Не слишком ли рано начались роды? Если верить словам тётушки, крайний срок — через три дня после сегодняшнего. Значит, вовремя. А то я слегка испугался, что моё присутствие ускорило процесс… Нет, всё идёт своим чередом, и к закату, а то и раньше, мир встретит нового обитателя. У меня вдоволь времени. На всё, что пожелаю.
К моему глубокому и искреннему облегчению, поблизости не мог находиться младший брат Кэла. Настырный Хиэмайэ, по словам старшего родственника, с головой погрузился в учёбу, готовясь к последним экзаменам перед поступлением на службу. Интересно будет понаблюдать, кто его выберет. Я в любом случае участия в сём занятном действе не приму, но в месте зрителя мне не откажут. А если откажут, явлюсь без позволения и приглашения. Под ручку с тётушкой, которая будет только счастлива лишний раз устрашить своих недругов. Уж на что, на что, а на устрашение моих талантов хватит. Вызывать к себе иные чувства не умею, а вот страх и ненависть — легко. Даже усилий прилагать не нужно.
Зарываюсь носом в душистые лепестки. Как чарующе пахнет яблоневый цвет! Можно целую вечность стоять, прижавшись щекой к прохладным белым пальчикам… А ведь ещё год назад я не мог даже есть яблоки. Потому что они напоминали мне об эльфах. Неприятно напоминали. Зато теперь…
Я не заметил и не почувствовал, просто понял, сразу и предельно ясно: кто-то пришёл. И, поворачивая голову в сторону гостя, не зная, кого увижу, ничуть не удивился, встретившись взглядом с серым пеплом глаз, до конца не верящих. Во что? В свершившееся чудо. Я тоже не верил. До того мгновения, как стремительный бег не оборвался на моей груди. Мин вонзилась в меня всей силой невыносимого ожидания, швырнула на ствол яблони и прижала к нему так крепко, как только могла. А я смотрел на душистый снег осыпающихся лепестков, но продолжал видеть летящий прямо на меня клинок, от которого не было ни возможности, ни желания увернуться.
Нэмин’на-ари молчала, пока беспокойные пальцы не нащупали бугорок шрама под волосами на моей шее:
— Нет! Этого не может быть! Это неправда, скажи мне! Скажи!
Взгляд темнее грозовой тучи. Губы, готовые сердито сжаться. А руки дрожат, мелко, но ощутимо.
— Чего ты испугалась, милая?
— Зачем это сделали с тобой?!
— Со мной не делали ничего такого, чего бы я сам не позволил.
— Но это… Это убьёт тебя!
— Нет, милая. Не убьёт. Ты не чувствуешь? Ранки заживают, потому что в них ничего уже нет.
Она не верила. До тех пор, пока я, в сотый раз испросив у богов прощения за свои прегрешения, не сбросил Вуаль и не коснулся сухих губ своими…
Мы сидим под яблоней. Точнее, Мин сидит, а я лежу, устроив голову у неё на коленях, и веду счёт белым хлопьям, медленными кругами опускающимся на траву.
— Ты не хотел приходить. — Утверждение, не терпящее возражений.
Соглашаюсь:
— Не хотел.
Лгать не имеет смысла — моя подруга слишком хорошо меня знает. Ещё по прошлой жизни.
— Но всё-таки пришёл?
— Совпало наличие времени и возможности, а такой случай грешно упускать.
— Какой ты… — Узкая ладонь шутливо шлёпает меня по лбу.
— Какой?
— Жестокий!
— Почему это?
— Мог бы соврать, сказать, что примчался как только смог.
— Но я это самое и сказал, только другими словами!
— Всё равно, можно иначе… Чтобы мне было приятнее.
— Но ты бы знала, что я лгу?
— Конечно.
— И в чём тогда надобность обмана?
Мин закидывает голову назад, устремляя взгляд в переплетение ветвей.
— Глупый…
— Это я знаю, милая. Но этого мало, чтобы объяснить.
Серые глаза снова смотрят на меня. Сверху вниз.
— Глупый маленький мальчик.
— Ещё один шаг, не приближающий меня к пониманию. Будет новая подсказка?
— Ты смеёшься.
— Я серьёзен как никогда.
— Смеёшься!
— И в мыслях не держал!
Она наклоняется, касаясь губами моей переносицы.
— Ты мерзкий, мрачный и подлый. Почему я тебя люблю?
— Потому что мы стоим на одной ступени.
— Да. На одной. — Мин снова выпрямляет спину, прижимаясь к стволу яблони.
— И потом, ты не любишь, ты просто испытываешь ко мне чувство благодарности.
— За что? За то, что лишил меня спокойного сна?
Да, лишил. Когда вмешался в эльфийский Зов. Я не мог предположить, чем обернётся моя шалость, как тогда думалось, последняя…
Заклинание Зова, используемое расами, сведущими в магии, строится по нескольким принципам.[24] Во-первых, собираясь позвать, необходимо очень чётко представлять себе основные характеристики того, кто сможет откликнуться на Зов, иначе слишком велик риск печального исхода: случалось, что неверно исполненное заклинание приводило к гибели того, кто отзывался.
Во-вторых, в Кружеве Зова должна быть предельно ясно указана причина его создания, поскольку она тоже оказывает влияние на личность и возможности того, кто, услышав, примет предложение прийти.
В-третьих, благоприятное завершение заклинания невозможно, если в Периметре его влияния не оказалось ни одного подходящего существа.
А что произошло пасмурным днём предзимья, когда на чашах весов лежали три жизни: моя, эльфийки и её нерожденного ребёнка? Я всего лишь поделился Силой, остававшейся в моём шлейфе, остальное уже не требовало стороннего участия.
Кайа была неспособна вызвать себе на подмогу могучего воина — только что-то небольшое, лёгкое и отчаявшееся достаточно, чтобы принять участие в рискованной авантюре, потому что схватка с отрядом тренированных бойцов могла оказаться смертельной. Да, моё участие усилило Зов, сделало его шире и повелительнее, но всё закончилось бы иначе или вообще ничем не закончилось, если бы я не шепнул вслед улетающим Нитям: «Пусть придёт хоть кто-нибудь». Именно моя просьба, вплетённая в податливое Кружево вызывающего заклинания, разбудила Мин, ожидавшую возвращения в мир, но вовсе не в человеческом облике.
Чтобы уберечь артефакт от влияния текущих лет — единственного врага, которого нельзя победить, но встречу с которым можно отсрочить, чудесный предмет хранят между Пластами, выбирая местечко, в которое время заглядывает нечасто и ненадолго. Но, поскольку в таких областях Пространства заклинания имеют свойство ослабевать, вечно хранить в них артефакт невозможно, требуется изредка возвращать его в мир, чтобы подштопать и подлатать истончившиеся Нити. Так и Нэмин’на-ари, погружённая в тревожную дремоту за гранью мира, возвращалась для очередной починки домой в те самые минуты, когда эльфийка отправила на охоту свой Зов. Но меч не ответил бы бедняжке, если бы душа, заключённая в стальную оболочку, не расслышала в шелесте заклинания мой голос — голос, который не ожидала и не надеялась услышать. Никогда.
Усилия эльфийских хранителей артефакта пошли прахом: меч не пожелал вернуться в благоговейно подставленные ладони, выбрав другой путь. Мин не смогла справиться с неутолимой жаждой. Жаждой искупления вины. А прибыв на место, растерялась, поняв, что искупать нечего и не перед кем, а значит, можно действовать по собственной воле, не оглядываясь на тени прошлого, зловещим шёпотом ворчащие по углам…
— Если хочешь, можешь уснуть снова.
— Разрешаешь?
— Предлагаю.
Серая сталь взгляда наполняется лукавыми искрами.
— Только вместе с тобой.
— Что?
— Уснуть. Если получится, конечно. Могу обещать только одно — до постели мы доберёмся.
— В связи с чем возникает вопрос: а так ли уж нам нужна постель?
Целый вдох смотрим друг на друга, не отрываясь, потом смеёмся, дружно и горько.
— Не шути так. Пожалуйста, — просит Мин, ероша мой отросший чуб.
— Не буду. Но шутки — всё, что нам осталось.
— Всё? Неужели действительно всё?
— Ты знаешь.
— Да, я знаю.
Она печально отворачивается, но я бережно беру пальцами упрямый подбородок и возвращаю бледное личико обратно. Чтобы ясно видеть каждую чёрточку.