Потом соседи, вызванные к застолью, разошлись по домам, и все стали укладываться спать. Заира предложила Сергею вымыть ноги, но Сергей отказался. Она постелила ему постель, взбила подушку, то и дело поглядывая на Сергея, как бы подтрунивая над его опьянением, а на самом деле, чувствуя его состояние, радостно одобряла его.
Заира ушла в другую комнату. Сергей разделся и лег, чувствуя лицом жар все еще раскаленного очага, чувствуя тихое покачивание комнаты, слыша сдержанные голоса женщин, и среди них голос Заиры, угадывая ее легкие быстрые шаги. Потом он услышал, как она вошла в его комнату, что-то взяла со стола и вышла на веранду, и он услышал повизгивание подбежавшей собаки и понял, что она кормит ее остатками ужина. Потом он услышал голос деда из кухни, зовущий Заиру. Она надела галоши и спустилась на кухню, и через некоторое время дверь в кухне открылась, и Сергей услышал звук шлепнувшей воды и понял, что дед мыл ноги. Потом опять раздались ее шаги на веранде, и она, сняв галоши, открыла дверь, мягко и быстро ступая по полу, прошла его комнату, вошла в другую, о чем-то тихо разговаривая с женщинами, и разговор постепенно укорачивался, паузы между отдельными фразами делались дольше, потом ему показалось, что он услышал, а может, и в самом деле услышал, что она дует в лампу, и он сам погрузился в сладкий глубокий сон.
Утром он проснулся поздно и, проснувшись, почувствовал, что в доме никого нет. Голова была совершенно ясная, и он подумал, вот что значит хорошее деревенское вино. Он встал с кровати и теперь заметил, что его небрежно скинутые брюки, выглаженные, висят на спинке стула, а туфли, тщательно отмытые от деревенской грязи, стоят у кровати. Он понял, что это она, и вспомнил вчерашнее ощущение тайного праздника, и оно восстановилось, хотя и не с такой силой. Не слишком ли я вчера глазел на нее, подумал он с некоторым стыдом и, одевшись, вышел на веранду.
Шел мокрый снег, и на дворе, там, где снег протаял, зеленела трава. Умывальник висел на веранде, и Сергей умылся пахнущей дождем деревенской водой. Никого не было видно. Он вытер лицо свежим полотенцем, висевшим тут же, и спустился в кухню.
Заира, склонившись у очага, придвигала к огню глиняный горшок с фасолью.
— С добрым утром, — сказала она, — зачем встали? Спали бы еще.
Сергей не мог понять, смеется она над ним или говорит всерьез. Было уже начало одиннадцатого.
— Спасибо, я и так переспал, — сказал Сергей и присел к огню.
— Сейчас я дам вам позавтракать, — сказала она и стала накрывать на стол. — Сварить свежей мамалыги? — опросила она.
— Ради бога, не надо, — отвечал Сергей, чувствуя, что при виде девушки проникается своим вчерашним состоянием.
Она нарезала ему хлеба, вчерашней мамалыги, поставила тарелку с сыром, тарелку с курицей в ореховой подливе и бутылку с вином. Он выпил стакан холодного вина и приступил к курице. Ему стало хорошо.
Она стояла перед ним, спрятав руки за фартук, все такая же свежая, с лицом, слегка разгоряченным возней у очага. Пожалуй, она может продолжить и вчерашний разговор, подумал он.
— А то оставайтесь до обеда, — сказала она, — пообедаете с братом, а потом поедете.
— Нет, — сказал он, — надо ехать.
— Ждет кто-нибудь? — спросила она.
— Нет, — сказал он, невольно улыбаясь ее любопытствуй — дела… Послушай, а я не слишком глазел на тебя вчера?
— Да нет! Что вы! — воскликнула она и, взметнув руки из-под фартука, махнула ими. — Дедушка совсем не обиделся, он все понимает.
Другие и в расчет не берутся, подумал Сергей и, налив себе еще один стакан вина, выпил его. Ему стало совсем хорошо.
— А знаете что, — вдруг сказала она, и руки ее под фартуком задвигались, — я вам напишу письмо… Можно?
— Конечно, — сказал Сергей, слегка опешив.
— И вы мне будете отвечать? — Руки ее так и двигались под фартуком.
— Обязательно, — сказал Сергей и, налив себе третий стакан вина, выпил.
Она побежала в горницу и принесла карандаш и ученическую тетрадь. Все-таки это удивительная девушка, подумал Сергей, когда она уселась напротив него.
— Я тут переписывалась в прошлом году с одним геологом, — сказала она вдруг, — они лагерем стояли недалеко от нас. Так он мне перестал отвечать.
— Что же случилось? — сказал Сергей, не понимая, зачем она ему это рассказывает.
— Не знаю, — ответила она задумчиво, — или погиб, или женился.
— Это одно и то же, — сказал Сергей.
— Как?! Как?! — воскликнула она. — По-вашему, жениться — это значит погибнуть?
— Бывает, — сказал Сергей, любуясь ее необычайно ожившим лицом.
— Ну вы даете! — расхохоталась она и упала лицом на тетрадь. -Послушайте, — вдруг она подняла лицо и посерьезнела, — да ведь с такими мыслями вы никогда не женитесь… Вы будете одиноким старцем…
— Ну это не обязательно, — сказал Сергей, улыбаясь ее определению и ей самой.
— Да! Да! — повторила она голосом вещуньи. — И вы умрете одиноким старцем!
Сергей посмотрел на нее и сказал ей глазами, что, пока существуют такие девушки, как она, ему не грозит стать одиноким старцем. И он почувствовал, что она поняла его взгляд. Она вспыхнула от удовольствия и сделала непередаваемое движение головой, похожее на попытку отстраниться от поцелуя, в то же время провоцирующее этот поцелуй. Сергею даже показалось, что она при этом мурлыкнула что-то. Так они поговорили некоторое время, а потом она записала большими буквами его адрес в свою тетрадку. Сергей надел пальто, и она его провожала до ворот, мелькая легкими и быстрыми ногами в белых шерстяных носках, чуть поеживаясь от прохлады, потому что вышла прямо в кофте, ничего не накинув на себя.
Посреди двора они встретились с ее дедом, несшим на плече несколько вязанок кукурузной соломы. На голове старика поверх шапки-ушанки была нахлобучена старая фетровая шляпа, неизвестно каким образом попавшая к нему. Шумя кукурузной соломой, старик остановился и, прощаясь с Сергеем, попросил его достать ему порошков от кашля и прислать их ему через своего городского племянника, которого Сергей хорошо знал, что выяснилось еще вечером во время застолья. Сергей обещал прислать старику порошки от кашля, и они дошли до ворот, и он попрощался с Заирой и пошел в сторону сельсовета. Сделав десяток шагов, Сергей оглянулся и увидел Заиру, стоящую на улице и загоняющую во двор собаку, успевшую выскочить, пока Сергей выходил из ворот. Словно почувствовав его взгляд, она посмотрела в его сторону, и Сергей махнул ей рукой, и она взметнула руку п ответ и несколько секунд смотрела на него сквозь пелену снега, а потом, как показалось Сергею, неохотно пошла во двор.
Через некоторое время Сергей и в самом деле получил письмо от Заиры с вложенной в него фотокарточкой и с просьбой прислать ей свою. Сергей читал и перечитывал эти милые каракули с подробным описанием событий домашней и сельской жизни и не знал, как быть.
Писать ей такое письмо, какое можно писать понравившейся девушке, он не мог. Во-первых, он знал, что письмо, отправленное в деревню, читает каждый, кому не лень, начиная от почтаря и кончая случайным односельчанином, которому могут передать письмо, чтобы тот его отдал адресату. Во-вторых, он встретил ее двоюродного брата и, передавая ему таблетки от кашля для деда, сказал ему, что получил письмо от Заиры. Он этого мог бы ему не говорить, но сказал из присущей ему преувеличенной боязни какого-либо коварства в отношениях с людьми. И он заметил, как ее двоюродный брат мгновенно переменился в лице, когда узнал о письме от Заиры, как отразился на его лице страх за честь рода и как он постепенно успокоился, когда Сергей ему объяснил, что письмо ничего личного в себе не содержит.
И Сергей послал ей ответ, выдержанный в шутливо-дружеском тоне, такой ответ, который мог бы прочесть любой ее родственник и односельчанин и не нашел бы в нем ничего предосудительного. Хотя в душе его жило очарование от той встречи, он не был уверен в себе и боялся ее подтолкнуть на любовное сумасбродство. Он даже фотокарточку ей послал такую, где был снят не один, а со своей племянницей, как бы затушевывая интимный смысл подарка, словно, выходя на эту заочную встречу с ней, взял с собой свидетельницу, которая не давала бы им оставаться один на один. И так ее домашние должны были понять эту фотографию, если бы она им попала в руки. Кстати, присланная ею фотокарточка оказалась ужасной, она никак не передавала особенность ее лица, бесконечно пульсирующего сигналами души.
