Пробивая стены ближе к выходу из крепости через мост на р. Мухавец, нас собралось около 300 человек, которые были сжаты огнем и дымом, охватившим здания от вещевого склада. Здесь я встретил л-та Мартыненко (с ним учились в КПУ и его закончили), мл. л-та Смагина, военфельдшера (с 3 кубиками), выпускника Харьковского медвоенучилища. Последний рассказал нам (офицерам), что он прибыл накануне 22.VI.41 г. в гарнизон и не знает, кому сдать документы. Его назначили нач. по мед. части (впоследствии он был убит бойцами за невыполнение приказания 24.VI.41 г.), был здесь ст. л-т (фамилии не помню), тяжело раненный. К вечеру и всю ночь рвались боеприпасы (и даже начался пожар днем) на складе. Вечером очистили противоположную сторону крепости от врага[273]. В этом большая заслуга большой группы бойцов, которые вели огонь со стороны Белого палаца. На Буте уже было возведено около 8 понтонных мостов. Деревянный мост[274] через Бут или его рукав оставался и на пятые сутки невредимым, за исключением легких минных пробоин. Когда были выбиты фашисты из расположения 84 сп, было тихо минут 5–6. Все, что было возможно из оружия и боеприпасов, опускали в подвалы. Тогда сразу начался артобстрел (минут 35) и после налет авиации с воющими сиренами. Мы были в подвалах. Некоторые подвалы, где попадала прямым попаданием бомба, засыпала выходы (отверстие круглое из подвала, которые находились в полу зданий) обломками стен. Бомбы были довольно крупного калибра. От волны взрыва шла кровь с ушей и носа. Рот нельзя было закрывать.
23. VI. Утром было тихо. Местная ружейная перестрелка. Я получил тяжелое пулевое ранение в левую ногу (в 1-й день получены легкие осколочные). Вели оборону круговую. Был обстрел и со стороны Мухавца. Питания и воды не было. Я больше всего уже находился там, где и застала война меня, т. е. вдоль р. Мухавец. На противоположной стороне[275] остались Мартыненко, Смагин и др. л-т с группой бойцов. Раненые были сосредоточены на южной стороне.
Враг делал попытки врываться в крепость, ежедневно ему удавалось на некоторое время просочиться, но не надолго.
На третий день со стороны Бреста появились два легких танка. Они обстреливали казармы, расположенные за Мухавцом, а затем направились через мост в крепость. Не доходя до моста, один был подбит из крупнокалиберного пулемета[276], второй ворвался в крепость, где подавил раненых бойцов, лежавших в здании[277], сделав два выстрела[278], и ушел. Гранат не было[279], чтобы его уничтожить, т. е. подорвать. Когда он ушел, по-видимому, и захватил за собой подбитый танк[280], потому что его не было, когда мы выползли снова из подвалов, над которым прошел танк, давя раненых. На третий день с 24 на 25-е была ночью сильная бомбежка с воздуха. После чего многие здания были разрушены.
25-го была бомбежка и днем. Не было воды: пили свою мочу, которой также не было; кровь, которая запекалась в ранах. 26-го днем после полудня послышались звуки рупора, который был установлен неизвестно где — то ли в голых от листьев кустарниках и вербах и тополях. Звуки были на ломаном русском языке: «Русь, сдавайся, бей комиссаров и евреев! (это слово они передали иначе). Сдавайтесь в плен!!!» Но на эти наглые звуки ответили последними боеприпасами (в это время проходило южнее крепости до полка наших самолетов). Это вселило в нас уверенность в нашей близкой победе. Все и раненые в этом бою участвовали. После отбития атак врага был артобстрел и через час налетела авиация. От которой я потерял сознание, так как был в это время (время обороны) раненный аж два [раза]. В ночь с 25-го на 27-е уже под утро рассказывали бойцы, с которыми был вместе: немцы ворвались в крепость со стороны Белого палаца и на южную часть до Мухавца, где 27 июня 1941-го подобрали, т. е. захватили, в одном из подвалов (возле прохода ворот до р. Мухавец, в метрах 50–70 от центральных ворот) в плен, вместе с моими 50 (около), 54 человека бойцов и мл. командиров. Все были ранены.
Я пришел в сознание по ту сторону Буга, куда нас увезли и бросили на сыром лугу…
Подпись
20. VII.52 г.
Источник: ДФ ЦМВС Б-4/227.
№ 62. Воспоминания военнослужащего ветеринарного лазарета 333-го стрелкового полка Хитрова Никифора Илларионовича (события 22.06.41-[?].06.41).
Хитров Никифор Илларионович. Участник обороны Брестской крепости в 1941 году (333 сп).
С 1939 года я проходил срочную службу в ветчасти 333 сп. Который в 1941 г. расквартирован был в Брестской крепости. Ветеринарный лазарет размещался в помещениях под земляным валом неподалеку от Северных ворот в сторону дислокации 125 сп. Там в основном и проходила служба личного состава ветчасти, а жили мы в здании казарм 333 сп в Юго-Западном углу его, с отдельным входом со стороны здания комендатуры 9-й погранзаставы.
Все военнослужащие ветчасти (срочной службы) были закреплены за подразделениями полка, имевшими лошадей. Я обслуживал конский состав артиллерийской батареи 76-мм пушек (которые транспортировались конной тягой).
На 22 июня 1941 года у большинства из нас, в том числе и у меня, были увольнительные записки в город, вечером 21 июня было приподнятое настроение в предвкушении предстоящего свободного гуляния по улицам и паркам города. Поздно вечером с наступлением темноты, помнится, мы смотрели прямо на улице в районе Трехарочных ворот (кажется, у расположения 111 осб[281]) кинофильм «Руслан и Людмила», недавно вышедший на экраны. В казарму вернулись уже за полночь и, конечно, сразу по-солдатски крепко уснули.
В 4 часа утра 22 июня мы были разбужены взрывами бомб и снарядов (кажется, артиллерия вела огонь прямой наводкой с селения Тересполь на польской стороне). Заглушал грохот рушащихся зданий, в промежутках между взрывами было темно от дыма, пыли и смрада. Со сводчатого потолка градом падали куски кирпича и штукатурка, сбитые осколками снарядов, попавшими извне через окно и дверь. Стало ясно, что это война, поэтому мы без промедления принялись вытаскивать обмундирование из-под обломков, личное оружие и через помещение полковой школы (забитую до этого дверь туда мы взломали) и направились к штабу полка. Там и началось мое участие в обороне крепости.
За истекшие 45 лет было много написано воспоминаний о боях тогда, в крепости, довольно подробно и обстоятельно, поэтому, я думаю, что, описывая подробности тех дней, я вряд ли сообщу что-либо новое.
В памяти моей еще сохранились эпизоды ликвидации отрядов врага, прорвавшихся через Тереспольские ворота к гарнизонному клубу и комсоставской столовой, бои (вплоть до рукопашных, в помещении клуба (бывшей церкви) и др.
В первый же день войны, уже перебравшись в подвальные помещения, где было много раненых, мне пришлось оказывать им помощь, делать перевязки, т. к. на этом участке обороны не оказалось медиков (ветеринария во многом сходна с медициной, да и знаки различия на обмундировании отличались только цветом эмблем).
Этим я занимался несколько часов, причем большую помощь в этом оказывали воспитанники полка во главе с Петей Клыпой, которые чудом проникали в склады ОВС и доставали там новые простыни, которые мы разрывали на бинты, т. к. практически никаких перевязочных средств у нас не было.
В последующие дни трудности усугублялись отсутствием воды и недостатком продовольствия. Особенно мучительно это было наблюдать среди женщин и детей — в основном семьи командного состава погранотряда, многие из них были ранены и контужены (в первые дни они были сосредоточены в подвальных помещениях западной части здания 333 сп). Здесь также замечательными помощниками были наши подростки.
С самого начала обороны ощущался недостаток боеприпасов. На второй (или на 3-й?) день положение несколько улучшилось с приходом к нам в подвалы оставшихся в живых пограничников во главе со старшиной Владимиром Тумановым, которые несли два ручных пулемета, патроны и даже гранаты. Это дало нам возможность осуществить штурм северозападной части кольцевого здания, где размещался склад боепитания, выбить оттуда фашистов и запастись боеприпасами (патронами, гранатами и даже минами)[282].
