— А как насчёт этой самой «борьбы»? Есть хорошие новости?

— Я нашла… то есть мы нашли, вместе с вашим учеником, который во многом мне помог, — поправилась Нэния, — средство, которое уничтожает отравленную кровь.

— Это же замечательно!

— Да, но… — Она сжала губы.

— Помогает не всегда?

— Всегда, однако… Вы не поняли, Мастер, — оно уничтожает. И отраву, и кровь. Человека можно напоить этим зельем, и оно будет работать сродни нагреванию, но по завершении действия общее количество крови резко уменьшится, и если заражение было сильным, то…

— Грубо говоря, больной будет совершенно обескровлен?

— Да, — горько признала лекарка.

— Так в чём проблема?

— Как это в чём? Я же сказала, что…

— Если количество крови уменьшится, значит, надо его восстановить в прежних размерах, вот и всё.

— То есть?

— Почему бы не влить в сосуды больному кровь от здорового человека? Вам это не приходило в голову? Конечно, потребуется кое-какое обеспечение, в том числе и магического характера, но не настолько уж это прихотливый процесс. Разве что надо будет подбирать людей с похожим составом крови, дабы не возникло воспаления.

Нэния округлила глаза ещё сильнее и примерно с минуту после того, как я закончил изложение одного из известных узкому кругу учёных принципа лечения, молчала, пожирая меня жадным взглядом.

— Вы даже не представляете, что только что сказали, Мастер… Это же… Это — великолепное решение!

— Оно принадлежит не мне, госпожа. Но мы рассмотрели только одну сторону проблемы. Помните вскрытие? У мертвеца произошли изменения и в других частях тела. Как быть с этим?

Женщина беспомощно пожала плечами:

— Моё средство уничтожает и заражённые ткани, но… Их-то не восстановишь так же просто, верно?

— Да, никоим образом, — вздохнул я.

К сожалению, основной закон существования мироздания — клятое равновесие, а оно не предполагает появления чего-либо осязаемого и жизнеспособного на пустом месте: обязательно нужно чем-то воспользоваться. Так, дом складывают из брёвен или камней, но если не вырос лес или не нашлась скала, можно хоть проклинать, хоть остервенело молить богов о чуде, ничего не получится. Суровый закон, но при этом не ограничивающий возможности, как бы странно ни звучало сие утверждение. Взять, к примеру, пока незнакомого мне некроманта: он наверняка лишь использовал знакомые предметы по-новому. Но каких результатов достиг! Молодец. И будет ему от меня за все «достижения» глубокое уважение и непременное развоплощение. Любым способом, отнимающим жизнь и стирающим даже саму память о ней.

Итак, кровь можно очистить, и этот факт, подтверждённый двумя независимыми сторонами, вселяет некоторую надежду. Особенно приятно, что Нэния нашла способ справиться с отравой доступными средствами и мне не придётся тратить собственные силы для спасения чужих жизней. Я ведь не каменный и не железный, мне позволено жить, но поставлено условие: платить за свои капризы самому. Скольких удалось бы вылечить? Десяток, сотню? Не больше, уж точно: возня с герцогом, правда, наложившаяся на уже имевшуюся усталость, здорово подорвала моё здоровье. И кто-то завидует такому могуществу? Глупцы. Разрушая, я прежде всего разрушаюсь сам. А поскольку созидание мне не подвластно, остаётся лишь ждать, пока мир вокруг снова станет равновесным и своим возвращением к привычному ходу вещей исцелит и меня.

— Правильно ли я понял, господа? — Льюс решил, что пора и ему принять деятельное участие в беседе. — Заболевшего можно спасти, если поражена только кровь?

— Да, можно, — ответила Нэния. — Мы с Мастером не видим в этом трудностей.

— Но, как вы сказали только что, болезнь затрагивает не только кровь? Поражаются и другие части тела?

Я кивнул:

— К великому сожалению, милорд, кровь, изменяя свои свойства, разносит отраву по всему телу. Полагаю, что первыми удар на себя принимают мышцы, а потом уже и прочие ткани. Если так, есть небольшой шанс для тех, кто болен не слишком сильно. Думаю, они с радостью откажутся от некоторого количества мышечных волокон, чтобы остаться живыми.

Магайон горько скривился, представляя себе описанную ситуацию:

— Да, пожалуй. Наверное, я тоже согласился бы… Даже отрезать руку или ногу, лишь бы не умирать. Постыдное желание, правда, Мастер? — добавил молодой человек, заметив неодобрение на лице Хигила.

Я скорчил, бросив взгляд на капитана, не менее гнусную рожу.

— Нет, милорд. Неправда. Желание жить само по себе не может быть постыдным или благородным, потому что оно естественно для любого живого существа. Конечно, в жизни каждого из нас возникают моменты, когда мы перестаём ощущать, каким драгоценным даром обладаем, и стремимся его потерять, но… Слабость духа проходит, и вот тогда появляются страх и стыд. Минуту назад готовые принять смерть, мы вдруг видим, как глупо себя вели: могли совершить ошибку, исправлять которую пришлось бы другим. Не надо стремиться умирать, но точно так же не надо и цепляться за жизнь зубами и ногтями вопреки здравому смыслу, потому что, изменив самому себе, можно возненавидеть тяжким трудом выцарапанные у судьбы годы. Касательно вас, милорд, хочу сказать: ваша жизнь вам не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Поэтому не обращайте внимания на чужие моральные устои — вы хотите жить, потому что чувствуете ответственность за другие жизни, вверенные вам. Может быть, полностью не понимаете разумом, но ощущаете сердцем… Помните об этом, милорд. Особенно когда раздумываете, жить или умирать.

Льюс улыбнулся. Очень печально, но очень светло:

— А как насчёт вас, Мастер? Вы тоже испытываете подобные чувства?

— Уже нет.

— Не понимаю… — Разочарованное удивление в серых глазах.

— Моя пора опираться только на чувства прошла, милорд. Теперь я прежде сверяюсь с разумом, и уже только потом обращаюсь за советом к сердцу.

Вот, сказал ерунду и сам в неё поверил. На мгновение. Это я-то пользуюсь умом? Интересно было бы посмотреть со стороны — зрелище, могу поспорить, презабавнейшее. Обычно ломлюсь наугад через густые-густые кусты, не видя перед собой дороги, а всего лишь смутно предполагая, что она есть. Где-то там. То есть должна быть, потому что мне так хочется… Эгоист несчастный. Только ветки в стороны летят и обломки чужих судеб.

Зачем сейчас притворяюсь мудрым и всезнающим? Желая потешить самолюбие? Опять заигрался, примерив новую маску?

«Не смеши меня, любовь моя… Ты просто занял надлежащее место и стараешься ему полностью соответствовать…» — мягко пожурила Мантия.

А почему на этом самом «месте» я чувствую себя неуютно?

«Потому что ты впервые его занял… Даже самое удобное кресло должно приспособиться к заднице, чтобы обе стороны остались довольны…»

Хочешь сказать…

«Сначала намни ямок по себе, а потом даже перестанешь замечать, где сидишь…»

А кресло на мне ямок не намнёт, а?

«Куда же без этого? Непременно намнёт… Так супруги, вступившие в брак по расчёту, притираются друг к другу, постепенно лишаясь острых углов и выпирающих граней, чтобы в конце концов стать единым целым…»

А мои родители… Тоже притирались?

Мантия мерзко хохотнула.

«А как же! Столько чешуи стёрли, что щеголяли целыми пролысинами… Но, любовь моя, оставь их радости и невзгоды им, а сам занимайся своими!»

Как пожелаешь, драгоценная.

«Это не пожелание… Это приказ. Чувствуешь разницу?»

И немалую. Всё, возвращаюсь.

Пауза в беседе оказалась достаточно небольшой, чтобы остаться незамеченной. Герцог вздохнул:

— Удастся ли мне этому научиться?

— Почему бы и нет? Научитесь. И скорее всего, против своей воли, но такие знания, как правило, самые надёжные!

— Почему?

Кажется, я буду удивлять его каждым своим наблюдением. Но, право, так нельзя: чувствую себя каким-то нелепым учителем.

— Потому что вбиваются силой! Если позволите, милорд, перестанем испытывать терпение Егерей. Не знаю, как госпожа Нэния, а доблестный капитан порядком устал уже от наших заумных рассуждений. Не так ли?