Обсудив уже после убытия командующего результаты налетов авиации на Одессу, мы решили просить Военный совет Черноморского флота нанести мощный воздушный удар по цитадели Антонеску — Бухаресту и вместе с бомбами сбросить листовки с пояснением: «За многострадальную Одессу». Мы надеялись, что ответные удары по Бухаресту в какой-то мере повлияют на правителей фашистской Румынии и вынудят их воздержаться от варварского разрушения города и убийства мирных жителей. Мы были удовлетворены, когда получили ответ Военного совета флота: «Вашу просьбу выполним».

10 сентября 1941 года пришло донесение командира Тендровского боевого участка: противник продолжает двигаться на Малые Копани, Келегей и Скадовск; части 9-й армии отходят на восток.

Тендра надежно прикрывала коммуникации, связывающие Крым и Кавказ с Одессой.

На поддержку Тендровского боевого участка Военный совет Черноморского флота бросил Дунайскую военную флотилию. Народный комиссар Военно-Морского Флота потребовал от Военного совета Черноморского флота удерживать до последней возможности Скадовск и Кинбурнскую косу. Командующий флотом приказал командиру Тендровского боевого участка не допускать эвакуации с островов Березань и Первомайский, организовав прочную оборону их. А 12 сентября мы узнали, что наши части оставили Скадовск, противник сосредоточил на Каховском плацдарме до пяти пехотных дивизий, мотомехдивизию, два танковых полка и наступает на перекопском и мелитопольском направлениях.

Эти известия усилили нашу тревогу за судьбу Крыма, захват которого был бы ударом и по Одессе. Но мы утешали себя не только верой в войска, обороняющие Крым, в береговые батареи, прочно зарытые в землю, а надеялись и на естественные трудности, связанные с форсированием Перекопа.

Положение в Одессе ухудшалось между тем с каждым днем.

12 сентября противник продолжал сосредоточивать войска в районе Ленинталя и в течение дня предпринимал попытки расширить фронт и войти в район Сухого лимана.

В результате наступления противника на хутора Октябрь и Важный в Западном секторе 245-й и 161-й стрелковые полки отошли.

В Южном секторе части 25-й стрелковой и 2-й кавалерийской дивизий в основном удерживали свои позиции, но 31-й полк был потеснен противником. Вражеская авиация бомбила и минировала порт. Было сброшено 36 бомб. Убито 121 человек, ранено 162. В госпиталь доставили 1394 человека. На транспорты и корабли поступило для эвакуации 1209 раненых.

Весь следующий день противник пытался расширить фронт прорыва на участке 25-й дивизии в направлении южной окраины Дальника и хуторов Болгарских.

Все говорило за то, что натиск противника усиливается, а наши силы редели, части утрачивали боеспособность. Во 2-м и 3-м батальонах 90-го стрелкового полка оставалось 57 человек, в 7-м кавалерийском полку — 300 человек, в 287-м стрелковом полку — 150–170 человек.

Назревала реальная опасность: из-за полного отсутствия резервов отдельные участки могли совершенно оголиться.

В Ставку, наркому, Военному совету флота мы послали телеграмму: «Противник получает пополнение. Подбрасывает новые дивизии. Под давлением его превосходящих сил создается опасность отхода наших частей на рубежи Гниляково, Дальник, Сухой Лиман. Население, аэродромы, город, порт, корабли будут нести огромные потери от артогня противника. Наша авиация вынуждена будет перебазироваться в Крым. Созданная из местных ресурсов 421-я стрелковая дивизия (она же Одесская) имеет недостаточное количество пулеметов, артиллерии. Остальные дивизии также нуждаются в пополнении пулеметами и артиллерией. Все стрелковые части имеют 42 % недокомплекта начсостава. Полученные маршевые батальоны влиты в части полностью. За месяц обороны потери только ранеными — 25 тысяч. За 12 сентября только ранеными (учтенными в госпиталях) потеряно 1900 человек. Для обеспечения от прорыва и от артиллерийского обстрела аэродромов, города и порта необходима одна стрелковая дивизия, а также дальнейшее пополнение маршевыми батальонами».

Ответ на эту телеграмму был молниеносным: Ставка просила бойцов и командиров, защищающих Одессу, продержаться шесть-семь дней, в течение которых она сможет дать подкрепление авиацией и вооружением.

Когда мы, члены Военного совета, собрались и прочли эту телеграмму, нас удивила и тронула такая форма обращения к нам: вместо лаконичного военного «Ни шагу назад!» нас просят продержаться. Видимо, Ставка ясно представляла себе обстановку в Одессе и была уверена в том, что защитники города выполнят свой долг честно и до конца. Мы же поняли другое: раз Верховное Главнокомандование не может ничем помочь, даже сознавая, что мы едва держимся, и вынуждено просить нас, значит, тяжело не только Одессе и взять подкреплений неоткуда…

Когда мы вместе с командирами и политработниками пошли разъяснять просьбу Ставки бойцам, довелось наблюдать неповторимую картину: люди волновались; в глазах каждого бойца можно было легко прочитать полное сознание того, что Родина в опасности и обращается к ним так, как обращаются лишь к родным сыновьям. У иных на глазах блестели прозрачные кристаллы, но это были не слезы отчаяния — это гневом горели сердца верных защитников Отечества. Не дай бог какому-либо врагу видеть такие слезы!

Вскоре Военный совет флота сообщил нам, что по решению Ставки Верховного Главнокомандования для усиления ООР будет перевозиться из Новороссийска 157-я стрелковая дивизия. Нас заверили, что эта дивизия по подготовке и оснащению боевой техникой выше, чем дивизии 51-й армии. Учитывая срочность отправки, нарком разрешил использовать для ее перевозки боевые корабли.

А пока…

Введя в бой новые резервы, противник возобновил атаки и с утра 15 сентября тремя пехотными дивизиями с танками начал наступление в направлении Вакаржаны — Дальник.

Мы доложили в Ставку, наркому и Военному совету флота, что противник прорвался западнее северной окраины села Дальник и накапливает силы для дальнейшего наступления юго-западнее его.

Никаких резервов для контрудара у нас по-прежнему не было. И 31-й стрелковый полк получил приказ отойти из района Юзефсталь и Францфельд в резерв к поселку Застава. 20-й кавалерийский полк отводился на рубеж села Клейн-Либенталь и прилегающих к нему высот. Нами оставлялась вся территория западнее Сухого лимана.

Да, мы снова явно ухудшали свое положение. Чтобы не допустить этого, нужно было усилить резервом войска в районе Дальника. Но где же, где этот резерв?!

Части отошли на рубеж Сухого лимана — и противник получил возможность систематически обстреливать Одессу не только с северо-востока, но и с юго-запада.

Прекрасным ориентиром для артиллерии противника, обстреливающей порт и входящие в гавань корабли, мог служить Воронцовский маяк, стоявший на молу у входа в порт. Такого ориентира оставить врагу мы не могли.

15 сентября Воронцовский маяк был взорван. Артиллерийский обстрел порта не прекратился, но он стал уже не прицельным. Артобстрелу подверглись также вновь оборудованный Аркадийский порт и аэродромы для авиации ООР.

Безвыходное положение снова приковало наше внимание к высадке тактического десанта в районе Григорьевки. Но высаживать его имело смысл только в случае, если одновременно провести наступательную операцию силами войск ООР: тогда десант мог соединиться с наступающими сухопутными войсками. Для этого опять-таки требовалось усилить войска ООР свежей дивизией.

А в Севастополе уже формировался десантный полк морской пехоты.

Прибывший в Одессу начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1 ранга Жуковский вручил нам директиву Военного совета флота от 14 сентября. В ней перед эскадрой Черноморского флота и Одесским оборонительным районом ставилась задача: в ночь на 16 сентября обеспечить высадку на левом фланге восточной группировки противника 3-го полка морской пехоты, который своим ударом облегчит наступление частей ООР в северном направлении на участке между Аджалыкским и Куяльницким лиманами. В результате ожидалось полное уничтожение группировки противника и вынесение переднего края Восточного сектора обороны на линию Григорьевка — Мещанка — Свердлово — Кубанка.