Толчки и неожиданные подвижки на какое-то время стихли.

– Становится душно, – проронила в наступившей тишине удачно заклинившаяся между опорными скобами по-боевому настроенная брюнетка. – Я готова была отдать Богу душу на Нимейе при исполнении своего долга, но вот так – на манер сардины в банке – нет. Господь несправедлив! И все из-за того, что на корабле оказалась кошка!

– Ушпокойтешь, мишшь Ульцер, – попытался утешить ее Русти. – Ешшли бы они хотели умершвищщь нас, то они бы наш прошшто рашштреляли.

– Мисс Ульцер не нуждается в успокоении, – ледяным тоном сообщила давешняя блондинка, пытаясь даже в сложившейся обстановке поправить что-то в своей прическе. – Я совершенно спокойна. И оставьте в покое бедное животное – это же глупое существо.

В металлический бок контейнера что-то с силой. Ударило, и он загудел – низко и угрожающе. Все замолкли.

– Эшто как? – недоуменно уставился Русти на брюнетку. – Ражве вы не Генриетта Ульцер.

– При крещении меня нарекли Эльзою Шарбогард, – просветила его собеседница. – А фрейлейн Ульцер находится визави профессора Лемье.

В стену контейнера опять что-то бабахнуло раза четыре подряд, что помешало фрейлейн с надлежащим достоинством представиться честному народу, набившемуся в тамбур.

– Так какого ше дьявола вы шебя за нее выдавали? И еще пошелилищщь в ее бокше? – возмутился Русти, словно именно в этом крылся источник обрушившихся на «Констеллеишн» бед.

– И вообще, – теперь он уставился на прихорашивающуюся фройлен, – кой шерт принеш ваш в штыковочную в шамыи неподходящий момент?

– Фрейлейн, видите ли, терпеть не может розового цвета, – взяла на себя инициативу Эльза с невыговариваемой фамилией. – А мне на это ровным счетом наплевать. Вот я и заняла четвертый бокс, а фрейлейн Ульцер – пятый. Там все – хаки. Я и не думала называться чужим именем, вы просто...

– А в самом деле – начал Кай, прервался на секунду из-за очередного «бум-м-м-м!!!» в стенку и продолжил, – зачем вам понадобилось врываться в стыковочную, когда там шла стрельба?

– Со страху, – пояснила белокурая Генриетта. – Я только что смыла ночную витаминную маску и начала чистить зубы. Когда заорала эта ваша тревога и все начало пищать, квакать, мигать светом, я и кинулась по направлению этих как там они у вас называются – ну, такие стрелы по всем переходам, которые загораются и гаснут.

– Нишего умнее вы шделать не могли! – раздосадованно зашепелявил Русти. – Проблешковые укажатели покажывают направление на отшек, из которого подан шигнал оповещ-щ-щения. Это – не для паш-шажиров! Это для охраны! А вам по инштрукции полагалось жакрепиться в противоперегружочном уштройштве – на лежанке на вашей то ешть, и ждать дальнейших рашпоряжений!

– Все равно я оказалась бы здесь, – расстроенно возразила доктор Ульцер.

– Это еще как шкажать! – зло встрепенулся Русти.

– Боже, что они с нами делают! – охнула Эльза.

И было от чего – пол камеры (он же пототок, или любая из стен, в условиях невесомости) дернулся, поехал куда-то в сторону, и чертову каталажку стало к тому же закручивать вокруг ее оси.

– Это были магнитные присоски, – прикинул док Сандерс. – Эти удары по корпусу. Бандиты нас заарканили и теперь буксируют к своей посудине.

– Дышать уже почти нечем. Скорее бы пришвартовали и выпустили, – наивно прощебетала скисающая на глазах белокурая Генриетта.

– Вы думаете, в заложниках у этих бандюг нам будет значительно лучше? – подал наконец голос кто-то из близнецов-альбиносов. – Бедного боцмана отделали по первое число. Боюсь, что и всем нам, грешным, достанется прикладом в зубы.

– Кстати, – «Меня зациклило на „кстати“, – подумал Кай, – кстати, Русти, за что это вы вздумали бороться, как лев? Что там было – на вашей магнитке? Копия бортовою журнала? Ведомости зарплаты за десять лет? Страховой полис?

Задавал он эти вопросы больше для того, чтобы отвлечь себя от мысли об устройстве самоуничтожения. Которое должно было вот-вот сработать. И сделать свое дело. Или нет.

Русти рассеянно приоткрыл расквашенный рот и вдруг, выпучив глаза, захихикал. Довольно по-идиотски. Принимая во внимание обстоятельства, можно было подумать, что нервы у бедняги не выдержали.

– «Ш-шпиллер» – выдавил он сквозь мученическое прихихикивание – «Шпиллер»

«Понимаете, – говорил Русти много позже своим внимательным слушателям в заведении Хенка, – как стали меня обыскивать эти, – тут эпитеты, характеризующие людей Папы, варьировали – так меня и осенило».

Осенило его, честно говоря, немного позже. Именно сейчас – в предбаннике суперконтейнера.

– «Шпиллер» – бессмысленно повторял Русти – «Щпиллер».

– Хорошая работа, Черник! – похвалил Петера Боров. – Пролезай в причальный узел и подсоедини воздухопровод к патрубкам. Не хотелось бы потерять заложников. Я приму ребят с корабля.

Он, неудобно задрав голову, убедился, что ярко-оранжевая фигурка напарника скрылась в башенке стыковочного устройства «Леди Игрек», и осведомился по рации.

– Ну как там у вас, ребята?

– Выходим в стыковочную, – чуть сдавленным голосом – время поджимало – отозвался Кортни. – У тебя все готово? Без сюрпризов?

– У меня-то – готово. А вот вы-то, ребята, свое дело помните? – строго парировал столь нелепое подозрение Боров. – Программа на возвращение в бортовой компьютер загружена? Или за двадцать суток полета там у вас еще, как говорится, конь не валялся?

Тон папаши-покровителя очень шел ему, скрадывая даже полную неуместность заданного вопроса. Этим приемом Боров часто пользовался и всегда – с гарантированным успехом.

– Не беспокойся, – заверил его колонель, – покатим домой как на рельсах

– Ну что ж, – вздохнул Боров и отключил прием – не стоило слушать то, что пойдет в эфир теперь. – Мне очень жаль, ребята, что ваша гнедая сломала ногу.

Он отжал кнопку выносного пульта, и лапа лебедки обратным ходом задвинула подвижной плитой корпуса проем, пропустивший через себя трехсоттонный контейнер с «Пеплом». Взглянул на часы до срабатывания зарядов оставалось меньше двух минут. Он не стал смотреть, как на поверхности металла начали появляться вмятины от выпущенных изнутри пуль. Игра была сыграна. Оставалось зачистить мелочи.

Боров запустил ранцевый двигатель, и к тому моменту, когда он преодолел небольшую бездну, отделявшую его от шлюзов «Леди», «Констеллейшн» тряхнуло изнутри. Часть выхлопа взрыва, сорвав какие-то заглушки, ударила в пустоту, закрутив угловатую тушу корабля вокруг оси – выжженную скорлупу обитаемых и грузовых отсеков и не шибко пострадавший блок силовой установки и двигателей. Ничего живого уже не было в этой, покрывшейся цветами побежалости руине.

– Ну как там? – спросил Петер, довертывая вентиль патрубка воздухопровода и кивнув на стенку разгрузочного тамбура суперконтейнера.

– Зашевелились. А то я уж думал, что приморили мы заложничков. Как там ребята?

– Посмотри сам, – Боров кивнул на проем люка и, подождав, пока Черник, подтянувшись за фал, направит себя туда, выстрелил ему под стык шлема с воротником скафандра. Черник дрыгнул ножками и продолжил свое движение в открытый Космос уже обмякшей куклой, мертвой, как дверная ручка.

Боров, констатировав, что работа и тут сделана чисто – вся кровь осталась в скафандре и не придется тратить время на отмывание тамбура и гермокостюма, задраил шлюз, включил сервопривод и проследил за тем, чтобы переходник суперконтейнера был герметично поджат к шлюзу «Леди». Потом окончательно подровнял давление в системе воздухопроводов и, не торопясь впускать пленников в корабль, поднялся в рубку – пора было заняться предполетной подготовкой. Он даже не стал выглядывать в иллюминатор, чтобы бросить последний взгляд на ставший братской могилой разбойников и их жертв остов «Констеллейшн» и болтающегося в стороне от него – отправленного в «автономное плавание» Петера. Все это было уже в прошлом. Останки и обломки могли теперь годы и годы продолжать свое бесконечное падение в фиолетовое зарево огненных океанов Фомальгаута – Эрику Бишопу предстояла другая дорога.