Митя в конфликт открыто не ввязывался, однако восторгов по поводу Адиного брака не выказывал, опять же, абсолютно взаимно. Так что, совсем вскоре после того, как Ада вышла замуж, друзья сделали вид, что никакой свадьбы, собственно, и не было, и продолжили общаться без Петькиного участия.

Уход подруги от мужа Инну и Митю хоть и порадовал, но поверг в искреннее изумление. Этот брак, вопреки их прогнозам и ожиданиям, просуществовал более десятка лет. Ада казалась вполне довольной и спокойной. Похоже, ее все устраивало.

Впрочем, она мало говорила о своей семейной жизни, и к этому тоже вскоре все привыкли.

А в один прекрасный день, сразу после эпопеи с поиском денег для племянника, она между делом, совершенно равнодушно заявила друзьям:

— Можете меня поздравить, я рассталась с Петей и собираюсь подавать на развод.

Что больше всего настораживало, так это Адино категорическое нежелание говорить на эту животрепещущую тему.

— Ребят, всё в порядке, но сейчас я не хочу ничего объяснять и рассказывать. Совсем. Я потом, обязательно. А пока я хочу об этом помолчать. Хорошо?

Слегка обалдевшие Инна с Митей согласно покивали, между собой поудивлялись и сделали так, как попросила подруга.

Но вскоре наблюдательная Инна заметила, что Ада перестала упоминать в разговоре не только Петьку, что было вполне понятно, но и Юрика, чьи дела и проделки прежде помногу и с удовольствием обсуждала с друзьями. Осторожные расспросы ни к чему не привели — вновь последовала короткая, но убедительная просьба оставить все обсуждения до лучших времен.

Всё бы ничего, но с этого времени подругу как подменили. Потухший, равнодушный взгляд, тихий, лишенный эмоций голос, лицо, на котором застыло покорное, сосредоточенное выражение, морщина, залегшая между бровей, — всё это говорило о тяжелом душевном кризисе, переживаемом ею в одиночку. Неестественная бледность и глубокие сиреневые тени под глазами говорили о плохом сне и гнетущем беспокойстве. Митя рассказывал Инне, что и на работе Ада необычно молчалива, работает скучно, без привычного блеска.

Пару раз друзья вытаскивали ее поужинать в какой-нибудь вкусный ресторанчик, из тех, что они обычно любили посещать все вместе. Ада не старалась уклониться от «культпоходов», искренне пыталась оживиться, но выходило плоховато.

Словом, «депрессия в полный рост», как выразилась Митина жена Соня, по профессии врач-психиатр. Соня была той самой невестой с хорошим чувством юмора, которую не испугало наличие у жениха двух близких подруг. Став Митиной супругой и родив мужу двух сыновей и «на закуску», по выражению ее свекра, дочку, чувства юмора Соня не потеряла. «Девчонок» своего мужа она искренне любила и с удовольствием с ними общалась. Она частенько принимала участие в их посиделках, а так как ее девичья фамилия была Шепилова, то Митька — любитель истории прозвал их расширившуюся компанию «Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов» в честь разоблаченного Сталинского блока.

Словом, Митя, Инна и примкнувшая к ним Соня с всё нарастающим беспокойством обсуждали Адино душевное состояние. Никому не хотелось спокойно наблюдать за процессом превращения любимой подруги в ее же собственную тусклую тень.

В один прекрасный день деятельную Инку посетила сногсшибательная идея. Эта идея явилась к ней в образе пушистого бежевого щенка с черной мордашкой, который пробрался в комнату Инниной маленькой пациентки и решил познакомиться поближе с пришедшей к ним в гости тётей-доктором. Когда же хозяйка продемонстрировала очарованной ласковым лукавым малышом Инне еще небольшую толпу проворных щенков, а так же их папашу (мамаша куда-то высокомерно спряталась), роскошного кобеля довольно редкой в России породы леонбергер, то ей пришла в голову счастливая мысль, как попробовать выловить подругу из пучины депрессии.

— Добрый день, проходите, пожалуйста; Инесса Сигизмундовна, рада вас видеть; тапочки возьмите, будьте добры. Меня зовут Алена, а Вы, наверное, Ада, очень приятно, — полноватая молодая женщина, открывшая дверь, легко и радостно улыбалась. Но оцепеневшая Ада не могла даже посмотреть на гостеприимную хозяйку.

По длинному коридору прямо на нее шла гигантская желтая тощая крыса. На унылой морде, казалось, навсегда застыло выражение горестного недоумения, унылые уши печально подрагивали, тощий лысый хвост свисал унылой палкой. При ходьбе крысища чуть пошатывалась и даже задевала за стену. Не дойдя пары шагов до людей, уродина остановилась и выразительно зевнула, явив публике огромную пасть, утыканную жуткими зубищами.

— Ой, мамочки, кто это? — пробормотала Ада, не сводя со зверюги глаз.

— А это наша Ларочка, она пришла поздороваться, правда, милая? — умильно смотря на крысу, пропела Алена. Точно, крыска Лариска, с ужасом подумала Ада. Вернее, крысища Ларисища. — Это наша мамочка Ларочка, решила посмотреть, кто к ее деткам в гости пришел, — продолжала ворковать хозяйка, и тут до Ады дошло, что перед ней стоит огромная, едва держащаяся на ногах, изможденная собака, и, похоже, именно ее отпрыска сейчас будет дарить лучшая подруга Инка.

Но Алена, к счастью, заметила, насколько яркое впечатление произвела ее Ларочка на гостью, и расхохоталась.

— Не пугайтесь, Ада. Наша Лорена на самом деле белая и пушистая, вернее, рыжая и пушистая. Просто любая собака, кормящая щеночков, выглядит не лучшим образом. Их у Ларочки восемь штук народилось, и все едят мамашу поедом. Вот и высосали ее всю, даже шатает бедняжку. Ну, и полиняла она, конечно.

Уже никакие корма, никакие витамины не спасают от этой оравы.

Слава богу, им уже исполнилось два месяца, можно забирать от матери. Вы не волнуйтесь, все прививочки по возрасту сделаны, щенячки оформлены, клейма — все в порядке. А вот мы лучше сейчас папочку позовем. Димочка, иди к нам, — весело болтала Алена, и тут Ада вдруг увидала, как тихо отворилась неплотно прикрытая дверь в глубине коридора, и оттуда вышел средних размеров медведь, очень пушистый, рыжий, а голова почти вся черная. У зверя была лохматая грива и роскошный длинный хвост. Ада восторженно вздохнула.

Это был самый красивый пес, которого ей довелось увидеть за всю свою жизнь.

Он медленно приблизился, по пути мягко толкнув носом печальную супругу, мать детей своих. Мамаша от таких ласк опять зашаталась, но на ногах устояла. Пес очень внимательно посмотрел на Аду, потом неожиданно ухмыльнулся, шумно плюхнулся на пушистую задницу, со вкусом почесал лапой за ухом, отряхнулся и замер, косясь на хозяйку.

— Это Димочка, наш папа. Вообще-то, его зовут Дитмар, он у нас важный мужчина, да, Димочка?

— А погладить его можно? — отмерла Ада.

— Да пожалуйста, гладьте на здоровье, Дитмар очень ласковый мальчик, никого не обижает, — при этих словах Аде показалось, что ласковый мальчик отчетливо хмыкнул и ехидно дернул ухом. В безобидность медведей не особенно верилось. Но тут зверь довольно хитро посмотрел на гостью, неторопливо поднялся, подошел к ней вплотную и толкнул влажным носом в руку: ну все, уже пошли, я знаю, зачем вы приходите, когда по дому начинают лазить эти мохнатые комки — мои дети.

Старая, очень больная и очень усталая женщина лежала на широченной кровати, вплотную придвинутой к высокому стрельчатому окну, украшенному веселыми вставками из разноцветных стекол. Комната была просторной и светлой, несмотря на то, что солнце в это время уже не заглядывало в нее. Старинная тяжелая резная мебель, стены, затянутые тускло-розовым шелком, изящные картины в тяжелых золоченых рамах, драгоценные безделушки, — всё это лишь подчеркивало хрупкость и беспомощность высохшей фигурки под слишком толстым для такого теплого дня одеялом. Слезящиеся мутно-голубые глаза на обтянутом бледно-серой кожей лице с трудом смотрели на ясный осенний день, на высокое светлое выгоревшее за лето небо, покрытое легкими редкими облаками, на могучую пинию за окном. Мягкий ветерок, иногда залетавший в комнату через раскрытые рамы, чуть шевелил реденькие короткие волосы на почти лысой голове. Тяжелые морщинистые веки часто опускались, и, казалось, женщина засыпала, но вскоре они вновь начинали дрожать и с усилием поднимались.