Как я напился…Голова не держится…Прилечь бы, не думать ни о чем. Э-э, нет…потом, все потом…Или, ах-ха, потом и кровью — у нас же тут благодать дальше некуда?
Алдор, конечно, ты не слышишь меня, но…Я и впрямь трус, к чему лукавить. Тогда, после войны, всего-то и смог — на сотню лет урезать тебе срок. Боялся, что ты не выдержишь заключения в каменном гробу, боялся увидеть вместо тебя сломленного безумца…или вовсе — не увидеть. Ты и здесь вывернулся: спал, погрузившись в оцепенение не-жизни, сберегая рассудок, укрыв камеру пеленой Силы. То-то Дан удивлялся: замки намертво заклинило, внутри ничего не разглядеть, а ты все не торопишься с мольбами о пощаде…
Удачи тебе, друг. И…найди ее в Эндорэ, слышишь? Отдай камни, если они еще нужны ей, что угодно делай, только не дай ей пропасть! Потрудись снова стать, хотя бы ради нее, не ходячим воплощением ужаса из эльфийских басен, а просто…айнуром? Человеком? Кто же мы все-таки, а?
Я, например, определился уже — трус я. Ты ведь презираешь трусость, правитель Дональвайна? Алдор, Алдор…Старейший заманил тебя в ловушку, возомнив себя демиургом? Только кто из вас ухитрялся творить чудеса — и в Империи, усмиряя готовые вцепиться друг другу в глотку кланы, пока кое-кто вздыхал о несовершенстве мира? Ты не вздыхал — времени не было.
Эх, да что это я…В Хаос все! Айнуром…Человеком…Ты, главное, будь мужчиной, раз уж заставил эльфийку почувствовать себя женщиной…Не спать! Видишь, ты уже переиграл Старейшего. Что такого он предсказал тебе, отчего ты места себе не находил? Все норовишь ухватить судьбу за шкирку…Так она и укусить может. Любого зверя, Алдор, постепенно приручать нужно…
* * *
Собравшись на пирсах Альквалондэ, нолдоры с любезными сердцу пожитками, количество которых было оговорено заранее, поднимались на борт покачивающихся на воде кораблей, — может быть, не столь воздушных и изысканных, как белокрылые ладьи-лебеди, но определенно более надежных. Во избежание неразберихи все отплывающие были разбиты на отряды, во главе которых стояли помнившие первый Исход Перворожденные.
По правде сказать, все это напоминало не поход мстителей, а развлекаловку для идиотов: дети пищали и путались под ногами, женщины трепали языками без умолку, молодежь друг перед другом похвалялась новенькими мечами и доспехом. Кажется, одни выходцы из Форменоса и отдавали себе отчет, что и почему сейчас происходит. Мрачный Артанор то и дело покрикивал на распоясавшихся юнцов, норовивших затеять шуточные поединки прямо на набережной. Притихший Айканаро казался старше своего возраста, не в пример тому же Финдекано или Турондо, почти радостно поблескивающих глазами в предвкушении «забав» в Эндорэ. Будут вам забавы, племяннички, да еще какие, нутром чую!
Среди угрюмых или возбужденных нолдоров невозмутимо, как скалы под ударами волн, скользили телери — назначенные Ольвэ кормчие, да и кое-кто из простого народа собрался в Среднеземье вместе с нами. Таких встречали с буйной радостью, тут же предлагая брататься…
Сам король Альквалондэ стоял рядом со мной, следя за погрузкой. Налетевший с юго-запада ветер развевал его светлую накидку крылом морской птицы, трепал длинные серебристые волосы. В венце и на одежде правителя Гавани мягко светился жемчуг — крупный и мелкий, розоватый, зеленоватый, голубоватый, чисто-белый.
— Ну, вот и все…Твои корабли вернутся в родную гавань, обещаю.
— Не все. — Серьезно заметил властитель фалмари1. — Думаешь, вам так просто позволят уйти? Нет, Фэйниель, жди гонцов из Ильмарина. — Я вздрогнула, вспомнив, когда в последний раз слышала подобное предупреждение — и оправдавшееся. Жди гонцов с Таникветила, Фэйниель, свою родню я знаю слишком хорошо…
Как накаркал: воздух засвистел под взмахами гигантских крыльев. На набережную тяжело опустился Соронтур, несущий на спине темноволосого всадника в серых одеждах. Я похолодела: сам Владыка Судеб!
— Остановитесь, нолдоры! Нет в Эа силы, способной помочь вам в вашем безумной походе — путь ваш ведет во Тьму, к скорби, коей вам не дано предвидеть! Ушедшим против воли Владык — жить вне Амана под сенью смерти. Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете — оружием, муками и скорбью. Те же, кто избегнет Мандоса, устанут от мира, как от тяжкого бремени, истомятся, и станут скорбными тенями печали для юного народа, что пришел следом за эльдарами. Слезы бессчетные прольете вы, но Владыки оградят от вас Валинор, исторгнут вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Печать рока лежит на тебе, Фэйниель, дочь Финвэ, и ляжет она на всех, кто последует за тобой, и настигнет их, на западе ли, на востоке! Все начатое в добре завершится лихом, брат будет предавать брата и сам страшиться измены. Изгоями станете вы навек, ибо ступившим на путь Зла и впустившим в себя Искажение нет дороги назад! Таково слово Древних!
Едва отзвучало это пророчество…или проклятие, и орел вновь неспешно направился к Таникветилу, как на причалах и на судах началась паника. Кто-то, бросив все, рванул назад, кто-то отчаянно спорил с несговорчивой родней. Слетевший по трапу Арафинвэ метнулся ко мне, схватил за руку, начал лопотать что-то о воле Владык и долге детей Света…Мог бы и не стараться, я и без того поняла, что в Среднеземье из всех детей Финвэ пойдут лишь двое.
Ольвэ взирал на впавшего в истерику зятя с легкой насмешкой. Ни один из его внуков не повернул назад — все пятеро застыли на палубе, с вызовом глядя на отца. Расшалившийся ветер раздувал одинаковые золотистые пряди, серые глаза смотрели оружейной сталью. Пятеро — против одного растерянного, помертвевшего Арафинвэ. Брат, отвернувшись, со сдавленным всхлипом направился к Тириону, за ним потянулись малодушные. Оставшиеся проводили их презрительным молчанием. Вот и все…
* * *
…Напрасно мы понадеялись, что на проклятии Тарви приветы от айнуров закончатся. Внезапно налетающие с запада, с востока, да отовсюду, грозы нещадно трепали флотилию изгоев. Видимо, чтобы не заблуждались насчет прощения и светлого будущего. Лазурная, как очи Манавидана, гладь Великого Моря обращалась пенно-сумрачной ревущей бездной, ненасытным влажным чревом, для которого мы были всего лишь легким перекусом на один зуб. Скольких судов мы недосчитались? Да сколько ни есть — все на совести "благороднейшего из Владык".
Я уже не могла разобрать, кого ненавижу сильнее — Владыку Тьмы или Повелителя Света. Алдор убил моего отца из-за Сильмариллов, его брат — десятки моих сородичей, для того лишь, чтобы беглецы не забывали, кто в Арде хозяин. Ненависть к Отступнику разгоралась и опадала вспышками пламени, ненависть к Властителю Арды была ровной, льдисто-холодной и рассудочной. Как много я успела узнать о ненависти благодаря обоим Н, лайрэ…
Не раз и не два приходилось тушить пожары…и опускать в море тела, — плети молний без разбору прохаживались по воде и дереву кораблей, по металлу креплений и живой плоти. В такие моменты Повелителю Ветров, должно быть, икалось до изнеможения…
Нас сопровождали орлы. Кто-то, глядя на равнодушно купающихся в бешеных потоках ветра птиц, падал на колени, кто-то прятался, кто-то сплевывал и отворачивался. Мне же оставалось лишь кусать губы, провожая крылатых соглядатаев хищным взглядом. Слишком высоко цель, слишком резко уходят из-под ног доски палубы, и кара за смерть любимых пташек Короля наверняка окажется страшнее выспренних проклятий или шторма.
Телери упрямо не покидали своих постов у рулей — под ударами ветра, хлещущей стеной ливня, превращающей палубу в смертельный каток. Я, позабыв о своей сухопутной природе, не уступала им — черно-алая капля против спущенной с цепи чьей-то холеной рукой стихийной мощи. Молний я не боялась. Танец зарниц я готова была наблюдать часами, щекоча нервы себе и окружающим, — воистину, меченого Искажением Мандос исправит. А теперь не просто любовалась разгулом непогоды — бросала вызов второму из своих врагов. Или все-таки — первому? Королю пристало быть первым во всем, не правда ли?