— Сафон, вы не поняли меня. Я не боюсь, что Орсини помешает мне уехать. Если бы решение было принято, меня бы никто не удержал. Но это — это как гадание. Вы понимаете?

— Да, кажется, — скаал Сафон задумчиво. — Вы загадываете желание и раскладываете пасьянс. Складывается пасьянс — вы едете с Луизеттой, не складывается — остаетесь дома, как бы оно ни было дальше.

— Да, — она кивнула. — В общем, так.

— Чтобы сорвать наши планы, регенту достаточно отправить первого министра домой на несколько часов раньше, — рассмеялся Сафон.

— Ошибаетесь, — сухо сказала Изабелла. — Орсини всегда был сам по себе. Не думаю, что регенту удается помыкать им. Так что вряд ли что-то, кроме его собственного желания, может руководить его поступками.

Сафон буравил ее взглядом. Ей казалось, что он читает у нее в сердце.

— Надеюсь все же, что у регента найдется срочное дело для господина маркиза на вторую половину дня. Так что я буду ждать вас, ваше величество. Я не прощаюсь, — он нахлобучил шляпу и вооружился тяжелой тростью.

— Такой милый и такой хитрый старик, — усмехнулась Луизетта после его ухода.

— Он хочет быть министром.

Они услышали тяжелую поступь Мадлен. Выражение раздражения на ее лице усилилось.

— Я не нашла никакой книжки, — сказала она

— Я найду ее сама. Пойдемте, Луизетта.

Она взяла бывшую фрейлину под руку и увела из гостиной.

— Зачем вы держите ее в доме, ваше величество? — прошептала Луизетта.

— Мадлен? Не знаю. Мне неудобно выгнать ее. Она моя родственница.

— Ну и что? Она как деревянный табурет среди мягких кресел, — пожала плечами Луизетта.

— Но выпроводить ее означает оскорбить моего мужа.

— А разве не стоит поставить его на место? Ох, простите, ваше величество.

— Не извиняйтесь, — улыбнулась Изабелла. — Пустяки.

— Вы несчастливы? — быстро спросила Луизетта, словно пугаясь собственных слов. Изабелла отвела глаза.

— Я несколько иначе представляла себе свою жизнь, — уклончиво сказала она.

Около шести Изабелла начала переодеваться. Она собиралась вступить в новую жизнь королевой. Она надела платье с глубоким вырезом. Поверх юбки из парчи светло-лимонного цвета была красная атласная, открывающая перед нижней, того же материала был корсаж и рукава. В половине седьмого Изабелла собрала самое необходимое и приказала заложить карету. Без десяти семь они с Луизеттой отнесли вещи в карету. Но Изабелла твердо решила дождаться установленного ею часа. Наконец она услышала, как пробило семь. Орсини не появился. Изабелла спустилась вниз. У двери стояла Мадлен.

— Куда вы? — спросила она.

— Я уезжаю, — спокойно сказала ей Изабелла.

— Куда?

— Не знаю, — честно признала Изабелла.

— Как так? Что сказать Эжену?

— Ничего, Мадлен. Впрочем, что хотите.

— Вы едете в гости к этой даме?

— Пусть так. Прощайте, Мадлен.

— Когда вы вернетесь? Завтра?

— Никогда.

Мадлен тупо глядела на нее, не понимая. Изабелла отстранила ее. Дверца кареты захлопнулась, и до Мадлен донеся стук колес — Изабелла уехала.

Так случилось, что не прошло и десяти минут, как приехал Орсини. Раскрыв дверь, он сразу увидел Мадлен, стоявшую столбом на лестнице.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. Мадлен мотнула головой.

— Что ж ты стоишь здесь?

Мадлен быстро пошла наверх.

— Стой, — остановил он ее. — Ты что, онемела?

— Нет.

— Слава богу, — заметил он и поднялся на второй этаж. Мадлен поотстала. Орсини прошел в комнаты Изабеллы. Ее платье было брошено на стуле, ящики выдвинуты, словно здесь что-то искали. Орсини огляделся. В комнатах царила тишина, тишина и беспорядок. Орсини позвонил, вызывая горничную. Никто не пришел — Изабелла рассчитала и отпустила ее.

— Мадлен! — заорал он, охваченный предчувствием несчастья.

— Где Изабелла?

— Она уехала, — угрюмо ответила сестра.

— Куда?

— Не знаю, Эжен.

— С кем?

— Откуда я знаю? С дамой, что пробыла здесь весь день.

Орсини ощутил некоторое облегчение.

— С дамой? Что за дама?

— Как же! Так мне твоя жена ее и представила!

— Ну хоть опиши ее, Мадлен!

— Да как я ее опишу? — сварливо отозвалась Мадлен. — Молодая.

— Ну напряги мозги! Рост? Комплекция?

— Высокая. Слишком высокая. Слишком худая.

— Блондинка?

— Какая-то темная, непонятный такой цвет. И глаза такие круглые, как сова, да, я еще подумала, как сова.

— Темноволосая, большие глаза навыкате, — подытожил Орсини.

— Некрасивая, — добавила Мадлен. Брат пожал плечами.

— У тебя все некрасивые. Как Изабелла ее называла?

— Я не помню. Что ты пристал? — раздраженно бросила она.

— Но она сказала что-нибудь перед отъездом?

— Ну да, сказала. Попрощалась. Спрашиваю, когда вернетесь-то. А она: "Никогда". Вот.

Орсини вздрогнул, его глаза расширились.

— Что, что ты сказала?

— Что слышал, не повторять же.

— Ты хочешь сказать, что она уехала навсегда?

— Я? Я ничего не говорю. А вот она так сказала.

— Мадлен, ты дура, ей-богу. Нельзя было позволить ей уехать.

— Я не сторож твоей королеве. Нечего было жениться на этой барыне. Она не пара тебе, братец, — ядовито заметила Мадлен. — А коли женился, так надо было держать ее ежовых рукавицах, а не позволять ей делать, что захочет. Нужно было…

— Да замолчи уже, Мадлен. Что ты можешь понимать в этом, когда саму замуж не взяли?

— Да как ты смеешь! — взвизгнула Мадлен. Орсини заткнул уши, заглушая ее голос.

— Уймись, Мадлен, и убирайся с глаз долой.

Она упрямо поджала губы и не двинулась с места.

— Ты обращаешься со мной, как с прислугой, братец. Я — не прислуга. Я, конечно, не королевского рода, но я не прислуга.

— Ты не прислуга, — кивнул он. — Ты просто глупая деревенская девка.

— А ты? Чем ты лучше меня? Ты одной со мной крови.

— Это не зависит от происхождения. Это — состояние души. Оставь меня одного.

— Оставлю. Навсегда. Я сейчас же уезжаю домой в Этьенн. И вот что. Хоть ты и большой министр, никогда, слышишь, никогда не смей приезжать к нам! Ты нам чужой!

Он равнодушно кивнул.

— Вы никогда не понимали и никогда не любили меня, ни ты, ни мать, ни отец, никогда. Вы было наплевать на меня. Думаешь, ты нужна мне здесь? Ради всего святого, зачем? Уезжай, Мадлен. Я дам тебе денег на дорогу.

— Обойдусь, — буркнула она зло.

— Возьми, — настоял он. — Возьми, я не хочу, чтобы моя сестра ехала в какой-нибудь разбитой телеге.

Грохот выдвигаемых сундуков — Мадлен собирала вещи, которых за последние пару месяцев успела накупить немало — причинял тупую душевную боль. Он знал, что час назад точно так сотрясался добротный каменный особняк во время столь же поспешных сборов Изабеллы. "Она бросила меня",

— подумал он удивленно и как бы издалека, словно не о себе. От него ушла жена, не оставив даже записки. Неужели ей казалось, что все ясно и так? Неужели? Разве он чем-то обидел ее? Ведь нет же! "Ты в одном права, Мадлен, — подумал он, — мы с тобой другой крови. Таким, как мы, никогда до конца не понять Изабеллу из рода Аквитанских королей."

Покинув дом, в течение первого часа Изабелла испытывала невыносимые страдания, порываясь немедленно вернуться. Потом она осознала, что Орсини уже наверняка пришел и знает, что она ушла. Теперь стало легче, дело было сделано, самое страшное позади. Она уже разорвала ниточку, связывавшую их сердца, и теперь оставалось лишь заживить свою душевную рану. Дом старого Сафона на окраине столицы, вместительный, но унылый, уже ожидал ее. Сам Сафон, сияющий и помолодевший, окрыленно вылетел ей навстречу.

— Ваше величество! — вскричал он. — Я счастлив видеть вас у себя. Проходите сюда. Вас ждут счастливые подданные. Пожалуйста, мадам.

Словно по волшебству, зажглись огни, и мрачный особняк засиял всеми оттенками желтого и оранжевого света. Изабелла вошла в большой зал и вскрикнула от удивления: он был полон народу. Все встали, увидев ее, чейто громкий голос крикнул: "Да здравствует наша королева!" и был подхвачен всеми. Изабелла стояла растерянная и ошеломленная, вокруг нее шумели и суетились, ее приветствовали и поздравляли. Шум, поднятый вокруг нее, взволновал молодую женщину. Вперед вышел Сафон. Несмотря на легкое заикание, голос его был полон силы: