Сергей нащупал на стуле часы, взял их в руки и, повернув циферблат к окну, разглядел, который час: было половина второго. Значит, он спал около часу. Он положил часы на стул и снова посмотрел в лицо спящей жены. Лицо ее по-прежнему выражало покой и смирение.
Теперь он понял, отчего он проснулся. Он проснулся оттого, что давило и беспокоило его всю последнюю неделю их жизни в этой приморской гостинице на Оранжевом мысе. Но что же случилось за это время?
Неделю тому назад он с женой, ребенком и профессором из Киева пережидали ливень под тентом у входа в ресторан. Ливень не утихал, и они решили выпить по чашечке кофе по-турецки.
Все столы были заняты, и лишь за дальним столом сидел только один человек. Когда они подошли к нему, человек этот гостеприимным жестом предложил им сесть, и они уселись. Это был мужчина лет тридцати пяти на вид, с мужественным лицом, в ярко-розовой рубашке и в редких тогда еще японских часах, свободно болтающихся на запястье. Мужчина ел цыпленка табака, закусывая зеленью и запивая небольшими глотками рубиновой хванчкары. Бутылка ее стояла на столе.
— Разве хванчкара есть в ресторане? — спросил профессор.
— Для меня у них все есть, — ответил мужчина, если и с юмором, то хорошо скрытым.
— Вот это я понимаю! — воскликнул профессор с восхищением.
Этот профессор из Киева, звали его Василий Маркович, жил в той же гостинице, где жил Сергей со своим семейством. Почти с первого дня они познакомились на пляже, и Василий Маркович с тех пор не отходил от них. Оказалось, что он давний поклонник Сергея и все его статьи на исторические темы прекрасно помнит.
Сергей безусловно был польщен таким удивительным знанием его работ и только хотел, чтобы киевский профессор свои радости по поводу статей Сергея выражал менее бурно. Но, как и все люди, которым льстят, Сергей легко прощал ему эти бурные излияния, объясняя их некоторой провинциальной, впрочем и природной, бестактностью киевского профессора.
Бурное восхищение статьями Сергея Василий Маркович сочетал с не менее бурным восхищением женой и дочкой его. Занятый дочкой, уча ее плавать и играя с ней на песке, Василий Маркович время от времени многозначительно посматривал на жену Сергея, давая знать, что его восхищение ребенком есть отражение его восхищения ею. Когда же он начинал ухаживать за женой Сергея и эти ухаживания делались чересчур назойливыми, Сергей невольно делал останавливающий жест, и тогда Василий Маркович удивленно смотрел на него, словно говоря: как?! Разве ты не понимаешь, что мои ухаживания за твоей женой только дань восхищения твоими статьями?! При этом он нередко вдруг начинал цитировать какую-нибудь из статей или разбирать какое-нибудь место из нее, и что удивительно — цитировал всегда точно и разбирал толково.
И Сергей размягчался и невольно прощал Василию Марковичу его грубоватые ухаживания за женой, тем более что жена вместе с Сергеем втихомолку посмеивалась над этими пустопорожними ухаживаниями профессора. Кстати, Василию Марковичу было лет пятьдесят, хотя выглядел он гораздо моложе, был спортивен и, как говорится, приятен во всех отношениях.
Так обстояли дела, когда ливень загнал их под тент ресторана и они сели пить кофе в обществе незнакомца в великолепной розовой рубашке. Василий Маркович быстро разговорился с незнакомцем, и оказалось, что он, как и они, отдыхает на Оранжевом мысе и живет в той же десятиэтажной гостинице.
Подошел официант, и Сергей заказал ему три кофе по-турецки и бутылку лимонада для девочки. После этого незнакомец подозвал официанта и по-грузински заказал ему бутылку вина и по порции цыплят табака на всех. Незнакомец говорил вполголоса, так что Сергей не был уверен, что правильно понял его. И только когда официант притащил гору зелени, цыплят табака, бутылку хванчкары и даже плиточку шоколада для девочки, Сергей окончательно уверился, что они попали в объятия грузинского гостеприимства.
В довершение этого легкого пиршества Зураб, так звали этого человека, посадил их в собственную «Волгу» и подвез к гостинице, где они жили. Так началось их знакомство.
На следующий день они встретились на пляже, и их новый знакомый был очень мил и рассказывал всякие смешные истории. Одна из этих смешных историй заключалась в том, что он, работая администратором Эндурской филармонии, поехал в качестве руководителя одного из хореографических коллективов на международный фестиваль. Он поехал туда вместо истинного руководителя, который заболел. В результате самодеятельный коллектив, который он возглавил, взял первое место, а его, как руководителя, наградили золотой медалью.
И хотя Сергей почувствовал некоторую аморальность всей этой истории, но Зураб с таким юмором рассказывал о своей роли руководителя ансамбля, что ощущение аморальности не проникало в глубину души, оставалось чисто риторическим. Что с него возьмешь, дитя природы, подумал Сергей, услышав эту историю.
Разговаривая, Зураб чаще всего обращался к жене Сергея, но Сергей тогда не обратил на это внимания, как не обратил внимания на особую оживленность Лары, на необычный блеск в ее глазах. И только на следующее утро, когда неожиданно в дверях их номера появился Зураб с электрической бритвой в руке, что-то кольнуло Сергея.
Оказывается, в номере Зураба испортилась розетка, и он теперь просил побриться у них. Было что-то непристойное в этой просьбе. Почему он, миновав несколько этажей, пришел бриться в их номер и как он узнал, где именно они живут? Но Зураб стоял, держа свою бритву в руках, так кротко склонив голову, рубашка на нем на этот раз была такая небесно-голубая, что Сергей успокоился. Когда Зураб начал бриться, жена Сергея подала ему зеркальце, хотя тот его и не просил. И тут опять что-то кольнуло Сергея, но он сказал себе, что в этом ничего особенного нет, хотя ему, когда он брился, она никогда не подсовывала зеркала.
Зураб побрился, поблагодарил и ушел из номера, а они собрались и пошли завтракать. Позавтракав раньше дочери и мужа, жена Сергея занялась своим туалетом, припудривая лицо и подкрашивая глаза. Раньше она никогда этим не занималась в столовой, и Сергей догадался, что она сейчас этим занялась, потому что Зураб должен был подойти к их {200} столику. Так они договорились еще в номере. И сейчас Сергея раздражало, что жена его занята своим лицом, а на дочку, которая ничего не ест, не обращает никакого внимания.
Подошел Зураб в своей небесно-голубой рубашке, следом за ним подошел Василий Маркович. Он взял за руку девочку, и они все вместе вышли из столовой.
Сергей отправился в свой номер, а все остальные пошли на пляж. Обычно он ежедневно работал до обеда и, разумеется, не собирался менять свой распорядок, хотя было неприятно, что все они ушли на пляж, а он должен возвращаться в свой номер.
Он чувствовал, что раздражение на жену не проходит. Он вспомнил, как она прихорашивалась после завтрака, вспомнил, что она обычно кончала завтракать позже их, а сегодня кончила раньше, и все потому, что хотела выиграть время для своего туалета, чтобы лучшим образом предстать перед этим красавчиком.
Раздражение на жену не проходило и когда он сел работать. Он думал, это помешает работе, но работа пошла хорошо. Он писал комментарий к избранным произведениям Плутарха, и, так как в запасе у него было несколько давно продуманных мыслей, ему хорошо писалось. Он писал до обеда, иногда прерываясь именно в тех местах, где мысль его работала особенно плодотворно и давала богатые варианты, и это было удовольствие останавливаться, чтобы выбрать наиболее подходящее русло для живо движущейся мысли.
Когда жена с девочкой перед обедом вернулись в номер, он очень удивился, что уже прошло столько времени. Нехотя, но и с удовольствием он прервал работу, потому что прерывать работу, когда хочется работать, это отодвинуть удовольствие на будущий рабочий день.
Взглянув на жену, на лице которой были следы свежего загара, он вспомнил свое утреннее раздражение, но от него не осталось ничего. Он даже удивился, что его могли раздражать такие пустяки.
