А вот сегодня телефон спокойно расположился на кресле. Ада периодически косилась на него. «Поройся в своём подсознании», так, кажется, посоветовала ей Соня. Ну, где рыть начнём?

Припарковаться удалось у самого подъезда — вот это здорово повезло, прямо перед ней отъехала какая-то машина, спасибо вам, добрые люди, не пришлось круги наматывать по всему забитому по ночной поре двору в безуспешных поисках места, а потом всё равно ставить любимую девочку где-нибудь на выселках. Заглушив двигатель, Ада начала собирать по салону и складывать в сумку перчатки, шарф, сигареты, жевательную резинку. Взяв в руки мобильник, она не стала сразу убирать его, а задумалась, прижав к щеке его гладкую крышку.

Рыть надо там, где царапает, раздражает и не дает расслабиться.

Где-то в самой глубине ее мозга жила своей жизнью какая-то неуловимая и не поддающаяся определению точка, постоянно ускользающая, однако подспудно притягивающая к себе внимание. Эту мысль никак нельзя было взять и подумать, это ощущение — прочувствовать и пережить. Ада знала это зудящее состояние и очень его не любила, хотя и знала, что в один прекрасный момент что-то внутри щелкнет, запертые двери сознания распахнутся, источник раздражения найдется сам собой, и наступит облегчение. Было без толку пытаться прежде времени поймать его за хвост, но тем не менее Ада периодически устраивала «мозговые штурмы», надеясь сломать сложившийся стереотип и не ждать милостей от природы.

Вот и сейчас она сосредоточенно смотрела в темноту за стеклом, рассеянно поглаживая маленький телефончик. Ей казалось, что он тоже занимает определенное место в ее сегодняшних сбежавших и спрятавшихся мыслях.

Время шло. От нервного напряжения начал болеть затылок, заломило за ушами. Крепко зажмурившись и потрясся головой, Ада несколько раз резко вдохнула и выдохнула быстро остывающий воздух, затем решительно сунула аппаратик в сумку и вышла из машины. Как там говаривала Скарлетт О» Хара? «Я подумаю об этом завтра!»

Но до завтра ждать не пришлось. Она уже засыпала, уже накатывала тёплая мягкая волна подбирающихся снов, когда внезапно вырвавшаяся на свободу мысль сильно толкнула ее в грудь и в голову. Ада резко села в кровати. Первое чувство — привычное облегчение и радость: вот оно! Поймала! А затем она удивлённо захлопала глазами.

Ада поняла, что, оказывается, она ждет звонка Антона! Вот это новость! Они не разговаривали уже дней десять, с тех самых пор, как она ему позвонила, стоя напротив входа в Базилику святого Антония. И теперь ей, получается, позарез надо его услышать! При этом, однако, сама она звонить ему почему-то никак не могла. Глупо? Очень. Но — факт, а факты, как известно, — вещь упрямая. Что-то происходило с ней, и это «что-то» придавало прямо-таки школьную, подростковую многозначительность самым простым, казалось бы, словам и поступкам.

Ада устало откинулась на подушки и закрыла глаза.

«Ладно, об этом я тоже подумаю завтра».

Долго думать не пришлось. Антон сам позвонил на следующее утро. Ада только что погуляла с Домеником и теперь готовила завтрак для всей своей небольшой семьи, причем, каждому индивидуально. Себе — кофе и бутерброд с маслом и сыром, Александру Владимировичу — омлет, а Нике — домашний творог, обогащенный кальцием. Также надо было быстренько сделать все заготовки для щенячьего обеда и ужина. Днем придет Анна Родионовна. У нее, конечно, никто голодным не будет, однако, если не оставить ей специально приготовленную для малыша еду, она, не моргнув глазом, накормит его борщом и жареной картошкой.

— Доброе утро! Не разбудил?

— Да ну что ты?! Мы уже с Никой нагулялись, скоро завтракать будем, — Адин голос слегка дрогнул, ни с того, ни с сего забилось сердце.

— Как съездила?

— Вполне содержательно, — взяв себя в руки, сдержанно ответила она.

— Давно вернулась?

— Два дня назад.

— А я — вчера вечером.

— И далеко ль ездил? — поинтересовалась Ада.

— А в Китай, — беспечно ответил Антон.

— Что, родной бизнес позвал в дорогу? — не удержалась и съехидничала она.

— Вот-вот, всё так и было, — согласился ее собеседник.

— Как твоя простуда поживает?

— А всё прошло. Зажило, как на собаке. Хоть никто и не лечил, — мстительным голосом ввернул он.

— Значит, ты здоровенький. Иммунитет у тебя — просто супер, — наставительно сказала Ада.

— Я и сам — просто супер!

— И главное, на удивление скромный!

Они хором захохотали. Потом Антон спросил:

— Пообедаем сегодня?

— Сегодня никак, — вздохнула Ада, которой до чёртиков хотелось согласиться. — Отрабатываю недельный прогул. Может, завтра?

Ей стало неловко. Завтра была суббота. Кто сказал, что деловые люди, только что приехавшие из Китая, куда они ездили по своим серьезным бизнесменским делам, готовы развлекать по субботам унылых докторш? Для суббот у них должны быть лёгкие необременительные красавицы, легкомысленные и веселые. Однако, Антон тут же ответил:

— Отлично, заметано. Во сколько?

Может, красавицы все разбежались кто куда, пока деловой человек раскатывал по дальним странам?

— Ты знаешь, я до четырех работаю, у меня субботний прием. Мы сможем пообедать в это время?

— Отчего ж не смочь? — удивился Антон. — Просто мы назовём это либо поздним обедом, либо ранним ужином.

«Либо совсем ранним завтраком», — мысленно добавила Ада и покраснела. О как! Ничего себе тебя, подруга, заносит! Вслух же она сухо сказала:

— Как-нибудь, да назовём.

— Тогда я за тобой в четыре заезжаю.

— Заезжай.

— А я себе мотоцикл купил, — похвастался Антон, когда они доели горячее и приступили к десерту.

Он привёз Аду в небольшой ресторанчик в Замоскворечье, славившийся своей русской кухней девятнадцатого века. Убранство зала было выполнено в стиле богатой дворянской квартиры: низкие вальяжные диваны, массивные столы под белоснежными скатертями, глухие ковры, неяркий свет старомодных торшеров. На оклеенных полосатыми обоями стенах — картины в тёмных рамах. В углу стояло чёрное резное пианино, и худой грустный мужчина во фраке тихонько перебирал желтоватые тусклые клавиши, неспешно наигрывал тягучие, важные мелодии — Григ, Масснэ, ещё что-то…

Ада была здорово голодна. В субботу всегда приходила куча народа, и перекусить днем ей не удалось. Однако, начав есть нежный салат из зелени с вкуснейшим замысловатым соусом, она поняла, что именно означает выражение «кусок в горло не лезет». В отчаянии она ковыряла сочные листья, слушая рассказ своего спутника о его недавней поездке. Сама она не могла выдавить из себя ни слова, кроме дипломатических «Ага!», «Угу!» и «Ну надо же, как интересно!». Ей было холодно в жарко натопленном помещении, руки и ноги казались ледяными, даже в желудке, похоже, уютно расположился кусок льда.

Ада ощущала необъяснимую и непривычную скованность. То, что происходило с ней, что случалось в первый раз, обескураживало ее, и ей вдруг стало страшно унизиться, сказать или сделать не то, показаться смешной и глупой.

Антон рассказывал хорошо. Было очевидно, что человек любит путешествовать, и даже самые серьёзные деловые поездки старается совместить со знакомством с новыми местами. В Китае он, правда, бывал уже много раз.

— У меня сейчас было совсем немного свободного времени, — говорил он, — и единственное место, куда я решил съездить — это Великая Китайская Стена. Я там был года три назад, и вот, решил повторить.

— Зачем? Так понравилось в прошлый раз? — выдавила из себя Ада.

— Да нет! — засмеялся Антон. — Это такая бредятина, что слово «понравилось» тут не при чём. Понимаешь, эта стена — гимн колоссальной бесполезности. Кстати, ее строили три раза. Прикинь: десятки, сотни тысяч человек, из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век практически на пределе сил и возможностей возводят бестолковейшее и нелепейшее сооружение в мире. Экономика большого процветающего государства работает на износ, не выдерживает в конце концов. Меняются династии. Страна теряет свою мощь. Люди мрут, как мухи. Спрашивается, зачем? Какая практическая цель этим преследовалась, какой результат достигался? Хотели защититься от северных варваров? Не защитились. Зато построили здоровенную оглоблю в сотни километров, ширина такая, что на колеснице кататься можно. Гимн гордыне — вот что они сумели создать. Причем три раза подряд. Крайне поучительное зрелище. Слушай, а ты что такая зеленая? Ты, случаем, не заболеваешь?