Стены твоей тюрьмы прочнее моих. И у тебя есть преимущество: ты помнишь. Помнишь всё, что происходило с тобой. Я могу только догадываться, как больно было тому, другому, видеть в твоих глазах презрение и ненависть. На меня ты смотрела уже иначе. Иногда смущаясь собственных чувств, иногда — злясь, что они не находят ответа в моём взгляде. Но чаще… Чаще ты смотрела на меня с нежностью и с опаской. Словно боялась не успеть оплатить долг. И никак не хотела понять, что вовсе ничего мне не должна.

Провожу ладонью по навершию рукояти, спускаюсь ниже, на прохладные кожаные витки. Всё, что нужно, это вышвырнуть тебя за пределы «струн». Того, что внутри, хватит и мне, и Пустоте. В конце концов, если кто-то не умеет понимать прозрачные намёки…

— Тебе не поможет этот клинок, — осторожно заметил Глава Совета, больше желая верить в свои слова, чем веря в них на самом деле.

Поднимаю глаза.

— Думаешь?

— В твоих руках он просто меч, не самого лучшего качества, — продолжают уговаривать меня.

— Не самого лучшего? Ошибаешься. Дважды. Во-первых, это «она», а во-вторых, у неё есть по меньшей мере одно замечательное качество. Она не останавливается на полпути.

Тёмно-бирюзовые глаза сузились. Всё, теперь я разозлил последнего из тех, кто стоял между миром и войной. Повоюем?

Но тишину, тревожно раскинувшую крылья над двором, нарушает спокойное и чуть скучное:

— Если противник не спешит обнажать оружие, не стоит его торопить. Возможно, он просто не хочет вас убивать.

Высокая жилистая фигура, с обманчивой расслабленностью прислонившаяся к древесному стволу. Костюм из груботканого шёлка с узелками на шероховатой поверхности. Резкие черты смуглого лица. Прищуренные, словно в попытке уберечься от палящих лучей солнца, глаза. Медно-рыжие волосы, заплетённые в косу, кончик которой касается верхушек самых высоких травинок. И ещё одна травинка — в обветренных губах.

— Мастер! — В восклицании Главы Совета чувствуется невольная радость, словно к терпящим поражение войскам подоспело подкрепление. — Вы всё же решили присоединиться к нам?

— Я решил взглянуть, — поправил эльф, имени которого я так и не узнал, хотя не один час провёл в его обществе. Просто d’hess. Просто Учитель.

Он с явным сожалением покинул тень деревьев, выходя на залитый солнцем двор. «Струны», густо намотанные по периметру, не стали препятствием для того, кто, как я считал, сведущ только в искусстве владения оружием: эльф прошёл прямо через них, вроде бы не отклоняясь ни на волосок ни вправо, ни влево, но по колыханию косы можно было предположить, что он не входил в контакт с Нитями заклинания, огибая их.

При нём не было клинка — ни прямого, ни изогнутого. Даже кинжала не было. Впрочем, отсутствие оружия не делало моего Учителя менее опасным, потому что лучший меч воина — душа, научившаяся повелевать телом.

Он остановился между мной и Главой Совета на равном расстоянии. Скрестил сильные руки на груди. Позволил порыву невесть откуда взявшегося ветерка погладить скулу, с благодарностью принимая дар прохлады в разгар жаркого дня. Помолчал, изучая взглядом кайрис.

— Если вы собрались заняться фехтованием, нужно было сразу сказать мне. Я бы с удовольствием посмотрел.

— На что, Мастер?

— На избиение младенцев.

Глава Совета ухмыльнулся, видимо, относя определение «младенец» на мой счёт, но меднокосый эльф покачал головой:

— Жаль, что я не имел удовольствия быть твоим наставником, Эвали. Тогда ты бы знал, кому можно бросать вызов, а кого лучше обходить стороной. Далеко-далеко.

— Что ты хочешь этим сказать, Дийл?

— Только то, что сказал.

— Я же не учу тебя держать клинок? А ты полагаешь, что понимаешь в моём деле больше меня самого? — Золотоволосый нахмурился, и стало ясно: они — ровесники. Возможно, даже старые и добрые друзья. Просто соплеменнику подобного обращения не простил бы ни один из этих двоих.

— Твоё дело — вести беседу. Моё — звенеть сталью. Помнится, к моему появлению переговоры уже завершились, зато сталь не преминула появиться. Так кому из нас принадлежит право первого голоса здесь и сейчас?

Глава Совета скривил губы, но в его недовольстве чувствовалась и капелька облегчения: всегда приятно, если тяжесть решения берёт на себя кто-то другой. Мой Учитель понял это лучше меня и укоризненно фыркнул, но отказываться от уступленного ему главенства не стал. Хотя бы потому, что знал, кто из присутствующих — «младенец».

— Ты хочешь поднять этот клинок?

Суховатый, но тёплый, как летнее сено, голос напомнил мне дни детства и юности, когда всё было непонятно, но просто. Когда мне не нужно было выбирать.

— Разве вы нуждаетесь в ответе, d’hess? — улыбнулся я, и золотоволосый эльф вздрогнул, услышав коротенькое слово, связывающее нас крепче, чем узы крови.

— Конечно, нет. Кстати, не стоит так долго прижиматься к земле: она ещё слишком сыра. Можешь застудить сустав.

— Вы правы.

Я поднялся, проводя ладонью по влажной отметине на колене. Земля сыра, без сомнения.

— Зачем ты затеял это представление?

— Так получилось, — виновато пожимаю плечами.

— Ещё не изжил беспечность? — Сочувственно приподнятые брови.

— Увы.

— А пора бы.

— Под вашим руководством дела шли бы быстрее.

Учитель не соглашается со мной:

— Быстро не ходят. Быстро бегают, а на бегу очень легко упустить из виду важные детали. Не стоит задумываться о беге, пока шаг не стал уверенным и лёгким.

— Я понимаю, d’hess. Но иногда времени научиться ходить отведено так мало, что приходится срываться на бег до срока.

— Это верно, — кивает эльф, а медно-рыжая коса вторит кивку своим плавным движением.

Я, как в детстве, засматриваюсь на огненные всполохи в заплетённых волосах, и Учитель укоризненно ворчит:

— Ну чему мог научиться мальчишка, который все занятия только и мечтал, что оттаскать своего наставника за косу?

Шёпот пришельца донёс до ушей Главы Совета всего несколько слов, но их оказалось достаточно, чтобы меня больше не рассматривали как упрямца, не желающего сотрудничать. Более того, в просторной комнате мы находились втроём: я, золотоволосый Эвали и мой Учитель. Остальные члены Совета, охранники и прочая челядь были отправлены восвояси. Дабы не путались под ногами и не слышали то, что не должны слышать.

— Я должен принести извинения, ma’daeni, — начал Глава Совета, но осёкся, увидев на моём лице унылую гримасу.

— Никаких расшаркиваний, договорились? Я тоже не был образцом хороших манер, поэтому можно считать, что каждый остался при своих. Давайте лучше поговорим о том, кто не пожелал вести бесед, а сразу нанёс удар, пусть и не достигший цели.

— Стир’риаги будет наказан, — сурово и холодно заверил золотоволосый.

— Не откажите в любезности указать, за что.

— Вам недостаточно того…

— А всё ли вам известно о его преступлениях?

— Их было много?

Я задумчиво пересчитал пальцы на руках, загибая по одному.

— Не количеством, быть может, но качеством… Даже слишком.

Сразу же следует вопрос, почти лишённый надежды:

— Вы расскажете?

— Если угодно. Если сами ещё не всё выяснили. Только хочу предупредить: вещественных доказательств у меня нет. Только слова.

— Ваших слов вполне хватит, чтобы…

— Вынести приговор? Возможно. Но вот чтобы привести его в исполнение… Сомневаюсь.

— Преступник будет схвачен. — Бесстрастное обещание. Нет, даже не обещание, а непреложная уверенность.

— Кем, позвольте спросить? Ваши воины умеют смещать Пласты? Или способны орудовать потоками на Изнанке? Нет, господа, хотите выследить — выслеживайте. Но, ради Пресветлой Владычицы, — не лезьте в открытое столкновение! Он слишком опасен.

— Он учился у драконов, — чуть осуждающе заметил Глава Совета, и я устало поморщился:

— Он не учился. Он преследовал свои цели. Тот, кто учится, воспринимает всё, что ему преподают, а Стир’риаги слышал только нужное ему, умело пропуская мимо ушей всё остальное.