек всегда остается человеком. В смысле тела.

Позвольте, с какой стати? В другом мире, скорее всего, действуют иные физические законы. Вселенная слишком многообразна, чтобы сосредоточиться на одном, довольно узком, диапазоне излучений и однообразности констант. Неважно, единый творец, куча богов или случайность создала всю огромную совокупность миров, населив ее многообразными существами. Значение имеет только тот факт, что материя, устойчиво существующая в одном мире, обладает законным правом исчезнуть или превратиться во что-то непотребное в соседнем. Здесь ты плотный, там — газообразный, или жидкий, или еще какой. Таким образом, требуется некий общий знаменатель, одинаково подходящий для любых условий, нечто абсолютное и практически неуничтожимое.

Почему бы не назвать это "нечто" душой?

Черныш (так его теперь звали), меланхолично разглядывал суетящихся во дворе стражников и вяло размышлял о несовершенстве человеческого рода. Тот факт, что до недавнего времени он сам принадлежал к числу двуногих прямоходящих, служил мыслителю лишним подтверждением его правоты.

Чего суетиться-то? Ну, нашли тело одного из крупнейших торговцев города в несколько… как бы помягче выразиться… пожеванном виде, так что теперь? Вызывать сюда всю стражу города? Позвали бы лучше толкового мага, надавали оплеух бьющейся в истерике на кухне служанке, опросили свидетелей: домочадцев и соседей. Ничего подобного — согнали всех. Единого органа следствия в королевстве Торсия, куда его забросила шутница-судьба, не существовало. Функции полиции, расследования, прокуратуры и адвокатов заменяла стража, с различной степенью успешности справляясь с многочисленными жалобами. Население крупнейшего города королевства не превышало ста тысяч жителей, сложная система управления просто-напросто не нужна. Правда, действовала еще Тайная стража, но она специализировалась на связанных с угрозой короне делах — заговоры, шпионаж, темная магия наподобие той, что сорок лет назад унесла половину жителей континента. С тех пор магов в народе не любили.

Черныш задумчиво покосился вниз. Вообще-то, вид тела наводил на размышления неприятного свойства. Не станет зверь так глумиться над мертвецом, бессмысленная жестокость чужда животным. Голодный хищник предпочтет съесть как можно больше, с удовольствием выгрызет самые лакомые куски, расколет кости, чтобы добраться до сладкого мозга. Но при этом он не будет аккуратно откусывать суставы и вырывать глаза, причем в полнейшей тишине. Даже если предположить, что купца оглушили, странно, почему он не очнулся от боли. И не заорал.

Наконец прибыл маг, с брезгливым неудовольствием покосившийся на десяток мужчин, истоптавших место происшествия. С его появлением большая часть людей предпочла найти себе дела в другом месте, во дворе остались только те, кому это необходимо по долгу службы, или кто считал себя достаточно важным для наблюдения за процессом волшбы. То есть капитан городской стражи, его лейтенант с парой подчиненных и городской голова с тремя писцами в качестве свиты. Город принадлежал короне, поэтому выше господина Бравина власти в нем не было.

С тех самых пор, как безумный колдун Дап Проклинаемый создал свое последнее творение — магическую чуму — магия находилась в загоне. Из ста младенцев, обладавших магическим даром, выживал один, поэтому волшебников всегда не хватало. Дап относился к числу фанатичных приверженцев Трехкрылого Бога и верил, что все беды происходят от волшебства, вот и поспособствовал, в меру своих сил, избавлению от напасти. Жаль, история мира могла пойти по интересному пути.

— Что вы можете сказать, мэтр Юрган? — требовательно обратился Бравин к подошедшему магу. — Вы чувствуете эманации зла в этом месте?

Юрган посмотрел на голову, как на полного идиота. Его раздражала пафосность и напыщенность представителя королевской власти, но поделать с ним он ничего не мог. С другой стороны, Бравин был лишен предрассудков, характерных для большинства представителей низших сословий, и не испытывал в обществе мага желания побыстрее прекратить разговор и вытереть руки влажными салфетками. Такая терпимость многого стоила, поэтому волшебник сдержался, высказавшись довольно корректно:

— Здесь чувствуется присутствие какого-то гомункула, но подробнее сказать что-либо без проведения обряда невозможно. Все следы затерли своими аурами остолопы капитана Форна.

Капитан немедленно побледнел от сдерживаемой злости. На его взгляд, всех магов вместе с их так называемой Гильдией следовало держать в наморднике под присмотром жрецов. А что? И не натворят ничего, и простым людям спокойнее. Волшебников только знать и привечает, без защиты благородных давно избавились бы от чародеев.

— Я рекомендую вызвать специалиста из Тайной стражи, — продолжал Юрган. — Все-таки преступления с магической составляющей по их части, а в наличии присутствия потусторонних сил у меня сомнения нет.

— Так-то оно так, — хмуро пробормотал голова.

Внимания королевских сыщиков хотелось избежать. Особых грешков за господином Бравином не водилось, но и на святость чиновник не претендовал. Поэтому и хотел расследовать убийство собственными силами в кратчайшие сроки, чтобы спокойно сообщить в столицу о поимке преступника. Скорее всего, Тайная стража не захочет ворошить закрытое дело и присылать комиссию, отделается формальной проверкой. Конечно, при условии, что Юрган сумеет сообщить что-либо толковое, и местная стража не оплошает.

Надежды господина Бравина подпитывались высокой квалификацией местного мага, пребывавшего в захолустье исключительно из желания не лезть в столичные интриги, и ехидным взглядом лейтенанта Корника. Заместитель капитана, как полагал голова, намного умнее своего непосредственного начальника. Собственно, по этой самой причине он и не рвался занимать высшую должность в городской страже, предпочитая втихую обтяпывать связанные с контрабандой товаров делишки. Учитывая, что практически все городские верхи прямо или косвенно имели с незаконных операций толику малую (а некоторые и немалую, голова, например), влиянием лейтенант пользовался даже большим, чем если бы сидел в капитанском кресле. Опять же, с нынешним государем оно и безопаснее, больно уж тот воинственен. Кого командовать ополчением назначат, случись что? Правильно, капитана Форна, лейтенант же "на хозяйстве" дома останется.

— Вы все-таки попробуйте, мэтр, — подытожил свои размышления Бравин. — У меня нет сомнений в способности столь опытного мага, как вы, дать путеводную нить в руки доблестным воинам, жаждущим свершить правосудие и восстановить попранную справедливость.

"Доблестные воины", привычные к языковым изыскам главы, никак не отреагировали на услышанное. В отличие от Черныша, нервно стукнувшего хвостом по деревянной черепице. К магу он приглядывался давно. Рассчитывать на возвращение в родной мир бывшему работнику Министерства культуры Михаилу Павловичу Савельеву не доводилось, он помнил летящий ему в лицо железный прут и не сомневался — выжить в той ситуации он не мог. Исходя из этого, следовало попытаться устроиться в новой жизни максимально комфортно. Практичный ум немедленно мобилизовал свои интеллектуальные ресурсы и пришел к неутешительному выводу — независимо от того, случайно его занесло в кошачье тело или нет, второй раз халява не прокатит. Ангел-хранитель свои ресурсы исчерпал, на его помощь надеяться бессмысленно.

Мешало новоявленному четвероногому, и мешало сильно, новое тело. Насколько Черныш помнил, срок жизни представителей семейства кошачьих в идеальных условиях не превышал тридцати лет. Следовательно, раз в запасе у него оставалось в лучшем случае лет десять активного существования, требовалось этот срок как-то удлинить. Выход из создавшегося положения виделся в переселении в человеческое тело, вполне реальная по местным меркам операция. Таким образом можно будет и вторую молодость (третью, если считать с хвостатой и усатой нынешней) обрести, и нормально влиться в местное общество. За последние два с половиной месяца Черныш ни с кем словом единым не перемолвился, опасаясь неадекватной реакции на говорящего кота, и сейчас жутко хотел с кем-нибудь потрепаться. Хотя бы словечком перекинуться.