Фарук знал, что ни одно должностное лицо в миссии не спутает Мартина Миллса с Дхаром. Иезуиты не любили бестолковые индийские фильмы, сделанные в так называемом «Болливуде». Святых отцов не вдохновляли молодые женщины в мокрых сари, супергерои и враждебные негодяи, насилие и вульгарность, кричащая безвкусица и слащавая сентиментальность, как и случайно сошедшие с небес божества, которые вмешиваются в трагические дела людей. В миссии Святого Игнатия Инспектор Дхар не пользовался популярностью. Однако многие ученики Мартина Миллса смогут обнаружить его сходство с Дхаром, поскольку полицейский инспектор пользовался популярностью среди школьников.

Доктор Дарувалла тянул с возвращением. У него оставались еще дела, но он не мог заставить себя уехать. Фарук не понимал, что бессознательно пишет в уме сценарий. Когда дети разъехались, он вошел в храм Святого Игнатия. Огромный круг с незажженными свечами стоял на центральном столе, напоминавшем размерами стол для трапезы. На самом деле это и был раздвижной стол домашнего типа, который бы больше подошел для прачечной. Справа от стола на кафедре проповедника (Фарук стоял лицом к алтарю) ярко блестел микрофон. На кафедре лежала открытая богослужебная книга и доктор заключил, что пастор приготовил ее для вечерней мессы. Дарувалла не удержался и заглянул в книгу, открытую на втором послании святого апостола Павла к коринфянам.

«Посему, имея по милости Божией такое служение, мы не унываем», — писал этот обратившийся в христианство человек.

Доктор читал дальше:

«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся;

Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем;

Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем».

Фарук прикрыл глаза и почувствовал себя пигмеем. Он сел на скамейку бокового ряда, словно не достоин был из-за отсутствия веры сидеть на месте по центру. Личное его вступление в лоно церкви казалось таким ничтожным и таким давним. В ежедневной беготне он едва помнил о нем. «Вероятно, меня все же укусила обезьяна», — подумал Дарувалла. Фарук заметил, что в храме не было органа. Второе пианино с таким же глухим звуком стояло слева от складного столика, над которым так ярко блестел микрофон.

Далеко за стенами храма слышался шум мопедов, гудение маломощных двигателей и кряканье их чертовых клаксонов. Глаза Даруваллы поднялись к запрестольному образу Христа, висящего на кресте, и к двум знакомым женским фигурам, одиноко стоящим около него по бокам. Должно быть, это Пресвятая Богородица и Мария Магдалина. Каменные фигуры святых в полный рост были воздвигнуты на колоннах в проходах. Каждый святой поддерживал массивные перекрытия, у ног каждого были приделаны обращенные вниз колебательные веера, навевающие прохладу на прихожан.

Дарувалла невольно подметил, что одна фигура каменной святой отошла от колонны и шею ее обмотали толстой цепью, прикрепив цепь к колонне большим стальным кольцом. Доктор хотел бы узнать, кто эта святая. В его представлении все святые женского пола сильно походили на Пресвятую Богородицу, по крайней мере когда их изображали в виде каменных скульптур. Как бы ее ни звали, главное заключалось в том, что святую символически приговорили к повешению, поскольку без цепи вокруг шеи она могла обрушиться вниз на скамью и покалечить верующих.

Когда Дарувалла начал прощаться с Мартином Миллсом и другими иезуитами, схоластик вдруг попросил рассказать подробности его обращения в христианство. Доктор представил, в каком насмешливом, саркастическом виде отец Джулиан представил ему эту историю.

— О, в этом не было ничего особенного, — честно ответил Фарук, что, вероятно, совпадало с версией отца-ректора.

— Но мне очень хочется услышать об этом! — воскликнул будущий священник.

— Если вы расскажете ему о своем обращении в христианство, уверен, в ответ он поведает вам о собственном приходе в лоно церкви, — сказал отец Джулиан Фаруку.

— Может быть, в другое время, — отнекивался доктор.

Никогда прежде не мечтал он так сильно о спасении бегством. Дарувалла дал слово присутствовать на лекции Мартина, хотя у него не было ни малейшего желания делать это. Лучше умереть, чем слушать лекцию, хватит с него разглагольствований Мартина Миллса!

— Лекция состоится в Куперейдже. Вы знаете это место, — начал пояснять отец Сесил.

Доктор всегда болезненно реагировал на слова тех жителей Бомбея, которые предполагали, что он плохо знает город, поэтому Фарук резко оборвал отца Сесила.

— Я знаю, где это, — сказал доктор. Внезапно откуда-то появилась маленькая девочка, которая плакала, потому что приехала с мамой забрать братишку после школы, а все каким-то образом уехали без нее, поскольку в машине было много других детей. Иезуиты решили, что ничего страшного не произошло, мамаша обнаружит случившееся и возвратится в школу. Требовалось лишь успокоить девочку. Кроме того, кому-то следовало позвонить матери по телефону, чтобы она не мчалась по улицам, сломя голову, и не думала, что девочка потерялась. Тут же возникла другая проблема: девочка по секрету сообщила, что ей необходим туалет. Брат Габриэль пожал плечами: в колледже Святого Игнатия отсутствовал официальный туалет для девочек.

— А где же тогда справляет малую нужду мисс Тануя? — спросил Мартин Миллс.

«Хороший он им забил гол», — подумал Дарувалла, предположивший, что новый миссионер сведет их всех с ума.

— Еще я видел здесь несколько уборщиц, — добавил Мартин.

— У вас три или четыре учительницы, не так ли? — спросил Дарувалла с невинным видом.

Разумеется, в колледже был женский туалет! Только эти старики просто не знали, где он находится.

— Пусть кто-нибудь посмотрит, не занят ли мужской туалет, — предложил отец Сесил.

— Потом один из нас сможет посторожить около двери, — дал свет отец Джулиан.

Когда наконец Фарук их покинул, святые отцы все еще обсуждали эту ужасную необходимость нарушать правила. Доктор представил, как маленькой девочке хочется сходить в туалет.

Тетрациклин

Возвращаясь в госпиталь для детей-калек, Дарувалла обнаружил, что в голове у него выстраивается сюжет нового сценария, в котором Инспектор Дхар не играет главной роли. Перед его мысленным взором предстал калека, побирающийся в районе арабских гостиниц по Марин-драйв. Полоса желтых противотуманных огней. Королевское ожерелье. Джулия как-то сказала, что желтый цвет для него не подходит. Впервые Фарук прочувствовал, как начинать фильм. Персонажи вводились в действие силою судьбы, которая их ожидала. Начальная сцена уже содержала что-то от финальной развязки.

Фарук понял, насколько он выдохся, а ведь еще, предстоит разговор с Джулией и с Джоном. Они с женой встречаются на раннем ужине в клубе Рипон. Потом следовало составить маленькую речь, с которой он должен обратиться к членам общества реабилитации детей-калек, к надежным спонсорам госпиталя. Дарувалла понял, что будет писать всю ночь, но только не текст речи. Наконец-то его осенила идея фильма, для которого не стыдно написать сценарий. Перед его мысленным взором персонажи новой киноленты приезжали на вокзал Виктория Терминус, и он уже сейчас знал, куда они отправятся дальше. Никогда прежде доктор не чувствовал такого возбуждения.

В приемной знакомая фигура оторвала доктора от этого мира. Высокий мужчина резко выделялся среди ожидавших приема детей. Фаруку сразу же бросилась в глаза его военная выправка, даже когда мужчина сидел. Туго натянутая, болезненного вида кожа, желтоватый цвет глаз, как у тигра, изъеденное кислотой ухо и бледно-розовое пятно когда-то сожженной кожи, тянущееся от подбородка вниз по шее и уходящее под воротник рубашки.

Так и есть, мистер Гарг! У него в приемной нервно стучит пальцами сложенных рук. Яснее ясного: изо всех сил Гарг стремился узнать специфические детали болезни Мадху, «полученной половым путем». Дарувалла почувствовал, что добился лишь незначительного триумфа. Пока самым крупным результатом этой маленькой победы было присутствие Гарга, ощущающего свою вину и униженного ожиданием очереди на прием среди детей-калек. Но даже в этот момент Фарук понимал, что нечто большее, чем простая клятва врача сохранять тайну пациента, остановит его и не позволит сказать о вине Гарга карлику и его жене Дипе. А кроме того, разве Вайнод и Дипа уже не догадались, что этот мужчина развращал малолетних девочек? Должно быть, именно чувство вины заставило Гарга отпустить так много девочек и разрешить чете карликов устроить их в цирк. Конечно, Вайнод и Дипа давно знали то, о чем Фарук только начинал догадываться: многие малолетние проститутки предпочли бы остаться с Гаргом. Жить с ним было так же хорошо, как работать в цирке (даже в «Большом Голубом Ниле»). Даже такая жизнь несравнима с борделем.