По фарфоровому полу носилась маленькая газель, чьи ноги неуклюже разъезжались в стороны, когда животное было не в состоянии удержаться на столь гладкой поверхности. Вокруг газели стояли на коленях молодые служанки, пытавшиеся поймать ее и успокоить. На скамейке в глубине павильона сидела, откинувшись на подушки, потасканная женщина постарше, смеявшаяся над тщетными усилиями своих служанок. Оказалось, что Орхан ее все еще помнит.

– Мама, разве ты меня не узнаешь?

Старшая валиде кивнула и, как бы оправдываясь, помахала руками, однако перестать смеяться так и не смогла. Это была женщина, с позволения которой его забрали в тюрьму, где он томился пятнадцать лет. Наконец одна из служанок поймала газель, взяла ее на руки и вынесла из павильона. Тогда взгляд старшей валиде остановился на Орхане. Да и все женщины в павильоне уже лукаво смотрели на него из-под накрашенных ресниц. Никто не произносил ни слова. Что до Орхана, то он стоял, ошеломленно глядя на женщин. Они не были похожи на женщин из книжек с картинками, которые они с братьями любили разглядывать в Клетке. На миниатюрах были изображены изящные, тонкие как тростинки создания, смотревшие с картинок ничего не выражавшими взглядами. Однако живые женщины в павильоне были неуклюжими, полнотелыми существами, которые, несмотря на свои габариты, все еще обладали, казалось, наружностью маленьких девочек. Орхан, впервые за очень много лет увидевший женщин, испытывал к ним чувство жалости, поскольку вся эта мягкость, эти хрупкие запястья, отвислые груди и толстые зады отнюдь не способствовали выживанию подобных существ в мире мужчин.

Наконец, опомнившись и догадавшись о существовании некоего императорского этикета, Орхан поклонился матери. Дабы оказаться в ее объятиях, он подошел поближе. Завидев это, она поднялась с подушек и приложила палец к его губам:

– Ты долго пробыл в Клетке. И все же объяснения можно отложить. После пятнадцати лет, проведенных в Клетке, тебе, вероятно, не терпится провести время с девушкой. – На ее лице отразилась напускная озабоченность. – Наверняка не терпится… Визирь тебе девушку подберет.

И она взмахом руки отпустила Орхана.

Выйдя в сад, Орхан сказал своему визирю, что с девушкой можно повременить. Первым делом он должен был созвать совет министров.

Визирь, однако, не согласился:

– Ты – владыка империи от Евфрата до Дуная, и, несомненно, предстоит еще многое сделать, но прежде ты должен стать владыкой своего гарема, ибо мужчина, который не сможет овладеть своим гаремом, не сможет владеть собой, а империей – и подавно. К тому же тебе как можно скорее нужен наследник. Итак, какую наложницу ты предпочтешь – дурнушку или красавицу?

– Что? С какой это стати я должен выбрать дурнушку?

– Ну, как говорится, красота увядает, а уродство вечно. Ты уверен, что не предпочел бы уродливую наложницу?

– Совершенно уверен. Приведи мне красавицу.

– Ага! Помнишь, ранее я сказал тебе в саду, что ты не свободен? Теперь ты должен убедиться в правдивости моих слов, ибо должен признать, что ты не свободен, ибо не можешь сделать свободный выбор и предпочесть уродство красоте. Ага! Вот и попался!

– Я вижу, мне еще многому предстоит учиться, – осторожно ответил Орхан, подумав при этом, что наутро откажет визирю от должности. – А теперь подбери мне красавицу. И давай поскорее с этим покончим.

– Кажется, на первый день у меня есть для тебя подходящая девушка. Она грузинка. Поскольку твоя империя находится в состоянии войны с Грузией, девушка обеспечит тебе хорошую подготовку. Научиться сидеть на ней верхом – все равно что научиться тому, как покорить Грузию. Она станет той лошадью, на которой ты доскачешь до сердца ее страны. О! Еще кое-что. Делай с ней все, что пожелаешь, но, что бы ты ни делал, ни в коем случае не позволяй гадюке пить в «Таверне парфюмеров».

Когда Орхан помылся и надушился, его отвели в крошечную каморку с ребристым сводом, богато украшенную вышитым бархатом, однако не очень отличавшуюся от тех комнат, к которым он успел привыкнуть в Клетке. В глубине каморки находилось мраморное возвышение. На возвышении этом стояла кровать, а в ногах кровати – пюпитр, на котором лежала большая раскрытая книга. В комнате казалось на удивление холодно. Потом, направившись к возвышению, Орхан посмотрел вниз и увидел, что ступает по льду. Несмотря на кровать и бархатные драпировки, комната оказалась всего лишь подвалом для хранения льда. Совершенно озадаченный, Орхан осторожно добрался до кровати и стал ждать. В Клетке он читал о султановых ямах для хранения льда и о том, как лед огромными глыбами привозят на резвых верблюдах с горы Олимп, а затем плотно укладывают и хранят в глубоких ямах в стенах дворца, – и все это лишь ради того, чтобы летом султаны могли употреблять напитки со льдом. Но с какой стати здесь оказался он?

Долго ждать не пришлось – вскоре Орхан увидел, как дверь отворяется и что-то приближается к нему, оскользаясь на льду. В полутьме это могло показаться и собакой, и джинном. Потом существо подняло голову, и Орхан увидел, что оно, а вернее, она – женщина, с трудом бредущая к нему. Пока она шла, позвякивали ее массивные браслеты и серьги. У края мраморного возвышения она опустилась на колени и, прежде чем поднять к Орхану лицо, поцеловала его ногу.

– Я – Анадиль, – сказала она.

У нее были большие глаза и темные вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под замысловатого головного убора из золотой и серебряной филиграни.

– Красивое имя, – продолжала она. – Ты так не считаешь? Это значит «Соловьи».

Орхан попытался нежно приподнять ее с пола, но она воспротивилась.

– Сначала скажи, что у меня красивое имя. – Она надула губы.

– У тебя красивое имя. А теперь поднимись и сядь рядом.

Она неохотно села на кровать. Вновь Орхан попытался было притянуть ее к себе. Хотя у нее не хватало сил, чтобы сопротивляться, она все же запротестовала:

– Не так быстро! Ты похож на зверя из чащобы. Так со мной обращаться нельзя.

– Я обращаюсь с тобой как хочу. Я – твой султан.

И Орхан прижался к ней, а его набухающий член – к ее бедру. Ему захотелось зарыться в Анадиль. Его руки обшаривали ее тело в поисках способа снять с нее одежду, но она с надутым видом продолжала ерзать под его руками, и, хотя ее желтое шелковое платье с непривычными застежками и крючками было достаточно тонким, чтобы Орхан сумел его с нее сорвать, ее защищало еще и нечто вроде украшенных драгоценностями доспехов. Талию охватывал пояс из продырявленных монет и амулетов, а на груди висели тяжелые, многослойные ожерелья.

– Не спеши! Ты как будто женщины никогда не видел! – Тут, сообразив, что говорит, она прыснула со смеху. – Ну конечно, в Клетке ведь женщин нет! Для такого, как ты, тело вроде моего – незнакомая территория… Пусть так, но, если ты прождал меня пятнадцать лет, еще пара часов флирта – сущий пустяк. Ты должен мне угодить.

– Нет, это ты должна мне угодить. Я – твой султан, – продолжал настаивать Орхан.

– Как раз наоборот. Иначе я буду несчастна и сделаю несчастным тебя. Подчиняться наложнице – не позор для султана, если он ее вожделеет, ибо такова особенность возвышенной любви. Во всяком случае, я вижу, что уже тебе угождаю. – Она указала на выпуклость у него между ног. – Что это там у тебя? Он очень большой, правда? Быть может, он такой большой потому, что я ему нравлюсь?

Орхан кивнул.

– Я довольна тем, что нравлюсь ему. А всему остальному я тоже нравлюсь?

Он кивнул. Хотя ее наивные вопросы вызывали у него почти невыносимое раздражение, запах Анадиль, вкрадчивый и горький, околдовывал его и заставлял подчиняться, так что она могла бы заполучить все, чего желала, сумей он только овладеть ею.

– Ну, тогда улыбнись… И тебе придется научиться правильно говорить, а не просто качать головой. Думаю, придется научить тебя, как следует разговаривать с наложницей. Ты так невинен – право же, совсем еще мальчик! Но бояться меня не надо. Ты должен просто сказать, что я привлекательна и какие части моего тела тебя особенно привлекают.