Отец — это заноза в его биографии. Пеньковскому всегда не давала покоя мысль: а вдруг КГБ узнает правду о нем, докопается, что он сражался против красных. Во время первой встречи в гостинице «Маунт Ройал» он постоянно возвращался к теме отца. Внимательные собеседники засекли гамлетовский мотив в лихорадочных воспоминаниях Пеньковского о родителе, в отчете сделана пометка: «Это наиболее ярко бросающаяся в глаза тема жизни Объекта и сыграла решающую роль в его решении работать на Запад». Возможно, и так. В 1962 году тема отца у Пеньковского переходит в манию.

С 20 мая за Пеньковским было установлено круглосуточное наблюдение. Контрразведка в феврале обнаружила, что из Генштаба на Запад уходит совершенно секретная информация. От агента в США получили запись совещания в штабе Группы советских войск. Изучили список участников. Под подозрение попал широкий круг лиц. Каждого тщательно проверили, круг сузился до нескольких человек, в их число попал и Пеньковский. Контрразведка повисла у него на хвосте.

Во время приема в американском посольстве 5 сентября Пеньковский должен был передать фотопленку сотруднику ЦРУ Карлсону. Полковник направляется в туалет, где и должна была произойти передача. Но, как назло, там подвыпивший советский гость, которого мутит, и он не отходит от унитаза. Встречу пришлось перенести. Опять Пеньковский на приеме, теперь в квартире советника английского торгового представительства Сениора, и опять вместе с Карлсоном. Но Пеньковскому никак не удается отвязаться от пьяного знакомого из своего Госкомитета, тот не отстает от него ни на шаг. Полковнику стало ясно: он под колпаком.

Итак, Пеньковский обнаруживает, что КГБ взяло его под плотный контроль. Изменилось отношение к нему на службе, как в ГРУ, так и в Госкомитете по науке и технике, начальство стало настороженно на него посматривать. В декабре 1961 года после возвращения из отпуска он стал готовиться к давно запланированной поездке в Штаты на передвижную книжную выставку — он был определен руководителем делегации. Начали готовить документы, обговаривать его задание в США. Поездку в феврале притормозили. Он опять-таки считает, что это связано с отцом: «Если все будет в порядке, то 19 апреля улетаю в Штаты. Но пока мои дела обстоят неважно. Они все еще продолжают искать место захоронения моего отца. А поскольку оно так и не найдено, то считают, что посылать меня в заграничные командировки нецелесообразно», — пишет он в дневнике.

Он не подозревает, что за тем, как он ведет свои дневниковые записи, уже наблюдает холодный чекистский взгляд. Семья, проживающая в его доме этажом выше, была отправлена в отпуск, и в квартире обосновались оперативники Второго главного управления КГБ, занимавшегося внутренней безопасностью и контрразведкой. Они просверлили в полу дырку диаметром в полсантиметра, вставили миниатюрную телекамеру и установили круглосуточное наблюдение за квартирой Пеньковского. Было зафиксировано, как он работает с «Миноксом», пользуется шифровальными таблицами, упаковывает фотопленки в конверт.

Вот такая сложилась ситуация к приезду Гревила Винна в Москву.

5 июля Пеньковский и Винн встретились в гостинице «Пекин». За день до встречи заместитель заведующего отделом Госкомитета, непосредственный начальник Пеньковского Евгений Левин сообщил ему, что люди из КГБ интересуются, с какой целью приехал в Москву англичанин. Пеньковский ответил, что у Винна дела в Торговой палате и Министерстве внешней торговли. Левин сказал, что это известно КГБ, но все равно контрразведка проявляет к нему повышенный интерес.

Что делает нормальный человек в этой ситуации? Прекращает всякие контакты с Винном, тем более что у того, собственно, не было никаких дел к Пеньковскому. Однако полковник все-таки идет на встречу с Винном в гостиницу «Украина» и передает ему материалы. Они договариваются, что устроят прощальный ужин в девять вечера в ресторане «Пекин».

Отужинать им не удалось. Пеньковский пишет: «С Винном я работаю вполне официально, и в КГБ об этом хорошо знают. В подобных случаях наблюдение вестись не должно. Однако возле гостиницы «Пекин» я заметил, что за Винном установлено наблюдение. Тогда я решил не останавливаться и пройти мимо него».

Даже я, никакой не специалист в делах шпионских, полный невежа в разведке и спецоперациях, воскликнул: какая глупость! Если КГБ знает, что у Пеньковского регулярные официальные контакты с Винном, если контрразведка установила, что они постоянно встречаются, то почему Пеньковский проходит мимо англичанина, будто это совершенно незнакомый ему человек? Но дальше Пеньковский ведет себя еще глупее. Читаем: «Потом, подумав, что он перед отъездом должен что-то мне передать, решил войти в ресторан и на виду у всех с ним поужинать. Войдя в вестибюль, я заметил, что Винн обложен со всех сторон… Увидев на дверях ресторана табличку «Свободных мест нет», я решил уйти, поскольку знал, что Винн последует за мной. Единственное, что мне хотелось выяснить, принес ли он что-нибудь для меня или нет, а также договориться о завтрашней встрече, чтобы проводить его в аэропорт».

Ну, так подойди к нему и скажи громко: «Мистер Винн, завтра я отвезу вас в аэропорт». Вместо этого Пеньковский опять проходит мимо человека, с которым прекрасно знаком, и выходит из гостиницы. Что дальше? «Пройдя по улице метров 100–150, я вошел в большой проходной двор, в котором находился садик. Винн шел за мной, и, когда он появился во дворе, мы оба заметили двух следивших за ним кагэбэшников. Обменявшись парой фраз, мы с Винном разошлись».

Да тут и дурак сообразит, что эти двое явно с нечестными намерениями шепчутся в темноте.

А вот как Винн описывает этот странный вечер: «Я добрался до гостиницы «Пекин» раньше предполагаемого времени и стал прохаживаться неподалеку от входа. Я обратил внимание на группу людей, стоявших поодаль, которые особого внимания ко мне вроде бы не проявляли. Минут через десять я увидел приближающегося ко мне Пеньковского. В руке у него был атташе-кейс. Перейдя улицу, я направился к нему навстречу, но он вместо того, чтобы поприветствовать меня, пригнул голову, приложил к носу руку и, пройдя мимо, вошел в здание гостиницы. Я последовал за ним и, оказавшись в вестибюле, увидел, что Пеньковский подошел к двери ресторана, заглянул в него и, развернувшись, направился к выходу. Проходя мимо меня, он что-то шепнул. Мне показалось: «Следуй за мной». Только тогда я понял: произошло что-то неладное.

Выйдя на улицу, Пеньковский прошел несколько сот ярдов, дошел до проулка между домами и свернул в него. Я последовал за ним, и, как только свернул во двор, Пеньковский, стоявший под деревьями, негромко крикнул: «Грев, быстро сюда!» Я поспешил к нему и, когда оказался рядом, он сказал: «Вы должны отсюда уходить. За вами следят. Возможно, увидимся завтра в аэропорту. А теперь быстро уходите». Пеньковский повернулся и направился в глубину двора.

Выйдя на улицу, я увидел за углом двух мужчин».

Потом, когда Винна арестовали, ему предъявили фотографию, на которой зафиксирована его встреча с Пеньковским. Дали прослушать запись их разговора в гостинице «Украина»: «Они включили магнитофон, — рассказывает Винн, — и я услышал наши голоса, мой и Пеньковского».

Конспираторы! Не могли сообразить, что номера «Украины», в которые селят иностранцев, в обязательном порядке оборудованы подслушивающими устройствами.

На другой день Винн приехал в Шереметьево задолго до вылета своего рейса.

Пеньковский тем временем пришел к выводу, что он намного умнее контрразведчиков, и выработал план, как переиграть КГБ. Он с негодованием доложил руководству ГРУ, что комитетчики «сорвали ему ужин с иностранным представителем, который вот-вот станет нашим агентом». Пеньковский сказал также, что Винн был страшно перепуган, когда понял, что за ним ведется слежка. Опять же глупость! Да какой иностранец в Москве тогда не знал, что за ним ведется слежка. Тем не менее, начальство Пеньковского сделало вид, что это возмутительно. Полковник успокоился и, радуясь, как он хитро обвел вокруг пальца соседей, рванул в Шереметьево.