— А наши тоже висят и пару раз уже нечаянно стукнулись с вашими защитными полями. Так что ваша карта бита, м-р Хаггард!
— Но ведь это самый страшный наш секрет! О нем не знают даже военные!!!
— И хорошо, что не знают! Пусть Моррисон спит спокойно. Мы ведь тоже не афишируем свои достижения, и вы правильно делаете. Чем меньше о них распространяешься, тем тише гонка вооружений.
— М-р Пэтрофф, мы с вами знакомы вот уже шесть лет, и за это время вы ни разу не проявили недоброжелательности по отношению к нашей фирме. Я, конечно, понимаю, что такое дипломатический такт. Но мне показалось, что вы питаете некоторую симпатию лично ко мне и, не как к руководителю могущественного концерна, а просто как к человеку. Я вам за это очень признателен и могу вас заверить, что питаю к вам такие же искренние чувства…
— К чему такие сантименты? Еще немного, я зарыдаю и полезу к вам целоваться, как это у нас, у русских, принято!
— Мне тоже иногда хочется поплакаться кому-нибудь в жилетку. Вот я с вами и расслабился.
— Но не за этим же вы решили со мной встретиться?
— Нет, разумеется. Просто когда на всех нас надвигается большая опасность, то не до прежних разногласий и претензий. Хоть между нами и происходили постоянно мелкие стычки и недоразумения в космосе, но когда речь идет о всеобщей беде, то, я думаю, надо стать выше. И если не вступить в союз, то хотя бы проявить разумную решительность и, переступив через идеологические предрассудки и предвзятость, протянуть друг другу руку. Ну, если не помощи, то хотя бы для рукопожатия, подтверждающего добрые чувства по отношению друг к другу.
— Мы всегда готовы на дружеский диалог, при условии, что он будет честный и довольно искренний!
— Я сейчас открою вам страшную тайну. И не дай Бог о ней узнает Моррисон, тогда мы все пожалеем, что на свет родились!!!…
…Они долго шли молча, после того как м-р Хаггард все откровенно рассказал.
Метрах в пяти сзади от них, беззаботно болтая и смеясь, выгуливали друг друга м-р Петечкин и мисс Секретарь.
Невидимки продолжали оставаться невидимыми где-то над головами заговорщиков.
Шестьдесят тайных агентов растворились в толпе праздношатающейся публики и дружно за казенный счет ели конспиративное мороженое.
Жизнь не стояла на месте.
— Вы сможете в доказательство сказанного предоставить нам образец осколка? — м-р Пэтрофф все еще надеялся, что это мистификация, а м-р Хаггард — большой шутник.
— Конечно! Без него вы не поверите ни одному моему слову! — м-р Хаггард даже чуть-чуть повеселел, переложив часть непосильного груза на могучие плечи сына Петрова, — Но вам придется, не сочтите меня за скрягу, за него заплатить, так как он нам достался недешево. Мы не можем позволить себе, как это ни прискорбно, такие большие траты.
— Если это то, о чем вы рассказали, то мы заплатим, сколько нужно, но не более, — согласился м-р Пэтрофф и полез в карман брюк за кошельком, чтобы купить у пробегавшего кибера стакан клюквенного морса.
М-р Хаггард морс пить отказался, сославшись на диету. Закурив сигарету, он жадно затянулся, выпустив вверх, прямо в брюхо красного БМП, довольно плотную струю дыма.
Но не успел он это проделать три раза, как ему на плечо опустилась чья-то твердая рука, и стальной голос рявкнул прямо в ухо:
— Руки за голову! Не двигаться! Вы арестованы!
«Все, выследили! Сейчас станут пытать! — подумал м-р Хаггард и начал мужаться, — Я им ничего не скажу, пока не применят трансквизиторы!»
М-р Пэтрофф, как ни в чем не бывало, повернулся к напавшему и совершенно спокойным голосом спросил:
— Что вам нужно, милейший?
— Руки за голову!
«Почему не сработало защитное поле? — немного оправившись, подумал м-р Хаггард, чувствуя между лопаток дуло крупнокалиберного бластера, — И где эта паршивка секретарь? Зазря ее учили джиу-джитсу? И этот хваленый душман Петечкин? Все!!! Продали!!! Гады! У-у-у-у!!!»
М-р Пэтрофф, как ни в чем не бывало, продолжал отхлебывать клюквенный морс и равнодушным голосом, как будто обращаясь к собаке, которая слишком расшалилась, продолжал вопрошать:
— Милейший, я повторяю, что вам от нас надо?
Окончательно распрощавшись со своей жизнью и ввиду невозможности еще чего-нибудь потерять, м-р Хаггард, набравшись смелости, резко обернулся и увидел… полицейского!
Да! Да! Обыкновенного полицейского!
«Йацилоп» им попался обыкновенный, из отряда патрульных, семейства лимитокрылых. Он имел стандартный окрас и экипировку: на рыжем бронескафандре висели кодовые наручники, автоматическая дубинка, четыре кобуры (для двух бластеров и шести бутербродов), гирлянда баллончиков со слезоточивым газом и похмельным дихлофосом, видеофон и складная ветро— и водозащитная камера на две персоны.
За спиной болтался заплечный гравилет и пластиковый щит. На каске с инфракрасным забралом была микровидеокамера и два разноцветных вращающихся маяка со стробоскопом.
«Передвижная дискотека! — первый раз рассматривая вблизи патрульный полицейский комплект фирмы МДК, подумал м-р Хаггард, — тут тебе и цветомузыка с видеозалом, и бар с закусоном, и снаряжение рэкетира на два спальных места! Неплохо устроился! Мусор поганый!»
— Гражданин, почему нарушаете! Почему курите в общественном месте! Нехорошо! Придется пройти в участок! Составим протокольчик, взыщем с вас штрафчик и на работу сообщим! Пусть вас по профсоюзной линии накажут! А то что это такое! Если все на улице станут курить, что же это получится, я вас спрашиваю? Смог получится! Минздрав что предупреждает? Куренье — вред!…
Тут опять послышался какой-то подозрительный шум, все присутствующие обернулись и увидели, что к ним на полусогнутых бежит вприпрыжку мэр города, а за ним свора муниципальных бонз и полицейских чинов.
М-р Пэтрофф заулыбался и, почесав затылок, произнес по-русски: «Наши идут!» М-р Хаггард придал лицу надменное выражение, а «Йацилоп» вытянулся по стойке смирно и включил на всю катушку (250 Вт) гимн Свободного мира.
Приблизившись метров на десять, издаваемый мэром шум транскодировался в членораздельные причитания и выкрики:
— М-р Хаггард! Дорогой м-р Хаггард! Идиот! Скотина! Это я не вам, м-р Хаггард, а этому недоноску! Мы так счастливы, что вы снизошли в наши пенаты! Пошел вон, болван! (Йацилопу.) Произошло досадное недоразумение! Я тебя на каторге сгною, чурка деревенская! (опять Йацилопу). Кто ж знал, что вы соизволите прогуляться по городу, да еще с м-ром Пэтроффом! Мы бы дорожки постелили, стереовидение пригласили бы, с цветами и с музыкой!…
М-р Пэтрофф довольно искренне потешился, разглядывая эту сцену, и, сдерживая хохот, перебил монолог отца города:
— Вы уж не очень ругайте сержанта! Он действовал по инструкции и довольно корректно («Руки за голову») и энергично («Составим протокольчик…»), что делает честь вашей полиции и вам также!
Мэр недоверчиво глядел то на м-ра Хаггарда, то на м-ра Пэтроффа, то испепелял бедного околоточного, и все по инерции продолжал оправдываться:
— Хорошо, что этот придурок сразу включил идентификатор, мне сразу же доложили, и я сюда. Но почему ты, скотина, не отвечал на вызовы дежурного? Опять рация неисправна? Мы ж новое оборудование только в том месяце получили! Уволю без выходного пособия!
И все это под рев гимна и сопение свиты.
М-ру Хаггарду стала надоедать эта болтовня, и, чтобы от них отвязаться, он все-таки выдавил из себя благословение:
— Да, г-н Мэр, сержант был прав, это я виноват! По рассеянности закурил в неположенном месте!
— Что вы, что вы! Курите, сколько вам хочется, на здоровье!
— Сколько хочется — нельзя! Врачи не разрешают!
И взяв м-ра Пэтроффа под руку, Хаггард медленно пошел по направлению к центральной площади микрорайона. Мэр засеменил чуть сзади и левее м-ра Хаггарда.
Тут Дима Петечкин повторил злую полицейскую шутку непосредственно на бедном мэре, опустив ему на плечо свою не менее стальную руку и зловещим шепотом прямо на ухо прорычал:
