– Говорили. Но мне кажется, что это неплохо. Не люблю стандартного мышления, одинаковой одежды, похожих мыслей и выражений. Каждый человек, по-моему, – удивительное творение природы. Может, поэтому меня так тянет к женщинам. Встречаясь с ними, я каждый раз невольно прикасаюсь к чужой человеческой тайне.

– И вы полагаете, что вам удается разгадывать чужие тайны?

– Не всегда, – честно признался Эдуард Леонидович.

– «У меня было много женщин. Но каждый раз, встречаясь с ними, я бывал одинок. А это в конечном итоге – худшее из одиночеств». Это сказал Хемингуэй. А он понимал толк в женщинах.

– Красиво, – согласился Халупович, – может, это действительно так. В конце концов, каждый из нас так трагически одинок на этом свете. Вы верите в загробную жизнь?

– Нет. Очень хочется верить, но мой разум отказывается признавать бесконечность. И в переселение душ я тоже не верю.

– Вы материалист, – понял Халупович, – поэтому вы так безусловно верите в силу вашей логики. А я верю в переселение душ. И в загробную жизнь. Иначе нет смысла в нашем появлении на этом свете.

– В таком случае вам нужно замаливать собственные грехи, – посоветовал Дронго, – иначе на том свете попадете в ад.

– Надеюсь, что не попаду. За мной числится только грех прелюбодеяния. Никаких других грехов у меня нет, я их просто не совершал. Может, поэтому мне так важно найти убийцу.

– Но учтите, вам придется удалиться, когда я буду разговаривать с вашей знакомой.

– Как это удалиться? – не понял Эдуард Леонидович. – Почему удалиться? Мне казалось естественным, что вы будете разговаривать с каждой из них в моем присутствии.

– Нет, – возразил Дронго, – в вашем присутствии они не станут мне ничего рассказывать. Чтобы спокойно разговаривать с ними, мне придется остаться с ними без вас.

– Может, мне вообще туда не ездить? – недовольно спросил Халупович.

– Мне важно, чтобы именно вы меня представили. Потом вам может позвонить ваш водитель, и вы уедете. Кстати, если сейчас еще не очень поздно, то попросите приехать ваших помощника и водителя к вам на квартиру.

– Хорошо.

Больше не было произнесено ни слова. Автомобиль, свернув к «Националю», остановился перед входом. Халупович и Дронго вошли в гостиницу. Очевидно, Эдуард Леонидович был здесь своим человеком, так как, любезно улыбаясь, его приветствовал метрдотель. Они поднялись в номер, где остановилась Элга Арнольдовна Руммо.

Она открыла дверь, улыбаясь гостям. На ней было темно-зеленое платье. Это была располневшая женщина лет сорока пяти, с несколько выцветшими светлыми волосами. Под глазами были небольшие припухлости, возможно, следствие больных почек. На ногах было заметно варикозное расширение вен. Увидев вошедших, она всплеснула руками и отступила на шаг в комнату.

– Здравствуй, Эдик, – сказала она с характерным эстонским акцентом – подчеркиванием согласных, – как хорошо, что ты наконец приехал.

В ее устах это прозвучало примерно так: «Зтраввстт-вуй Эттикк. Ккакк ххоррошшо, ччто тты ннакконецц пприеххал».

– Здравствуй, – кивнул ей Халупович, входя первым и целуя ее в щеку, – познакомься, Элга, это мой знакомый. Мистер Дронго.

– У васс стрранное имя, – сказала Элга, протягивая руку, – но ммне пприяттно с вамми познаккомитться, ммисттер Дронго.

– Спасибо, – Дронго пожал ей руку.

Женщина была среднего роста, но смотрелась гораздо внушительнее, чем Халупович, хотя тот был с ней примерно одного роста.

– Элга, – сказал Эдуард Леонидович, глядя в глаза своей старой знакомой, – у меня к тебе большая просьба. Поговори с моим другом. У меня случилась очень неприятная история, погибла моя домработница.

– Как это погибла? – испуганно спросила Элга. Очевидно, десять лет независимости сказались на ее характере. Здесь она чувствовала себя в чужом городе, которого немного побаивалась.

– Погибла, – подтвердил Халупович, – ты меня очень обяжешь, если переговоришь с моим другом. У него есть к тебе несколько вопросов.

– Паниммаю, – кивнула Элга, – я ему расскажу все, что знаю. Ты не останешься у меня?

– Нет, – сказал Халупович, – сегодня нет. Я подожду вас внизу, в ресторане, – добавил он, обращаясь к Дронго, – и заодно вызову всех, о ком мы договаривались. Извини, Элга, я не хочу вам мешать. Лучше подожду внизу.

Он повернулся и вышел из номера. Женщина удивленно посмотрела ему вслед. Затем обратилась к Дронго:

– Это невероятно. Почему он ушел? Вы не знаете?

– Кажется, догадываюсь, – мрачно ответил Дронго, – вы разрешите мне сесть?

– Конечно. Садитесь в кресло, – разрешила она, устраиваясь напротив него.

Дронго обратил внимание на ее обувь. Довольно дорогая обувь для женщины, принявшей подарок старого знакомого – бесплатную поездку в Москву. И ухоженные холеные руки. Глаза у нее были редкого зеленого цвета.

– О чем вы хотели со мной поговорить? – поинтересовалась она, обращаясь к Дронго. Она, конечно, немного волновалась, но чувствовала себя более уверенно, чем многие женщины, оказавшиеся бы на ее месте.

– У него погибла домработница, – повторил Дронго, – поэтому он попросил меня выяснить некоторые детали случившегося еще до того, как сотрудники прокуратуры захотят с вами встретиться.

– Понятно, – она незаметно вздохнула, – что я должна вам сказать?

– Рассказать вашу историю, – предложил Дронго, – вы ведь встретились с Эдуардом Леонидовичем через двадцать лет после того, как виделись в последний раз. Неужели вас не удивил этот звонок?

– Через двадцать два года, – поправила его Элга, чуть усмехнувшись, – мы не виделись целых двадцать два года.

– И не удивились, когда он вам позвонил?

– Нет, не удивилась.

– Можно узнать, почему?

– Я часто о нем вспоминала. Часто о нем думала. А он, очевидно, думал обо мне. Мне всегда казалось, что рано или поздно мы обязательно встретимся. Даже если не в этой жизни, то в другой.

– Вы верите в Бога?

– Странный вопрос. Я должна на него отвечать?

– Если хотите…

– Да, я верующая, – с некоторым вызовом сказала она.

– Спасибо. Извините меня еще раз за мой вопрос. Вы помните ваши встречи в Таллине?

– Конечно, помню, – улыбнулась Элга, – это были лучшие дни моей молодости. Нам было очень хорошо вдвоем. Мы встречались у отеля «Виру» и потом шли через старый город. Он как раз начинается рядом с «Виру». Вы бывали в Таллине?

Она выговаривала название своего города с двумя буквами «н», как он теперь официально назывался, словно в пику русскому языку используя две согласные «л» и две «н».

– Много раз, – кивнул Дронго, – я вообще любил Прибалтику, и особенно ваш город. И неплохо его знаю.

– Спасибо, – ей было приятно, – у нас столько всего поменялось за эти годы.

– Вы встречались с ним в семьдесят девятом?

– Да, тогда у нас готовились к Олимпиаде. Официально считалось, что она будет в Москве, но у нас проходила олимпийская регата. В городе было полно офицеров КГБ. Я сначала думала, что он один из них. Он работал на какой-то секретной работе, и я думала, что он меня обманывает. Он выглядел тогда таким таинственным, говорил какие-то общие слова, не говорил ничего о своей работе. Он мне тогда очень понравился.

– Вы были не замужем?

– Неужели вы думаете, что он был моим первым мужчиной? – усмехнулась Элга. – Конечно, нет.

Она взяла свою сумочку, достала из нее пачку сигарет, щелкнула зажигалкой. Дронго обратил внимание на ее сумочку. Она была от «Селин» и стоила не меньше четырехсот долларов. Женщина закурила и продолжала:

– Я встречалась с парнями, когда еще училась в школе. В девятом классе. А потом у меня был близкий друг, которого призвали в армию. В институте я близко сошлась с нашим молодым преподавателем. Потом вышла замуж уже за другого молодого человека. Когда мы встретились с Эдиком, у меня уже был сын. Мне было тогда двадцать пять, а ему только двадцать три. Он был такой молодой, волосы кудрявые. Он был шатеном. Сейчас в это невозможно поверить, но я не сразу узнала его. Он стал лысым, – рассмеялась Элга.