– Па-аберегись! – совсем рядом с капитаном опрокинулось очередное ведро, обдав его раскалёнными словно лава брызгами. Против ожидания, капли с него испарились почти сразу, оставив лёгкое чувство щекотки и отчего-то запах зелёных яблок. А двое смуглых и усатых парней, блестя лоснящимися от пота спинами, тут же принялись растирать эликсир. Пройдясь и самым внимательным образом присмотревшись, принюхавшись, а пару раз даже приложившись щекой и прислушавшись к свим ощущениям, Эстрем вполголоса буркнул, что киль надо бы пропитать дважды – уж больно большая на него нагрузка. Его слова непонятным образом оказались услышаны, и чей-то громогласный бас заревел на всю бухту. Если опустить отсылы к морским чертям и прочие, столь любимые моряками солёные словечки, общий смысл свёлся к тому, что Санни-чтоб-тебя и вот-туда-тебя, такой-то-матери-шкипер требует повторить пропитку килевого бруса и фальшкиля, чтоб их всех шваркнуло-об-это, а сверху приголубило якорем-трам-тарарам, да прямо по темечку! Ведьма где-то над головой хохотнула, сыпанула охапку чего-то в свой котёл, отчего гуще повалил дым, тянущийся мимо капитана и уплывающий в мутную темноту неба под ногами. А цепочка снующих туда-сюда людей уже направила передаваемые вёдра к килю, и капитану волей-неволей пришлось отойти, чтобы не мешать. Напоследок самым пристальным образом осмотрев руль вместе с креплением, Эстрем отметил, что и тут необходимо повторить. Едва продравшись через сразу поднявшуюся вокруг кормы «Леди» суматоху, он осторожно пошёл дальше, и вскорости, к своему облегчению, ступил на сияющую палубу. Задрав голову, посмотрел вверх. Но там людьми распоряжался боцман, а уж в этом случае вмешиваться нужды и вовсе нет – старина Ленд скорее поубивает всех, нежели допустит что-нибудь этакое, а не то что упаси боги, небрежность. Заглянув в трюм, капитан обнаружил, что груз парит посередине пустого пространства, а бригада из горланящих зазудалую песню местных вовсю втирает содержимое подаваемых сверху вёдер, не пропуская ни единой щелочки. Здесь за работами присматривал штурман, от которого вкусно пахло душистым перцем, рыбой и местным вином. В проём люка сверху всунулась чья-то курчавая и лохматая глова.

– Капитана на причал, срочно! – завопила она ломающимся баском подростка и тут же исчезла. Заинтригованный Эстрем направил свои стопы куда сказано. И едва он шагнул на камни пирса, как к нему подскочил пухленький человечек и, представившись здешним ювелиром Соломоном, потащил капитана к стоящей рядом телеге. Он откинул лёгкую ткань, и ошеломлённый Эстрем едва не ослеп – так резанула по глазам большая плоская буква Л, казалось, отлитая целиком из благородного металла.

– Что вы, что вы, почтенный капитан! – замахал руками ювелир. – Как можно нагружать корабль бесполезным весом? Тонкие золотые листы, раскатанные до толщины волоса, и мы с племянником почли за честь заняться заказом нашей графинюшки. Трижды переспросив огорошенного видом сияющей буквы капитана – всё ли так, и не будет ли каких поправок или пожеланий, да можно ли браться таким же образом за буквы Е, Д и И, да выспросив, не слишком ли простецкая основа – красное дерево на серебряных клёпках с пропиткой из «зелёной» магии, непрестанно любезничающий и кланяющийся Соломон наконец утёр лицо большим красно-клетчатым платком и умчался работать.

– За племянником таки глаз нужен – глядишь, человеком станет! – извинился он и умчался работать дальше. И уже под утро, безошибочно угадываемое опытным моряком, работы наконец оказались закончены. Не удивляясь ничему и лишь отплёвываясь от набившего оскомину запаха магии, капитан облазил напоследок весь корабль и даже не поленился забраться на каждую мачту – осмотреть их все. От шпора, упирающегося в глубине трюма в килевой брус и до заново вызолоченых клотиков. «Таково было пожелание графинюшки, и я скорее продам последние штаны, нежели откажу её светлости в малейшей прихоти» – так сказал уставший и взмыленный толстячок-ювелир, обнимая на радостях своего прибывшего на причал племянника. И даже ноки реев на добрых несколько футов блистали благородным металлом

– на фоне лаково-чёрного рангоута это смотрелось особо щеголевато.

– Красавица! – сокрушённо вздохнул Калхан, самолично руководивший приведением в порядок штурманской рубки и мостика. Старый капитан снял с седеющей головы свою знаменитую треуголку и молодецки швырнул её о древние камни.

– Шкипер, а возьми меня хоть простым матросом – на один рейс! – во взгляде моряка блистали то ли слёзы, то ли немая мольба, и расстроганный Эстрем сообщил Калхану, что с удовольствием возьмёт не только его, но и ещё десяток моряков. Ибо посыльный от графини уже вручил ему чек на весьма радостную сумму и два «вкусных» фрахта от Садамских купцов. А в экипаже не хватает рук… В это время небеса озарились белым туманным светом. Он сгустился, приблизился – и втянулся внутрь всё ещё парящей над водой «Леди». И от этого стоящие на корабле и вокруг радостно засмеялись – словно в детстве, когда их подхватывали любящие руки матери.

– Пора! – решительно встряхнула головой Санни, и подтолкнула Эстрема вперёд. Бегом, волнуясь как юноша на первом свидании, он промчался к носу своего корабля. Здесь у бушприта уже покачивалась подвесная люлька на талях, и простоволосый моряк немедленно был опущен чуть ниже, где лукавая морская ведьма уже поблёскивала глазами в предвкушении бега над волнами. Задыхаясь от переполняющего его счастья, капитан осторожно погладил оказавшуюся тёплой и нежной щёку, а затем, закрыв глаза, приблизил свои губы к милой и лукавой усмешке… Их поцелуй был откровенным и даже бесстыжим. Затянувшийся, казалось, на целую вечность, он высветил в душе моряка каждый уголок. А взамен вся «Леди» словно озарилась внутренним светом, и ласковый смех её радостным колокольчиком пронёсся над гаванью. Обручение – так назывался этот древнейший обычай, когда душа капитана отныне всецело принадлежала прекрасному кораблю. А «Леди» навеки берегла и слушалась моряка, словно благородная лошадь чуткого и умелого наездника… Обомлевшего и едва не теряющего сознание от переполняющих всё сердце чувств Эстрема на руках отнесли в его каюту и осторожно уложили на койку. И быстро-быстро сбежали на пирс. Ибо в тот миг, когда Она и Он остались наедине, бесшумно лопнул закрывающий бухту от непогоды колпак. И когда ветер ворвался в пространство защищённой от волн гавани, «Леди» плавно и легко, словно купальщица в воду, почтила своим присутствием Ривердэйл. Это была сказка, мечта. Капитану купеческой шхуны из Нэпира сразу стало стыдно за неказистый вид и закопчёные борта. А стоящий по другую сторону щеголеватый королевский фрегат из Царства Света показался рядом с красавицей угрюмым мрачным верзилой. Пришедший в себя Эстрем осторожно выбрался на палубу. Погладил словно поющие неслышную песнь под ладонью доски, выпрямился. Помахал с борта сгрудившимся на причале людям – и восторженные вопли перекрыли даже непогоду. Подъехавшая к этому времени графиня, проведшая у Зеркала полночи, вид имела усталый, но весьма довольный.

– А этот Эстрем знает толк в поцелуях, – доверительно шепнула она потной до неприличия Санни-Челине, и обе проказницы тут же обменялись понимающими лукавыми улыбками… И если бы кто-нибудь взглянул с небес на затерявшийся в океане Ривердэйл, то заметил бы зелёные, неприлично сверкающие от удовольствия глаза рыжей ведьмы. Она сидела в уголке парка под качающейся от порывов ветра пальмой и устало отдувалась. Работёнка в эту ночь выдалась ещё из тех – Люция пока что работает грубовато, вот и пришлось Фионе выправлять да потихоньку сглаживать всплески Силы.

– Я ведь тоже леди, и тоже ведьма, – мурлыкнула волшебница, ощущая за домами мягко покачивающуюся на зыби сестру с чуть скошенными назад тремя мачтами. И два потускневших от усталости огонька рядом – Люция и Челина. Фыркнув от ощущения их своим уж сильно раскрывшимся естеством, Фиона вдруг вспомнила серые и родные глаза Воина. Где ж ты сейчас, мой милый и желанный? Ведь сушей поехал – и сейчас небось где-нибудь на сеновале постоялого двора охаживаешь млеющую от счастья простушку? Фиону от одной только этой мысли взяла такая злость, что она с досады взглядом разнесла в пыль валяющийся у забора булыжник. Незаметно осмотревшись – не приметил ли кто? – она тихо зарычала от переполняющих её чувств. А затем направилась в заведение Фабьо с твёрдым намерением налакаться до такого состояния, чтобы в свою каюту на «Леди» её занесли не как принцессу – словно дрова…