Юджа повернула ко мне побледневшее лицо:

— Как это понимать?

— Что, милая?

— Ты… ты заставил отступить того, кто никогда не отступает! Сама Смерть ушла с твоего пути!

— Ошибаешься, милая, Смерть тут вовсе ни при чём: тихая госпожа Шет покровительствует тем, кто избрал своим занятием жатву чужих жизней, но она не властна над Вечным Покоем… Иди к нему, милая. Он ждёт. И чем дольше длится ожидание, тем больше неправильных предположений рождает смущённый разум. Ты же не хочешь, чтобы сей достойный человек совершил глупость только потому, что танцовщица промедлила лишний миг?

— Я пойду, — согласилась Юджа. — Но… Ты многое должен мне объяснить, слышишь?

— Что смогу, то смогу, — пожимаю плечами. — Но не сегодня. В следующий раз.

— А он будет? — Сомнение в посерьёзневших глазах.

— Будет. Обязательно!

Йисини кивнула — больше своим мыслям, чем мне, — и скрылась за занавеской.

Я проводил её взглядом, усмехнулся и вздохнул. Старик, всё это время следивший за происходящим, тихо заметил:

— А мальчик-то вырос… Вырос и стал мужчиной.

— Разве, h’anu? Что-то я сам не замечаю своей… взрослости.

— И не заметишь, — успокоил меня Мерави. — Время внутри всегда течёт иначе, чем снаружи, так уж повелось… Я вот до сих пор кажусь себе молодым красавцем, а остальные видят больного старика.

— Ну уж и больного! Ты проживёшь ещё много-много лет и повторишься в своих внуках и правнуках… Насколько помню, у тебя есть и сын, и дочери, так что не жалуйся на жизнь: она ведь может решить, что ты и в самом деле ею недоволен!

— И он ещё не хочет верить моим словам! — Морщинистые ладони выскользнули из складок мекиля в возмущённом жесте. — Ты вырос, Джерон. Хотя… мне всегда казалось, что ты только притворяешься ребёнком.

— И вовсе я не притворялся! — настал мой черёд возмущаться. — Я хотел им быть… Плохо получалось, да?

— По-разному… Но теперь ты понял, что тебе больше к лицу?

— Скорее нет, чем да. Не хочется понимать. Лениво.

— Ты устал, вот в чём состоит твоя лень, — заявил Мерави. — Когда от сил остаётся крохотная капля, её начинаешь беречь, отказываясь от дел и размышлений… Но не стоит так поступать. Боишься ослабеть раньше времени? Зря. Как только этот источник будет вычерпан до дна, его снова наполнит живительная влага… иного свойства, быть может, но наполнит. Обязательно!

— Пожалуй, ты прав, h’anu… Но я боюсь опустеть. Очень боюсь.

— Это пройдёт. — Старик подошёл ко мне и коснулся моего лба прохладными, чуть шершавыми пальцами. — Страх тоже со временем устаёт пугать. И тогда возникает то, что люди называют отвагой, хотя на самом деле… Ты близко подошёл к означенному пределу, если можешь сознаться, что боишься. Ещё один шаг — и… Я верю: ты сделаешь этот шаг. В тебе есть то, что сильнее любой отваги.

— Что же, h’anu?

— Чувство долга.

— О, ты наделяешь меня сокровищами, которыми я вовсе не владею! — пробую отшутиться, но Мерави качает головой:

— Просто ты заглянул ещё не во все свои кладовые.

Молчу, глядя на старика, который в своё время не упускал ни малейшей возможности чему-нибудь меня поучить. И уроки были не всегда приятными, однако… Я бы согласился их повторить. И не один раз.

— Спасибо на добром слове, h’anu… Береги себя. Хозяина береги. И Юджу… Хотя она сама может о себе позаботиться: девочка взрослая всё-таки.

— А вот тут ты ошибаешься! — покачал пальцем Мерави. — Она начала взрослеть совсем недавно… Думается, после встречи с тобой.

— С чего ты взял? Разве я могу кого-то наставить на путь истинный? И пробовать не собираюсь!

— Ай-вэй, Джерон! Опять за своё, негодник? Каби[31] Учителя не обязательно должен быть виден всему свету — он может скрываться и под волосами!

— Ты вгоняешь меня в краску, h’anu! Пожалуй, пойду, пока не возведён в ранг божества… Ой, совсем забыл: как там парень себя чувствует? Поправляется?

— Твоими молитвами!

— Моими… Нет, h’anu, вовсе не этим. Значит, у него всё хорошо?

— Не беспокойся, он почти здоров. И очень жалеет, что не смог попросить прощения.

— Передавай ему — пусть забудет о своих воровских наклонностях. Не надо брать чужое — ни вещи, ни жизнь. Даже в угоду чьим-то красивым глазам.

— А сам не хочешь сказать?

— Не-е-е-ет! — Я попятился к двери, окончательно оставляя попытки вспомнить, зачем вообще сюда приходил. Наверное, чтобы попрощаться. — И не упрашивай! Всё, откланиваюсь. Если смогу — зайду ещё раз. Долгих лет и добрых дорог, h’anu!

— И тебе добрых дорог, Джерон! А долгие лета… В дороге время летит незаметно!

Незаметно? Может быть, h’anu, может быть… Но время — это такая штука, которая позволяет делать с собой всё, что угодно. Простая мудрость старого человека помогла мне понять, каким образом Ксаррон добился того… чего добился. Время — вот ключ ко всем загадкам! Оно подобно реке. В каждый момент своего существования. Всем рекам мира. Поток — то тихий, почти застывший, то бурный и стремительный, — казалось бы, неподвластен никаким законам, кроме своих собственных, однако… Даже бобры могут изменить течение реки, построив запруды, а ведь эти зверьки не самые могущественные существа на свете!

Если бы Ксо хотел утаить от меня механику своих действий, он прежде всего не допустил бы возвращения моих волос в обычное состояние, потому что менее заметные признаки пребывания в ином временном потоке тоже имеют место быть. Рёбра совершенно не болят, — значит, прошёл по меньшей мере месяц. Но это утверждение касается только моего личного времени: остальной мир жил как полагается.

Любопытно, каково это — управлять временем? Сгущать, как сироп, разбавлять до полной прозрачности, заставлять бурлить и пениться… Теоретически я понимаю, ЧТО делал мой кузен — то же, что и бобры. Поставил запруду, разделил поток, заставив обойти меня со всех сторон, и снова свёл струи вместе. Всё. Кроме одной, которую разогнал и которой пронзил меня. Это не магия, это нормальный порядок вещей: время идёт, и физическое тело восстанавливает свои повреждения. Если способно и если… Если его подпитывают.

Так вот почему меня немилосердно шатало по пробуждении: я попросту был переполнен Силой! Но поскольку моя Сущность не может единовременно контролировать и использовать большое количество означенной… материи? Энергии? Никак не могу определиться. Да и никто не может… В общем, понадобилось некоторое время для достижения равновесия внешних и внутренних полей. Конечно, мне захотелось погулять: трудно усидеть на месте, когда ноги сами просятся… ну если не в пляс, то очень близко к тому. Пожалуй, Ксаррон перестарался: в таком состоянии я способен натворить много разного. Впрочем, вернее будет сказать — был способен. Раньше. Теперь же… Поумнел достаточно, чтобы не лезть на рожон по первому предложению Судьбы. Единственная вольность за весь день — обмен ударами с кихашитом ради спокойствия темноглазой йисини. Надеюсь, мы поняли друг друга. Если нет, то… Да что я волнуюсь зря? Служители Шет — очень разумные люди, и одного намёка им хватает, чтобы снова раствориться в тени! Впрочем, надо будет зайти к иль-Руади — у меня ведь ещё есть время? И к Матушке — надо. И Мэя за длинные уши оттаскать… на будущее. Дабы вёл себя хорошо.

Хм, а куда это я забрёл?

Как обычно и случается, если ноги и разум не договорились о совместных действиях, тело и его обладатель оказываются… фрэлл знает где. В данном случае — узкая улочка, ставни немногочисленных окон первого этажа наглухо закрыты, двери, разумеется, тоже. Масляных фонарей не наблюдается, следовательно, я далеко от центра города. Темнеет, однако! Если не хочу ночевать в сугробе, следует начинать искать выход из очередного лабиринта… О, мне показалось или… Голоса! Сейчас пойду и спрошу дорогу.

Я завернул за угол и тут же пожалел о принятом решении, потому что оказался незваным гостем на празднике насилия.