Как выяснилось, причина была другая. Они кое-что слышали о бордер-колли. Не поможет ли пес решить проблему с казарками, а то их дети не могут играть здесь в футбол без того, чтобы не вляпаться в птичий помет или не поскользнуться на нем. Иногда тут вообще нельзя играть, потому что эти гуси занимают все футбольное поле и выгнать их оттуда не удается. Нельзя ли напустить на них мою собаку?
Девон, казалось, воспрянул уже от одного этого вопроса. Возможно, в нем шевельнулись гены Хемпа и Кепа.
— Ну, конечно, — сказал я. — Почему бы нам не попробовать? Завтра суббота, утро у меня свободно.
Мне не меньше, чем им, хотелось узнать, нельзя ли использовать Девона для какой-нибудь полезной цели, а не только для того, чтобы сводить меня с ума.
Это, кстати, прекрасный шанс найти его инстинктам новое применение. В Нью-Джерси тоже имеется немало казарок, правда, не таких драчливых, как здесь. Но и мы не слишком ими дорожим.
Я слышал много рассказов об упрямстве казарок, о храбрости, с которой они защищают свою территорию от посягательств людей и собак.
Джулиус и Стэнли придерживались одной тактики по отношению как к этим гусям, так и ко всякой другой дичи — демонстративно не замечали. А как поведет себя Девон?
Получив сигнал SOS от родителей, детям которых казарки мешали играть в футбол, я первым делом посетил в интернете мой любимый сайт, посвященный бордер-колли, и сделал запрос: «Гоняют ли гусей эти собаки?» Выяснилось, что бордер-колли отлично с этим справляются там, где возникает проблема: в парках, в университетских городках, на спортивных площадках, в сельских клубах, в других подобных местах. «Просто приведите его туда и дайте команду ждать, — советовал мне один из владельцев бордер-колли. — Позаботьтесь, чтобы он не тронулся с места без вашего разрешения. Он увидит гуляющих в траве птиц и сообразит, что делать».
На следующее утро мы с Девоном отправились в парк. У ограды уже стояли родители юных футболистов, среди них те, кто пригласил нас вчера, а также несколько тренеров и сами игроки.
Впереди, метрах в пятидесяти от нашей компании, по полю с важным видом расхаживали толстые громко орущие казарки, их было не меньше двухсот. Если они и заметили нас с Девоном, то ничем не выдали этого. Убираться отсюда они во всяком случае не собирались.
Девон в некотором замешательстве посмотрел на меня, потом на ограду, вдоль которой он обычно носился за грузовиками. Он не обращал внимания на растущую толпу, пока дети не начали кричать: «Давай, Девон! Давай!» Это привлекло его внимание. Он прижался к земле в позе, которую я называл «на старт»: голова почти у самой земли, взгляд устремлен вперед — сейчас прыгнет!
Я тоже подталкивал его: «Готов? Готов? Готов?» С каждым разом я повторял это все громче, все более возбужденно, невольно втайне посмеиваясь над собой: еще один странный спектакль с участием человека и собаки — на этот раз на большом футбольном поле. «Может быть, позвонить на телевидение, на канал Дискавери» — крикнул я одному из тренеров.
Тот, однако, не был настроен на ироничный лад, а просто хотел, чтобы его команда играла. «Ну же! Давай, Девон!» — прокричал он в ответ.
А Девон? Подобравшийся, напряженный, тревожный, ждущий только сигнала, он глядел то на меня, то вперед. И тут вдруг закричали казарки. Собака, кажется, впервые обратила на них внимание. У меня родилась блестящая идея: мы пойдем сейчас влево, обогнем поле, чтобы соседняя магистраль с ее соблазном — грузовиками — осталась позади нас, а казарки оказались впереди.
Между тем, подходили все новые родители с детьми. Теперь это был уже вопрос самолюбия.
«Старина Хемп смотрит на тебя, — шепнул я Девону. — Не подведи!» Пес поднял голову: я чего-то хотел от него, а он не мог сообразить, что мне нужно.
Но когда казарки шумно задвигались, он среагировал. Кроме того, сейчас ему было просто необходимо за кем-то погнаться, чтобы сбросить напряжение. Он еще сильнее прижался к земле.
«Хорошая собака», — сказал я, становясь перед ним. Его глаза перебегали с моей поднятой руки на казарок, снова на меня, задерживаясь не более, чем на секунду. «Ну, ты готов? Готов, друг?»
Наконец, я махнул рукой и крикнул: «Девон ДАВАЙ! ХВАТАЙ ИХ!» Он прыгнул на поле, прежде чем мой голос замер, подняв тучу пыли. Казарки поворачивались следом, чтобы не упустить его из виду, пока он мчался по кругу мимо стаи, низко наклонясь к земле и внимательно следя за птицами. Две казарки, в полном соответствии с репутацией этих гусей, вышли вперед, готовясь к битве.
«Удачи вам, бедняги», — буркнул я себе под нос. Уж мне-то известно, что значит сражаться с Девоном; немало осталось на мне рубцов от тех баталий. Я видел, что Девону не понравилось спокойное безразличие казарок. Он начал неистово лаять, наскакивать на птиц, хватать их зубами, пытаясь вклиниться между двумя вожаками и стаей, чтобы отрезать их от подкрепления, а затем вернуться и разделаться с остальными.
Над футбольным полем несомненно реял дух Старины Хемпа. Честь предков Девона стояла на кону.
Внезапно Девон отскочил назад, развернулся, а потом с разбегу ринулся на вожаков. Теперь, при виде этого летящего на них черно-белого снаряда, намерения их круто поменялись, и они поспешно взмыли в воздух. Девон же повернулся на месте и с яростным лаем обрушился на остальных птиц.
Громко хлопая крыльями и оглушительно крича, в воздух поднялась вся стая. В толпе зрителей раздались радостные возгласы: «Молодец, Девон! Молодец!»
Презрительно гавкнув в последний раз, Девон подлетел ко мне. Уши торчком, хвост виляет, грудь гордо выпячена — счастливейшая собака, готовая принять заслуженные аплодисменты. Я угостил его печеньем, которое извлек из кармана, сказал ему, что он ловкий и храбрый и что вся его порода может им гордиться.
К нам подбежали дети. Я было попытался их отстранить и взять собаку на поводок, но Девон мне не позволил испортить ему момент триумфа. Хвост его летал из стороны в сторону, как маятник старинных часов, он принимал похлопывания, объятия, похвалы и поцелуи, отвечал на них, тычась носом в кого попало и облизывая всех подряд.
Мы вернулись домой, чтобы я мог немного поработать, а потом снова отправились в парк к тому времени, когда игра должна была закончиться. Казарки еще несколько раз возвращались. Не знаю, была ли это все та же стая или уже другие гуси, но Девон больше не нуждался в поощрении. В поле он сразу же припадал к земле и готовился к нападению. А на третий раз уже смог очистить площадку от птиц за минуту. Это было не менее увлекательно, чем гоняться за грузовиками. Правда, порой он все же поглядывал с тоской в сторону магистрали.
Как-то у ограды остановилась патрульная полицейская машина; им тоже захотелось взглянуть на этот спектакль. Посетило нас и парковое начальство, чтобы заверить: нам здесь всегда рады. Теперь мы навещали футбольное поле два раза в день, а по субботам и воскресеньям даже чаще. Энтузиазм Девона рос, количество птичьего помета убывало. Им будет нас не хватать, когда мы вернемся в Нью-Джерси.
Я позвонил Пауле, сообщил о наших достижениях. Мы с ней обсудили, удастся ли компенсировать часть расходов на собачий корм и услуги ветеринара, если сдавать Девона напрокат гольфклубу в Нью-Джерси.
Но вот о чем я не рассказал Пауле, так это об одном разговоре с Дин. Она расписывала мне достоинства трехмесячных щенков из нового помета ее бордер-колли, и был среди них один совершенно чудесный. По ее словам, такого прелестного щенка ей еще не случалось видеть. Хотя у него есть один изъян: характерная для бордер-колли глазная аномалия — наследственная болезнь, проявляющаяся у собак этой породы с большей или меньшей остротой. Не так много шансов, что в дальнейшем это скажется на зрении этого песика, но он не сможет участвовать ни в выставках, ни, как следствие, в племенном разведении. Ну и Дин начала подумывать о поисках дома для него.
Конечно, она знала, что у меня и так полный комплект, но все же не могла не сказать о том, каким прекрасным товарищем стал бы этот щенок для Девона. В его прошлом не было неприятностей, в его настоящем нет никаких эмоциональных проблем, у него мягкий уступчивый характер. Девону он стал бы именно товарищем: ни на его авторитет, ни на его доминирующее положение он никогда бы не покусился.
