Положение Питовранова в новой структуре было непростым. Б.С. Иванов так объяснял это А.В. Киселеву:

«Питовранов, ты знаешь, боевой генерал с огромным оперативным опытом, и создание «Фирмы» — его личная заслуга. Очень, конечно, важно, что его идею поддержал Андропов. Но сейчас Евгений Петрович на ответственной работе, требующей от него много времени и сил, и поэтому он физически не в состоянии уделять много времени различным техническим вопросам, это наши с тобой проблемы. Но принципиальные аспекты мы прорабатываем с ним самым тщательным образом… и после небольшой паузы добавил, — учти, он уже много лет в отставке… Возможно, что-то изменится, но пока будем исходить из реалий…

Мне стало понятно, что хлопоты Иванова по возвращению Евгения Петровича в кадры разведки пока не увенчались успехом».

Тем не менее к 1975 г. в двадцати странах мира работали оперработники «Фирмы», «добывая разведывательную информацию в кругах финансистов и предпринимателей».

К середине 70-х «Фирма» стала самостоятельным отделом спецопераций (финансовая разведка, отдел «Ф») Управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР под общим руководством Питовранова (числившегося старшим консультантом) и оперативным — начальника отдела полковника (позднее генерал-майора) Киселева.

Работа в отделе «Ф» сблизила Питовранова с Андроповым. По словам Киселева, атмосфера их встреч была «не просто товарищеской, но искренне уважительной, даже возвышенно-сердечной. В приватной обстановке Юрий Владимирович обращался к Евгению Петровичу не иначе как Женя и даже Женечка».

Питовранов за пятнадцать лет, с 1969 по 1984 год, совершил 184 заграничных поездки, и «очень редко — без оперативных заданий», по словам А.В. Киселева. Как пример можно привести его пребывание в Португалии после апрельской революции 1974 года. По заданию Андропова он тайно встретился с новым лидером страны генералом Спинолой и установил прямой конспиративный канал связи между руководством СССР и Португалии, о чем и доложил на заседании Политбюро ЦК КПСС, получив высокую оценку Л. И. Брежнева.

Проводились и другие операции, имевшие внешнеполитическое значение. Был установлен канал связи с премьер-министром Баварии Ф.Й. Штраусом, подготовлена «утечка» информации о негативных высказываниях лидера Югославии Иосипа Броз Тито (в беседах с секретарем ЦК КПСС Б.Н. Пономаревым и Брежневым) о «еврокоммунизме», приведшее к разрыву отношений с генсеком итальянской компартии Энрико Берлингуэром.

Через «Фирму» осуществлялись деловые контакты с руководством компартий европейских стран.

Сотрудники «Фирмы» оказались причастны и ко внутренней политике, способствовав раскрытию злоупотреблений работников советских загранучреждений (торгпредств и т. п.). «Несколько разработок, которые вел отдел как с позиций Центра, так и за рубежом, завершились нашумевшими судебными процессами. Однако нигде: ни в судебных заседаниях, ни в прессе — не прозвучало ни одной фамилии наших сотрудников. Пусть так и останется, они не тщеславны. Но фамилии их руководителей я назову с гордостью — это были Б.С. Иванов и Е.П. Питовранов».

Прямые контакты Питовранова с Андроповым вызывали недовольство 1-го зампреда КГБ генерала армии Г.К. Цинева и начальника ПГУ В.А. Крючкова, ставшего куратором отдела «Ф» в 1979 г. — после откомандирования Иванова на пост руководителя представительства КГБ в Афганистане (в этот период Питовранов также неоднократно выезжал в Кабул, где встречался, в частности, с Салехом Даудом, дальним родственником свергнутого афганского короля Захир-шаха и крупным предпринимателем).

По мнению А.В. Киселева, Крючков препятствовал возвращению Питовранова в кадры госбезопасности (предполагалось его назначение заместителем председателя КГБ по действующему резерву).

По свидетельству Киселева, Крючков «не знал ни его (Питовранова. — Авт.) боевой биографии, ни даже воинского звания. Но почему-то был уверен, что его репутация серьезно пострадала в годы репрессий. Где Владимир Александрович получил такой заряд явно тенденциозной и необъективной информации, осталось неясно, но к моим заверениям, что все это — плод досужих домыслов, он отнесся с некоторым недоверием».

Тем не менее в апреле 1979 г. Питовранов был награжден орденом Ленина.

Вскоре после смерти Андропова (Питовранов периодически навещал его в Центральной Кремлевской больнице) «Фирма» получила тяжелый удар. Заместитель начальника (и парторг) отдела Леонид Кутергин в июле 1984 г. не возвратился из загранкомандировки, оставив в Москве свою семью.

Вот как рассказывает об этом непосредственный участник событий:

«Расследование показало, что этот сотрудник оказался гомосексуалистом, на чем его и завербовали спецслужбы.

Это обстоятельство, как бесспорное, стало известно много позже, а сначала все мы склонялись к версии несчастного случая. Тем более что афганские экстремисты грозились провести террористические акции против советских граждан в ряде европейских столиц.

Эту же версию отстаивал и Евгений Петрович: "Парень из вологодской деревни, из многодетной семьи. Отец погиб на фронте в 1942 году. Война, голод. Заканчивает школу с золотой медалью, едет в Москву, ночует на вокзалах. Без всякого блата поступает в ИНЯЗ — один из престижных вузов. Учится и со второго курса сам становится преподавателем, проявляя исключительные способности и трудолюбие. С четвертого курса становится штатным переводчиком международного отдела ЦК КПСС, регулярно выезжает за границу с правительственными делегациями. Попадает в поле зрения разведки, переходит туда на работу.

Как же человек с такой биографией может струсить и работать на страну, чьи солдаты убили его отца? Нет, здесь что-то не так…"

В жизни оказалось все проще: те же немцы, хозяйничая в смежной стране как у себя дома, как-то прознав о его слабостях, подставили ему опытного агента из «голубых» и отсняли на кинопленку акт прелюбодеяния.

И взяли его, что называется, голыми руками. Прийти с повинной он не отважился. Хотя именно такой мужественный поступок и освободил бы его от всех последующих душевных мук. Да и наказание было бы не самым суровым — во всяком случае без «отсидки» за решеткой.

Расследование этого эпизода продолжалось около года. К сожалению, вскоре к нему добавились еще два подобных случая в других подразделениях контрразведки.

12 августа 1985 г. все три события рассматривались на коллегии КГБ, в присутствии всего служебного и партийного руководства.

Никогда ранее мне не доводилось присутствовать на таком высоком собрании, а тут — в первый раз и в незавидной роли ответчика, почти подсудимого. С духом совладал, собрался, а вот с мыслями никак не получалось. Но я знал, что Евгений Петрович переживает вместе со мной.

— Выезжаю в направлении Голгофы, — доложил я ему. Он невесело посмеялся:

— Во-первых, распинать на кресте, я думаю, не станут. Главным «именинником» будет сам Владимир Александрович, ему достанется больше всех, но уже под занавес, когда вас всех отпустят. Наш, в частности, недосмотр очевиден, оспаривать не надо… Держитесь, по окончании позвоните, или, лучше, заскочите на минутку. Жду…

Наверное, мне с коллегией КГБ в этот раз не повезло — она скорее напоминала новгородское вече вперемешку с одесским Привозом. И что там перебранка Мюллера с Шеленбергом?! Слышали бы они, как хлестко и безапелляционно критиковали все присутствовавшие одного начальника разведки! Как дружно они срывали на нем какое-то непонятное миру зло! И ни слова о глубинных причинах всех происшедших в разведке неприятностей, и никаких конструктивных мыслей по преодолению тревожной ситуации. Примитивная, набившая оскомину, ничего не дающая псевдопартийная демагогия. Очевидная дань дежурной проформе, и никакой действительной озабоченности опасными тенденциями в собственной Службе, именуемой государственной безопасностью.

Я искренне переживал за своего начальника, отлично сознавая, что его личная вина минимальна, что внешняя разведка состоит из живых людей, что это — частичка того сообщества, которое именуется советским народом, переживающим идейную деградацию и экономическую катастрофу. Под мудрым руководством КПСС.