— В получасе хода от нас, — с места в карьер начал Йонг, — терпит бедствие лайнер «Саратога». Вами и вашими партнерами — корри получен сигнал бедствия от этого корабля...
Полковнику никак не полагалось знать это. Но Федор Павлович был не в претензии: если господам дозволено прослушивать радиопереговоры боевого крейсера, значит, есть на то свой резон. И не будем поднимать по этому поводу визг, словно мать-настоятельница, впервые на старости лет обнаружившая «жучка» в своей «ночной вазе».
— Нам важно знать, — продолжил полковник, удостоверившись, что может трактовать напряженное молчание обоих собеседников как знак согласия со своими словами, — ваши намерения и действия в этой связи. Поверьте, это не праздный интерес.
— Однако кому это — «нам»? — сухо поинтересовался Горский, старательно глядя в сторону и крутя в пальцах какую-то хреновнику, машинально прихваченную с письменного стола капитана, вокруг которого сидели все четверо.
— Спецакадемии, — коротко ответил и за себя и за Йонга Лошмидт и бросил на стол свое удостоверение.
— Ну что ж, — пожал плечами Манцев, кончиками пальцев отодвигая от себя зеленоватую карточку с эмблемой цитадели военизированной науки, оттиснутой в верхнем правом углу. — Так все-таки лучше, когда знаешь, с кем ведешь дело... Так вот... — Он нервно отодвинул от Горского подставку с электрокарандашами так, словно судьба этого предмета заботила его сейчас более всего. — Вы можете не волноваться, господа. Мы никоим образом не намерены рисковать... Нам придется не на шутку поссориться с корри. Нам... Мне и экипажу придется бойкотировать прямые указания первого капитана.
Он внимательно посмотрел на Йонга, а затем на Лошмидта, чтобы убедиться, что те в полной мере осознают значение его слов.
— Но мы не будем рисковать! — Ладонь капитана, умноженная силой полутора «g», звучно хлопнула по столу. — На терпящий бедствие лайнер будет высажена ремонтная бригада. И медики. Это все. А «Цунами» двинется дальше — на выполнение боевого задания! Я удовлетворил ваше любопытство, джентльмены?
— Не совсем, — коротко и резко парировал его слова Йонг. — Нас в первую очередь интересует, как велик риск для терпящего бедствие корабля? Как вы оцениваете шансы выжить — для пассажиров и экипажа? Это в случае действий по вашему... м-м... сценарию.
— А никакого другого сценария и нет, полковник, — так же резко и коротко возразил Манцев. — Я не могу нарушить боевой приказ, даже если все лайнеры Обитаемого Космоса соберутся сюда и будут гореть синим пламенем! Вы — человек военный и прекрасно понимаете меня. — Он перевел дух. — Что же до шансов выжить, то спросите меня о чем-нибудь полегче. Я бы мог судить и рядить о том, какие шансы имеет выжить корабль, накрытый коллапс-полем или попавший в облако «ос». Но аварии на гражданских лайнерах — не моя стихия. Увольте. К тому же каковы бы они ни были — эти шансы, о которых вы толкуете, — большие или маленькие, это не меняет сути дела. Ни на йоту. Я не имею возможности выбирать решение. Вариантов нет, как говорится.
Эти слова заставили нервно дернуться щеку полковника.
— Охотно верю, — с затаившимся в голосе раздражением произнес он. — Охотно верю, что вы, капитан, не располагаете такими вариантами. Но мы можем вас ими снабдить. Надеюсь, вас не затруднит найти в вашем сейфе и вскрыть один небольшой пакет... Тот, который вам предписано распечатать, получив пароль «Локус».
— «Локус»? — чуть ошарашенно переспросил Манцев.
— Да, «Локус», — с ледяным спокойствием подтвердил Йонг. И уточнил: — Это, повторяю вам, пароль. И я вам его называю...
Не поднимаясь из кресла, Манцев развернулся к вмонтированному в мощную переборку вместилищу секретной документации. Он быстро набрал на клавиатуре, украшающей выполненную из сверхпрочного сплава дверцу, отпирающий замок сейфа код.
Пакеты в сейфах капитанов... О, никто еще не сложил о них достойную песнь. Песнь о безмолвных хранителях тайн и тюремщиках демонов смерти и разрушения; песнь о хранителях, вжавшихся в скупые строчки инструкций и приказов, о хранителях, разбежавшихся по пунктам и подпунктам тайных списков и перечислений, которые осмотрительные сильные мира сего не решились доверить хлипким файлам компьютера... В несгораемом ящике крейсера класса «Цунами» их можно найти не менее полудюжины, а чаще всего — с добрые полсотни. Они живут своей собственной жизнью. Часто, так и не раскрывая своих тайн, истаивают в пламени мусоросжигательных печей. Но бывает и так, что они — так и нераспечатанными — переживают правителей и целые политические режимы. Переживают капитанов и даже сами крейсера. Как, например, пара непривычного формата успевших порядком пожелтеть конвертов, притаившихся в глубине личного сейфа капитана «Цунами». Конвертов, запечатанных причудливой печатью «Утренней Армии» и украшенных «Золотым петушком» Империи. Какие только ситуации не были предусмотрены безымянными составителями тайных инструкций, таящихся под архаичными сургучными печатями. Любители экзотических слухов утверждают, что даже Армагеддон и Страшный суд предусмотрены в них...
Впрочем, тот пакет, печать которого решительно сломал сейчас капитан Манцев, содержал документ, касавшийся материй, куда более прозаичных. Предписанием Комитета по Чрезвычайным Поручениям при Директорате Федерации второму капитану «Цунами» предлагалось «рассматривать указания находящегося на борту вверенного ему космического судна полковника ВС Федерации Хесуса Йонга, а в случае его отсутствия или его недееспособности — действительного члена Академии Специальных Исследований Хьюго Лошмидта как первоочередные и предназначенные к незамедлительному и точному исполнению. Вопросы, связанные с необходимостью одномоментного выполнения вверенным вам экипажем операции „Сикорски“, вам надлежит решать в рабочем порядке, на основе взаимных консультаций полковника X. Йонга (или X. Лошмидта в случае его отсутствия или недееспособности) и чрезвычайного комиссара Горского (или вас лично в случае его отсутствия или недееспособности)».
Прочитав приказ дважды, Манцев, не говоря худого слова, передал его Горскому. Ознакомившись с ним, чрезвычайный комиссар досадливо цыкнул зубом — привычка, приобретенная им в результате длительного общения с корри. В этом он был прав: более издевательского документа ему читать, пожалуй, не приходилось.
— В общем, — коротко резюмировал Манцев, — мне предлагается угодить и вашим и нашим. Но при этом выкручиваться старине Манцеву надо будет самому. — Он махнул рукой. — Выкладывайте, господа, что вам в конце концов угодно. И не растекайтесь мыслью по древу... У нас времени куда меньше, чем те полчаса, на которые вы, судя по всему, рассчитывали.
— Все очень просто, — вздохнул Йонг. — На борту «Саратоги» находятся двое... Эти лица представляют для Спецакадемии первоочередной интерес. Все, что нам надо, так это то, чтобы вы этих двоих вытащили из этого летающего гроба — с «Саратоги». Вытащили и живыми и невредимыми доставили на Чур... Можете использовать для этого ваш десант, спасательные команды, вообще все, что захотите. Как видите, капитан, я никоим образом не покушаюсь на ваши планы. Если бы не сложившаяся ситуация, я ни за что бы не претендовал на то, чтобы привести в действие этот документ... — Йонг указал глазами на лист секретного распоряжения.
Манцев молча откинулся в кресле и стал энергично массировать затекшие от лишних «g» веки. Словно в ответ на этот намек, по кораблю зазвучал предупредительный «колокольчик»: «Всем приготовиться. Через минуту — маневр». Четверо собеседников — сработали чисто профессиональные привычки — мгновенно ухватились за замки пристежных ремней. Крейсер закончил разгон, и теперь, после нескольких минут невесомости, его экипажу предстояло снова испытать штатные полтора «g» — на этот раз — тормозные. Выпущенный Горским из рук электрокарандаш воспарил над столом, норовя исполнить подобие менуэта с карточкой, удостоверяющей академический статус дока Лошмидта, вслед за ними и пара распечаток, не убранных вовремя под зажимы, белыми горлицами запорхала под потолком каюты. Кэп тяжелым взглядом следил за этими мелкими безобразиями. Все те «g», которые довелось ему испытать в своей нелегкой командирской жизни, не делись никуда. Они были с ним. Здесь — в этом его взгляде.
