До чего же омерзительно показалось Пеньковскому после Лондона в Москве. Мрачный город, ни тебе роскошных универмагов, ни фешенебельных магазинов, ни сверкающей в любое время суток Пикадилли, ни ночных баров, ни приличной компании. Ему ненавистны люди, с которыми приходится общаться. Свою ненависть он изливает в дневнике: «Интересно наблюдать за высокопоставленными советскими чиновниками, когда они находятся в кругу близких им людей. На трибуне и в семье за рюмкой водки они совершенно разные. Они очень похожи на персонажей гоголевских «Мертвых душ» и «Ревизора». Ясно, что описанные классиком «герои» с наступлением «советского периода» не исчезли. Я бы сказал, что сейчас их даже больше, а образы их стали еще выразительнее бросаться в глаза».
Если начнется война, Советская Армия рассыплется, все кинутся спасаться, и некому будет воевать
Да, непросто, даже неприятно жить борцу за дело Правды среди Ноздревых и Хлестаковых. Но была одна персона в СССР, к которой борец испытывал крайнюю степень ненависти. Это — Хрущев. Понятно, что к тому времени Никита Сергеевич стал сильно раздражать значительную часть населения страны. Уже приобрел зримые контуры культа личности Первого секретаря ЦК.
Пеньковский как-то разговаривал за бутылкой водки со своим приятелем, преподавателем марксизма-ленинизма, и тот воскликнул: «Бедная история КПСС! Сколько же раз ее переписывали!» И они начали вспоминать, сколько разных изданий истории партии большевиков они изучали и как все они противоречили друг другу. Приятели пришли к выводу, что партию основал Ленин, а после его смерти у руля государства оказались сплошь враги и предатели. Преподаватель начал перечислять: «Троцкий, Зиновьев, Бухарин… Молотов, Каганович, Маленков». Потом помолчал и добавил: «Только Хрущев, враг нашего народа, остался еще не разоблаченным». Друзья, опечалившись, налили еще по рюмке водки и молча выпили. Пеньковский сделал вывод: «Как ни печально, мы, видимо, не можем жить без диктатора, без культа личности». Мог ли он предполагать, что не пройдет и года после его казни, и Хрущева разоблачат как волюнтариста и сотрут его имя со страниц учебников истории КПСС.
Как же он ненавидел Хрущева! В дневник заносит: «Сталин и Берия много зла причинили нашему народу. Об этом мы знали и без хрущевских разоблачений культа личности Сталина. На съезде Хрущев не только «не отмылся» перед всем миром, но еще больше себя запятнал. В злодеяниях, чинившихся в стране Сталиным и Берией, он принимал самое непосредственное участие. Однако и сейчас многие скажут, что при Сталине порядка было больше, а этот дурак Хрущев разрушил все — и промышленность, и сельское хозяйство».
Пеньковский пишет: «Люди недовольны милитаристскими речами Хрущева. Говорят, что он вынуждает Кеннеди, Макмиллана и де Голля вооружаться. Тогда что же нам делать? В народе поговаривают, что если был бы жив Сталин, то он, по крайней мере, все делал бы втайне. Хрущева критикуют за его болтливость, откровенную тупость, за то, что выдает миру наши государственные тайны». И опять про Сталина: «Будь жив Сталин, он бы на месте Хрущева так открыто не высказывался, а преступные замыслы держал бы в секрете. Но у этого Хрущева что на уме, то и на языке». Интересно, а сам полковник чем занимался, как не передачей государственных секретов противнику? Казалось, должен был бы радоваться, что «работает» на пару с главой государства.
Однако не все в деятельности Хрущева отвратительно Пеньковскому: «Конечно, после Сталина террор в стране пошел на убыль, и в том заслуга Хрущева. Он освободил тех, кого незаконно держали в заключении, и реабилитировал уже расстрелянных». И тут же: «А их семьи? Те, которых выселили Бог знает куда? Теперь они получили жилье и маленькие пенсии за тех, кого репрессировали. Извините, говорят им, маленькая неувязочка вышла… Хрущев хочет оправдать в глазах народа как себя, так и органы КГБ. Он надеется завоевать народную любовь амнистиями и реабилитацией невинно убитых и заживо съеденных крысами. Но люди все прекрасно понимают и говорят: «Опоздали. Мертвых не воскресить. Кому нужна эта реабилитация, если люди уже давно сгнили?»
Неужели так никому и не нужна?
Пеньковский укоряет Запад в том, что он потакает Хрущеву в его сумасбродстве. Взять события в Венгрии. Пеньковский пишет: «А как тогда отреагировал Запад? Да никак. Запад хранил молчание, а это придало Хрущеву уверенности в своих действиях… Если бы тогда Запад ударил его по рукам, то он лишился бы власти, и восточноевропейские страны были бы свободны». И Пеньковский дает совет президенту США: «Кеннеди в отношении нашей страны должен проводить жесткую политику. США бояться нечего — Хрущев к войне не готов». И далее: «Лидеры всех западных стран должны собраться на международную встречу, не приглашая на нее Хрущева, и в конфиденциальной обстановке решить, что им делать… Хрущев всегда будет держать камень за пазухой, а порох сухим».
Пеньковский в своих донесениях объясняет, почему Хрущев хочет начать войну первым. Потому что, если боевые действия откроет Запад, Советская Армия мгновенно рассыплется, масса дезертиров, побросав оружие, кинется спасаться, и некому будет воевать. Пеньковский не перестает удивляться, почему Запад так верит заявлениям Хрущева о несокрушимой мощи Советского Союза: «Обсуждая эту тему, мы, сотрудники Главного разведывательного управления, не можем удержаться от смеха: «Ну, какие же на Западе дураки! Они снова нам поверили!»
На самом деле надо еще посмотреть, кто дурак. Запад никогда не верил в миролюбие коммунистического режима, кто бы ни был во главе его — Сталин, Хрущев или Брежнев. Даже Горбачеву, несмотря на горбиманию, не доверяли. В особенности Хрущев, казалось, намеренно старался создать образ воинственного руководителя — держался заносчиво с лидерами других стран, делал шокирующие заявления. Посла Британии, например, он пугал, что ему ничего не стоит попасть ракетой в Белый дом.
На встрече с американским сенатором Губертом Хэмфри Хрущев восторженно убеждал собеседника во врожденном миролюбии советского народа, в его, Хрущева, личном желании установить мирные отношения с Америкой. И вдруг: «У нас есть такие ракеты, что могут ударить в любое место на Земном шаре». Подошел к карте: «Как называется город, в котором вы родились?» — «Миннеаполис», — ответил сенатор. Хрущев обвел Миннеаполис кружком: «Помечу, чтобы не забыть дать указание не нацеливать ракеты на этот город». Сенатор спросил: «А вы где живете, господин председатель?» — «В Москве». Сенатор посмотрел на карту: «Извините, но я не смогу ответить подобной же любезностью». Присутствующие рассмеялись.
Вряд ли сенатор Хэмфри подозревал, что Пеньковский уже успел предупредить его президента, что высокоточные советские ракеты — это блеф: «Хрущев говорит, что Советский Союз способен послать свои ракеты в любую точку планеты, однако это пустые слова. Пока мы на это еще не способны. Хрущев об этом знает. Конечно, наши ракеты могли бы достичь территории Соединенных Штатов Америки, Кубы и других стран, но поразить какие-то определенные цели мы пока не способны. Таких точных ракет у нас нет… Говорить о наличии у нас надежных стратегических ракет пока преждевременно. У нас постоянно с ними что-нибудь случается. Беда в том, что у нас никудышная электроника». (Для справки: когда проводились учебные стрельбы на Камчатке, ракеты отклонялись от цели до 50 километров.)
Маршал Варенцов как-то ему сказал: «Все на бумаге, ничего в металле». Пеньковский делает заключение: «Советский Союз не готов к ведению войны. Вся эта агитация за мир, которой, к сожалению, верят западные лидеры, — чтобы скрыть правду».
Пеньковский, по всей видимости, не знал, что начиная с 1957 года советская военная разведка осуществляла операцию, которую можно условно назвать великая ракетная дезинформация. Ее цель — убедить руководство США, что СССР отстает в ракетной сфере. Западу настойчиво внушалось — через акции сотрудников ГРУ, через публикации в закрытых изданиях, через технические мероприятия и, возможно, через Пеньковского, что советские межконтинентальные ракеты имеют невразумительную систему наведения на цель. Поэтому их нельзя использовать в качестве средства поражения позиций американских ракет. Обман раскрылся случайно только в 1968 году. А до этого времени американские ракетные пусковые установки были беззащитны, и в случае войны легко уничтожались.