— Тогда, сударь, — сказал Фандор, — я был бы вам благодарен, если бы вы помогли мне установить личность Елены Майенбургской.
При этом имени старичок побледнел, потом позеленел, потом снова покраснел и посмотрел на посетителя выпученными глазами:
— Как… Как вы сказали?
— Я сказал… Елена Майенбургская.
Чиновник подпрыгнул на месте и забил короткими ручками, словно петух крыльями перед тем, как закукарекать.
— Негодяй! — закричал он. — Вы просто негодяй, милостивый государь! Выйдите немедленно из моего кабинета! Убирайтесь, или я велю вас арестовать!
— Какая муха вас укусила? Объясните же мне, черт возьми!.. Я иностранец…
— Вон! Вон отсюда! — продолжал бушевать чиновник, — Я не позволю! Я верноподданный Ее величества королевы Вильхемины!
С письменного стола он схватил огромный колокольчик. Фандор понял, что пора ретироваться. «Надо пока что избегать скандала, — думал он, выходи из кабинета. — Нечего сказать, хорошенькое впечатление производит здесь имя Елены Майенбургской!.. Что же мне теперь делать? Попробую навести справки в департаменте морских перевозок».
И придав своему лицу как можно более значительное выражение, Фандор вошел в другой кабинет. Его хозяином оказался длинный-длинный тощий господин, который, было похоже, вот-вот переломится в пояснице. Фандор отвесил ему вежливый поклон.
— Не знаю, сударь, к вам ли я должен обратиться, — начал он, — но я иностранец и надеюсь, что вы простите мне возможную ошибку. Я увидел на дверях вашего кабинета изображение корабля и подумал, что вы, должно быть, в курсе передвижения всех морских судов. Мне хотелось бы узнать, где находится сейчас броненосец «Роттердам», когда он прибудет в гавань Амстердама и когда, следовательно, я смогу увидеть пребывающего на нем графа д’Оберкампфа?
И желая произвести хорошее впечатление, Фандор добавил:
— Это мой друг…
Видимо, Фандору в этот день было суждено попадать впросак. Чиновника, который в начало благосклонно взирал на посетителя, как будто подменили. Он закричал, брызгая слюной:
— Вы негодяй! Вы не знаете, с кем имеете дело! Я вызову вас на дуэль, вы кровью заплатите за свою наглость! Как вы посмели произнести здесь имя графа д’Оберкампфа? Вы еще, чего доброго, спросите меня о Елене Майенбургской! Вы шпион! Вы явились, чтоб скомпрометировать меня! Не выйдет! Да здравствует королева Вильхемина!
С неожиданным проворством тощий чиновник протянул длинную руку и схватил Фандора за грудки:
— Кричите: «Да здравствует Вильхемина!» — или я убью вас…
— Да здравствует Вильхемина! — без особого энтузиазма прокричал Фандор. Ему, в общем, было все равно.
«Это страна буйнопомешанных, — ворчал он, выходя из здания ратуши. — Обращаться к здешним чиновникам опасно для жизни. Попробуем что-нибудь другое».
Неподалеку находилось заведение, напоминающее кафе. Зайдя внутрь, Фандор потребовал пива, и минуту спустя ему принесли большую пенящуюся кружку и трубку, набитую табаком. «Трубку я не просил, — подумал журналист, — но, наверное, здесь так принято. Ну что ж, сделаем еще одну попытку». И, глядя прямо на официанта, Фандор громко произнес:
— Долой Елену Майенбургскую! Да здравствует Вильхемина!
Журналист был уверен, что на этот раз он попал в точку и что народ, в лице официанта, поддержит его. Но не тут-то было. Физиономия у официанта перекосилась, и он заорал что было мочи:
— Долой Вильхемину! Да здравствует Елена Майенбургская!
Свое восклицание он сопроводил длинным высказыванием по-голландски. Фандор ничего не понял, и красноречие официанта пропало втуне. «Да что же это за напасть! — подумал журналист. — Что ни удар, все мимо… Ну-ка еще разок!»
— Долой графа д’Оберкампфа! — крикнул он и приготовился к катастрофическим последствиям.
Он не ошибся. Глаза официанта налились кровью. С криком: «Да здравствует граф д’Оберкампф!» — он кинулся на Фандора. Терпению журналиста пришел конец. Уклонившись от нападающего, он схватил его за шиворот, резкой подсечкой лишил равновесия и швырнул в большой чан, где отмачивалась соленая треска.
— Если так будет продолжаться, — ворчал он, поспешно ретируясь из кафе, — мне не удастся завязать в этом городе много дружеских связей… Одно, во всяком случае, я знаю теперь точно; имена Елены Майенбургской и графа д’Оберкампфа здесь лучше не произносить…
Неожиданно для себя он оказался перед королевским дворцом. У входа он увидел группу офицеров и членов дворцовой охраны, вооруженных алебардами. Они о чем-то разговаривали «Красивые костюмы… Как в опере!» — подумал Фандор, проходя мимо. Вдруг он замедлил шаг, потом остановился и вернулся обратно. Новая идея зародилась в его голове. Сняв шляпу, он вежливо обратился к одному из офицеров:
— Прошу прощения! Я иностранец и хотел бы получить от вас маленькое разъяснение…
— Я к вашим услугам, — сказал офицер, поклонившись.
— Я слышал, — продолжал Фандор, — что ваша всемилостивейшая королева Вильхемина охотно удостаивает аудиенции людей искусства, приезжающих в Амстердам. Я художник и литератор. Могу ли я надеяться удостоиться такой чести?
— Я готов помочь вам, любезно ответил офицер. Соизвольте следовать за мной, я провожу вас в канцелярию двора Ее величества, где вы сможете подать соответствующее ходатайство. У вас есть удостоверение личности?
— Да, конечно.
— Тогда нет сомнения в том, что аудиенция будет вам предоставлена.
Следуя за офицером, Фандор внутренне ликовал. «Я предпринял рискованный маневр, — думал он, — но игра стоит свеч! Только бы мне увидеть королеву, и я сумею ей объяснить, что Элен не имеет ничего общего с Еленой Майенбургской и что все это — результат происков Фантомаса и его сына Владимира, выдающего себя за графа д’Оберкампфа…»
Желая быть любезным, он сказал вслух:
— Разрешите мне как иностранцу, выразить восхищение патриархальными нравами вашего отечества. Мне очень приятно, что королева вашей страны столь милостива и удостаивает аудиенцией не только своих подданных, но и иностранцев!
— Милостивый государь, — ответил офицер с довольной улыбкой, — королева Голландии действительно хотела бы, чтобы не существовало никаких преград между ней и ее подданными. К сожалению, сейчас, в связи с трагическими обстоятельствами, о которых вам, конечно, известно…
— О да, о да, сказал Фандор.
«Этот народ состоит из сфинксов, — подумал он про себя. — Все говорят загадками… Ничего невозможно понять!»
Тем временем они вошли в здание, где располагалась канцелярия Ее величества. В роскошном кабинете их встретил какой-то высокопоставленный чиновник.
— Дорогой барон, сказал офицер, этот художник-иностранец ходатайствует о чести быть принятым Ее величеством…
— Прошу садиться, — обратился чиновник к Фандору. Разрешите узнать, какие мотивы побуждают вас просить об аудиенции у Ее величества?
— Я хотел бы услышать из уст вашей всемилостивейшей государыни ее суждения о стране, народе, о здешних нравах… Вы знаете, с какой симпатией относятся во Франции к Ее величеству, и я думаю, что книга о ней встретила бы у нас хороший прием…
— Да, конечно… — промолвил барон, — Ее величество, разумеется, не откажет вам в аудиенции. Разрешите ознакомиться с вашей аккредитацией или, хотя бы, удостоверением личности… Вы понимаете, что в свете нынешних событии…
— Разумеется, я понимаю, — сказал Фандор, который в действительности понимал все меньше и меньше, — Вот удостоверение, выданное мне по всей форме в Префектуре полиции Парижа…
Чиновник с любезной улыбкой взял паспорт Фандора, но, едва заглянув в него, побледнел и подскочил на месте:
— Простите… Нет ли здесь ошибки?.. Так как вы говорите, ваше имя?
— Фандор… Жером Фандор.
Чиновник сжал кулаки. Глаза его засверкали.
— Негодяй! Подлец! Бандит! — закричал он благим матом. — И ты посмел явиться сюда? Посмел просить об аудиенции?
Офицер, приведший журналиста, выхватил саблю и заорал в свою очередь:
