Павлик. Ну, где мне! Конечно, было бы приятно обрадовать маму и человечество и придумать что-нибудь необыкновенное, но… (Улыбается.) Вот разве ты, Шура, сделаешь великое открытие и выдашь его за дело моих рук.
Из соседней комнаты выходит Лаврухин.
Лаврухин. Нашелся, наконец? (Оглядывает Ведерникова.) Ого, опять расквасили физиономию?
Ведерников. Делают что могут, Михаил Иванович.
Лаврухин. Ну, пошли ко мне. Побеседуем.
Ведерников. Что-нибудь душеспасительное?
Лаврухин (сдержаннo). Почему ты не явился сегодня на кружок? Пятнадцать человек сидели и ждали тебя битых два часа.
Ведерников. Не пришел потому, что был занят.
Лаврухин. Чем?
Ведерников (с вызовом). Играл на бильярде. Подумаешь, пятнадцать человек, кружок. Тоже мне господа Пироговы!
Павлик (с опаской, поглядывая на Лаврухина). Ну зачем ты так говоришь, Шура? Ведь это неискренно. Я знаю.
Из соседней комнаты, привлеченные громким разговором, выходят Ольга и Галина.
Лаврухин (вплотную подходит к Ведерникову). А ну-ка, давай начистоту. Ведь плохо с тобой, Шурка, совсем, брат, плохо! Вспомни, как мы раньше спорили ночами, как хотелось работать вместе! Да ведь я, я богаче становился после наших споров, ты был необходим мне тогда! А теперь? Почему ты больше мне не нужен? Почему мне неинтересно стало с тобой, Шура?
Ведерников (насмешливо). Званием кандидата не удостоен, Михаил Иванович, вот и стал не пара.
Лаврухин. Ничтожно себя ведешь, Шурка. И говоришь ничтожно. (Помолчав.) Старик очень огорчен тобой.
Ведерников. Иван Степанович?
Лаврухин. Ты рассказываешь всем, что он переводит тебя в Экспериментальный институт, но ведь это неправда.
Ведерников (искренне поражен). Что? Кто же сей счастливец?
Пауза.
Лаврухин. Не в том суть, друг.
Ведерников. А все же?
Лаврухин. Эта работа предложена мне.
Очень долгая пауза, которую разряжает появление тети Таси с чайником.
Тетя Тася. Ну-с, добродетель наконец восторжествовала. (Показывает на чайник.) Он закипел. (Хлопочет у стола.)
Люся (со слезами в голосе). Я, пожалуй, пойду. Вы простите.
Павлик. Куда же вы, Люсенька? Сейчас дождь будет.
Люся. А мне все равно. (Идет к двери.)
Павлик (с укоризной). Эх, Шура. (Уходит за Люсей.)
Ведерников. А ты делаешь успехи, товарищ Лаврухин. Так сказать, переползаешь со ступеньки на ступеньку.
Лаврухин долго молча смотрит на Ведерникова и, не сказав ему ни слова, уходит к себе в комнату.
Галина. Показался во всем блеске. Хорош! (Уходит за Лаврухиным.)
Тетя Тася. Ну, прошу к столу. (Оглядывается.) Опять все исчезли. Забавно.
Не замечая Ведерникова, она гасит верхний свет и уходит. В полутьме из глубины веранды показывается Ольга. Она медленно подходит к Ведерникову и кладет ему руку на плечо.
Ведерников (поднимает голову, смотрит на Ольгу). Итак, вас, кажется, можно поздравить с успехами вашего Миши?
Ольга (точно это ее радует). А у вас слезы на глазах.
Ведерников. Еще чего. (Неожиданно.) Вы что же, действительно думаете, что я играл на бильярде? Просто после вчерашнего было неловко идти в кружок. Синяк, сами видите, какой. Стали бы расспрашивать, жалеть, а я этого не любитель. Вот и провалялся весь день в Химках, на пляже. (Пауза.) Я бы сейчас пива выпил. (Движением нищего протягивает к ней кепку.) Оленька, одолжите двадцать рублей.
Ольга. Шура, а вам не страшно за себя?
Ведерников (не понимая). Что?
Ольга. Вам не страшно, что из вас так ничего и не выйдет?
Ведерников (твердо). Выйдет. (Помолчав.) А может, и нет. Проходят дни, и я, как зевака на перекрестке, стою и любуюсь.
Ольга. Чем?
Ведерников. Жизнью, Знаете, что такое молодость, Оленька? Молодость – это искушение. Иногда мне кажется, что жизнь я люблю больше своего ремесла. (Гроза. Хлынул дождь.) Вот это по мне!
Ольга. Вы просто хвастун, безвольный лентяй и больше ничего.
Ведерников. Что? (Подходит к Ольге, обнимает ее и целует.) Может быть, и хвастун. Вполне возможно.
За окном бушует ливень.
Ольга. Зачем вы это сделали, Шура? (Ведерников молчит.) А я знаю. Вы просто сейчас очень завидуете Мише.
Ведерников (тихо). Да.
Молчание. Входит Лаврухин.
Лаврухин. Ну вот, Оленька, говорил по телефону с Иваном Степановичем. Решено! Еду в Нарьян-Мар, к Олегу Доронину.
Ольга. Ты? Ты отказался от Экспериментального института?
Лаврухин. На год-полтора попросил отпустить меня. Практика и самостоятельность – вот что мне сейчас нужно.
Ведерников (подходя к Лаврухину). Вряд ли ты можешь представить, как я себе противен. Вряд ли. Я ухожу. (Протягивает руку Лаврухину и тотчас отдергивает ее.) Нет, не давай мне руки. Не стоит. (Быстро уходит.)
Галина (в дверях). Ну, как вам нравится наш сумасброд? Едет бог знает куда, за тридевять земель!
Ольга. Миша! А как же я?
Лаврухин. Тебе учиться нужно. Два курса впереди. (Помолчав.) Значит, так, завтра в дорогу. (Улыбаясь.) Да, интересно.
Ольга (почти зло). Интересно? Что именно?
Лаврухин (азартно). Все! Все интересно, Оленька. И все, что было. И все, что будет.
В дверях появляется Нина, она подходит к Лаврухину, обнимает его.
Нина. Не уезжай, не уезжай, Миша, я тебя прошу, не надо.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ. ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ.
Декабрь 1941 года.
Комната в поселке Сокол. Маскировочные шторы приподняты, и мы видим, как за окном падает снег.
Десятый час утра. Бьют зенитные орудия. Тетя Тася и Нина сидят на диване.
Тетя Тася (продолжая). В Киеве я имела крупный успех. Когда в третьем акте «Прекрасной Елены» я пела куплеты Ореста, в публике творилось нечто невообразимое. Однажды какой-то юноша так немилосердно аплодировал, что вывалился из ложи второго яруса и упал в оркестр. Впрочем, все кончилось довольно мило. Когда он выздоровел, я разыскала его, всю ночью мы катались на лодке по Днепру. Была чудесная погода, и мы до рассвета болтали о всякой всячине. А потом он что-то изобрел, о нем писали в газетах, и он женился на какой-то некрасивой женщине. (Помолчав.) Впрочем, эту историю, я кажется, придумала.
Пауза.
Нина (прислушиваясь). Очень сильно стреляют, тетя. Может быть, вам лучше пойти в убежище?
Тетя Тася. К чему, мой друг? Ведь я все равно почти ничего не слышу.
Нина (помолчав). Сегодня пятое декабря. Третью неделю от Миши нет писем.
Тетя Тася. Терпение, мой друг, терпение!
Нина (нервно). Ну почему, почему вы так равнодушны к Мише, тетя?
Тетя Тася. Разве? Он очень милый, и мы многим ему обязаны. Но хороший тон не позволяет быть чересчур признательным. Запомни это. Что там?
Звонок.
Нина. Звонят. Я открою. (Убегает.)
Из коридора доносятся голоса, и через мгновение Нина возвращается в сопровождении Лаврухина. За ним идет Бочкин в ватных штанах и такой же куртке.
Нина. Мишка! Миша приехал. Тетя, Мишенька вернулся!
Тетя Тася (встает, целует Лаврухина). Мой друг, наконец-то! Так долго никаких писем.
Лаврухин. Ольга дома?
