Она садилась в карету, стараясь не оглядываться.

— Орсини, — она обратилась к нему, нерешительно помедлив. — Мне сообщили, мальчик приезжает один, в сопровождении лишь лакеев и охраны.

Орсини понял ее намек, но запальчиво возразил:

— Мадам, я не намерен служить сыну убийцы. Я не желаю быть первым министром. Пусть Сафон…

— Прощайте, Орсини, — повторила Изабелла, не давая ему договорить. Она знала, он не уйдет. Слишком многое он получал. Мальчик, слишком юный, чтобы противостоять ему, и все же достаточно взрослый, чтобы не нуждаться в регенте! Она дарила ему свое королевство завернутым и упакованным на неопределенный срок.

Орсини и Жанна грустно следили за последними приготовлениями к отъезду. Сев в карету, Изабелла ощутила горький укол ревности — она оставляла их вдвоем. Но даже это не могло заставить ее переменить решение. Карета тронулась. Она в последний раз обернулась.

— Прощайте! — крикнула она сквозь окошко кареты.

И все же, как бы ни было, Изабелла знала, что могла бы остаться, могла бы все перебороть, если б Орсини позвал ее. Стоило ему сказать слово, одно лишь слово, и она не смогла бы расстаться с ним. А Орсини… Он стоял, держа под руку Жанну, бедную камеристку, и молчал. Орсини не знал, чего ждет от него королева, даже не догадывался, и не мог сказать ей то, от чего она стала бы счастливой навеки.

Они вдруг услышали шум и увидели спешащего к ним слугу.

— Гонец от короля Оливье! — вскричал слуга, но Изабелла, дрогнув, не велела кучеру останавливаться. Она боялась видеть гонца, который мог задержать ее, поколебать ее благородную решимость. Карета покатила по мощеной дороге. Все было кончено…

Орсини оставил руку Жанны и пошел встречать гонца, который, задыхаясь от усталости, ввалился в тронный зал. Он остановился перед пустым троном и обвел глазами нетопленый зал. Перед ним был только министр.

— Я привез письмо ее величеству, — настойчиво сообщил гонец, давая понять, что Орсини никоим образом не может ее заменить. Он теребил черную бороду, усмехаясь. Не похоже, чтобы он вез дурную весть.

— Ее величества нет во дворце.

— Но я привез добрые вести! — недоверчиво воскликнул посланец, полагая, что его просто не желают пропустить к королеве. Худое лицо министра осталось неподвижным.

— Королева Изабелла решила удалиться в монастырь, — холодно объявил Орсини. — Она только что покинула дворец.

Посланец растерялся от неожиданности.

— Однако же за мной едет его величество Оливье! Это так важно! У него бумага от Папы об аннулировании ее брака…

Орсини вдруг отбросил свое высокомерие и вцепился в камзол гонца, едва не задушив его.

— Рассказывайте, в чем дело!

Гонец, невольно вскрикнув, решив, что имеет дело с безумцем.

— Да я говорю, что покойный король Иаков был женат на леди Марии Шантор, которую все полагали погибшей, однако же она умерла в крепости, куда заточил ее супруг, всего только два месяца назад, чему есть свидетели. Он не мог жениться на королеве Аквитанской! Он был еще женат, когда их венчали. За мной едет его величество Оливье, чтобы обрадовать сестру. У него бумаги от самого Папы! Так что сын Иакова никоим образом не имеет прав на корону Аквитании! Никто не смеет посягнуть на власть королевы Аквитанской Изабеллы.

Орсини отшвырнул гонца, который ударился спиной о стену и отскочил от нее, как резиновый мяч.

— Почему это не стало известно раньше! — воскликнул он с горячностью и досадой, которые обрадовали бы Изабеллу.

Бросив сбитого с толку посланца, он устремился к конюшням так быстро, как только мог.

— Быстро седлайте лошадей! — закричал он. — Не теряйте ни секунды! Нужно остановить королеву! Скорее!

Конюхи оседлали ему лошадь, и он вырвал у них поводья, браня из за неспешность. Он хлестнул несчастную кобылу, мгновение — и от него остался только столбик пыли. Несколько человек поскакали по парковой аллее следом за ним, но им было не угнаться за быстрым, как ртуть, полным энергии двадцатипятилетним юношей. Выехав за пределы королевского парка, они увидели лишь темное пятно на горизонте…

Скромная черная карета уносила королеву прочь от мирских забот. Она прислушивалась к цокоту копыт, прикидывая, как долго еще осталось ехать. Она направлялась в монастырь, но душа ее была полна суетного. Мысленно она обращалась к родному дворцу, где она оставила свое сердце. Сердцем она была около Орсини, ежеминутно, ежесекундно вспоминая каждую мелочь в его фигуре, его глаза, такие холодные, светлые, прозрачные, обжигающие холодным огнем. Разве монастырь заставит ее забыть того, кому принадлежит ее любовь?

— Нас кто-то догоняет, мадам королева, — испуганно сказал кучер.

— Нас преследуют? Кто?

Она выглянула в окошко кареты, но ничего не смогла увидеть.

— Мне не видно. А много ли там людей?

Кучер привстал на козлах.

— Один. Но он мчится, как ветер, и, сдается мне, он следует за нами.

— Очень странно, — тревожно заметила Изабелла. — Может быть, нам стоит ехать еще быстрее до более людных мест?

— Нам не оторваться от него, ваше величество.

— Не зовите меня так, — она вздохнула. Кучер оглянулся, щурясь и пытаясь разглядеть преследователя.

— Э, да это же… — он помолчал и снова оглянулся. Теперь уже он придерживал лошадей. — Да это же месье де Ланьери, ей-богу!

— Вы уверены? — Изабелла ахнула и побелела от нахлынувшего волнения. — Этого… просто не может быть.

— Истинная правда, мадам.

— Останавливайте карету, — распорядилась она. — Должно быть, что-то случилось.

Сидя зажмурившись на своих подушках, Изабелла слышала крик кучера, резко натягивающего поводья. Она боялась думать. Если бы… если бы он осознал, что она нужна ему. Если бы он нашел в себе хоть искорку, однуединственную искорку любви к ней, она бы все для него сделала, всем пожертвовала. Она не смела молиться, только сжимала свои тонкие белые руки в немой мольбе. Ей казалось — прошли часы, бесконечно долгие часы, пока покрытая пеной загнанная лошадь и ее всадник поравнялись с ее каретой. Она подняла него свои бездонные лазурные глаза, ожидая, словно приговора, его слов.

Он слегка отдышался.

— Вам нужно возвращаться, мадам, — наконец, выговорил он. — Вы — единственная законная королева этой страны!

Это было не то, что она мечтала услышать. Она едва сдержала слезы разочарования.

— Но… — прошептала она дрожащим голосом. — Как же?

— Я все вам расскажу по дороге, — он властно заставил ее отодвинуться вглубь кареты, и сам сел рядом, захлопнув дверцу.

— Гони назад, кучер! — приказал он.

— Ваша лошадь…

— Пустяки, сама прибежит.

Карета развернулась и помчалась в обратном направлении. Лошадь Орсини, которая уже принялась было щипать траву, увидев, что хозяин уезжает, возмущенно заржала и поскакала следом.

Изабелла ощутила стыд за свою слабость, она так легко позволила изменить ее планы, словно ее решение ничего не стоило.

— Зачем, зачем вы это сделали? — только и нашлась, что сказать, молодая королева. Орсини бросил на нее странный взгляд, словно спрашивая себя, в здравом ли она уме. Ему казалось — она должна была быть рада ему, но нет, она скорее была расстроена и разочарована. Неужели даже собственное королевство привлекало ее меньше тоскливых стен монастыря?

— Мадам, после вашего отъезда прибыл гонец от вашего брата. Впрочем, вы, наверняка, слышали, как он прибыл. Скоро ваш кузен будет здесь и сможет рассказать вам все подробности. А я знаю лишь то, что успел сообщить гонец, от которого вы сбежали, — он насмешливо улыбнулся.

— Как он сказал, покойный Иаков был уже женат и не успел уморить первую супругу ко дню вашей с ним свадьбы. Так что церемония бракосочетания не имела никакой силы, и Иаков никогда не был вам мужем.

Он увидел, что она смеется сквозь слезы.

— Так значит, все напрасно? Все мои страдания, все, что мы все пережили за этот мучительно долгий год — все это отменили каким-то указом?