Я начинал понимать, как сильно устал. Со вчерашнего вечера не присел даже и ничего не ел – не по вине вестовых офицерской кают-компании Билла Брауна и Лева Скотта. Я помнил, что ночью они несколько раз приходили в боевую рубку, предлагая принести мне что-нибудь поесть. Но в то время у меня, естественно, не было аппетита…
В сущности, в боевой рубке негде было присесть, кроме как на месте гидроакустика. Для меня ничего не оставалось, как сесть на палубу, свесив ноги в люк. Боже мой, до чего же я устал!
Старшина штурманской группы Эд Мэнтси посмотрел на меня с таким видом, словцо ему хотелось присоединиться ко мне.
– Иди сюда, – пригласил я его, – дай отдых своим костям.
Он сед рядом со мной, свесив ноги в люк. Мы вполголоса принялись обсуждать подробности атаки.
Некоторое время все, казалось, испытывали всепоглощающее удовлетворение от выполненной работы в не желали говорить ни о чем постороннем.
Мне очень хотелось всплыть на перископную глубину и осмотреть все вокруг, как только рассветет и видимость станет хорошей.
– Мэнтси, – сказал я Эду, – пожалуйста, рассчитайте время восхода солнца. Я бы хотел подняться на перископную глубину при первых его лучах и посмотреть, что, черт возьми, происходит вокруг.
– Есть, сэр.
Он ушел. Через десять минут он возвратился, вычислив время восхода в этом районе.
– Наше счастливое место, кэп'н не очень точное. Ночью у нас не было времени внести в судовой журнал (187) записи с обычной точностью. Я определил наше местонахождение как тридцать два градуса северной широты, сто тридцать семь градусов восточной долготы.
– Прекрасно, Эд!
Для нашей цели эти расчеты были достаточно точными. Учитывая все обстоятельства прошедшей ночи, мы взяли приблизительное счислимое место. Ночью-то мы стремились скорее удержать свое положение относительно цели, нежели следить за нашим географическим положением. Ведь мы находились на большой глубине и вдали от беретов, и нам не угрожала опасность сесть на мель.
Мэнтси сказал мне:
– Как только станет светло, кэп'н, мы определим наше место по береговым ориентирам.
Около 6.10 «Арчер-Фиш» поднялась на перископную глубину, и я осторожно осмотрелся вокруг. Поднималось яркое желтое солнце. Темно-голубой океан был подернут зыбью… Видимость была прекрасной. Ни кораблей, ни самолетов. Никаких признаков нашего авианосца. Никаких обломков…
– Боевым постам вести наблюдение, – отдал я команду перед тем, как опуститься в свою каюту.
Я чувствовал себя изнуренным. Быстро надев пижаму, я упал на дойку, натянул на себя одеяло и крепко заснул. О еде я и не вспомнил.
Усталые, но счастливые люди отправлялись спать.
Прежде чем погрузиться в сон, я улыбнулся, вспомнив Карла Уилкена, специалиста аварийно-спасательной группы, который вчера вечером тотчас заснул, хотя мог понадобиться во время атаки авианосца… Сон Карла не прерывался до тех пор, пока «Арчер-Фиш», задрожав, не выпустила первую торпеду. Тут он быстро вскочил, схватил сумку с инструментами и невозмутимо спросил: «Что случилось?»
Во сне я почувствовал, что кто-то будит меня. Я немедленно поднялся. Поступило донесение из центрального поста.
– Кэп'н, гидролокатор зафиксировал взрыв на большой глубине вдали от нас. Вахтенный офицер просил доложить вам свое предположение, что это затонул японский авианосец…
– Хорошо, спасибо, – сказал я и посмотрел на часы: было 10.55. Я повернулся на другой бок и снова заснул. (188)
Встал я в полдень. Подводная лодка находилась на перископной глубине, неся обычную службу по патрулированию в водах японской империи в районе № 5, «Хит парейд», мористее острова Хонсю.
После пробуждения в привычной атмосфере трудно было поверить, что всего несколько часов назад мы потопили громадный неприятельский авианосец.
Старшина Карнахан начал собирать данные об атаке для донесения о пятом боевом походе.
Мы были не совсем уверены в том, что точно определили местонахождение цели в момент торпедирования. За основу решили взять расчет Мэнтси.
После ленча коммандер Бобчинский, лейтенант Бантинг, энсин Кросби и я встретились в кают-компании, чтобы набросать донесение об атаке командованию в Перл-Харбор. Мы понимали, что адмирал Локвуд и другие начальники будут с нетерпением ожидать от нас новостей. Я хотел, чтобы зашифрованное сообщение было отправлено сразу же по всплытии после захода солнца.
Наша первоочередная задача была определить, как выпущенные нами веерообразным способом шесть торпед могли попасть в цель, перекрывая расстояние на курсе цели, равное 150 процентам ее длины. Мы решали эту задачу, изобразив графически расположение подводной лодки «Арчер-Фиш» и авианосца в момент залпа.
Пришли к выводу, что это вполне возможно. Если расстояние до цели было меньше 1400 ярдов, то расстояние между крайними торпедами торпедного сектора составляло меньше 150 процентов от длины цели. Так как мы не смогли установить тип авианосца по «Справочнику для опознавания иностранных кораблей», не могли знать высоты его мачт, расстояние до цели, которое мы рассчитали, вполне могло оказаться меньшим. Я огорчался при мысли о том, что если бы наш юный матрос Сайкс не забывал фиксировать по секундомеру время прохождения до цели каждой торпеды, то мы, зная, что скорость торпеды составляет 46 узлов, могли бы теперь легко и точно определить дистанцию стрельбы.
В нашем отчете подчеркивалось, что этот авианосец не вошел в «Справочник для опознавания иностранных кораблей». Все, что мы могли сказать о нем, – это то, (189) что он больше всего похож на японские авианосцы типа «Хаятака».
В своем донесении о пятом боевом походе я утверждал, что «Арчер-Фиш» потопила большой авианосец, исходя из следующих заключений:
– шесть несомненных попаданий торпедами (два из которых мы визуально наблюдали);
– шум винтов давно не прослушивался;
– были отмечены сильные шумы от взрывов в течение 47 минут;
– корабли охранения не долго преследовали нас и возвратились к авианосцу – видимо, для того, чтобы подобрать оставшихся в живых.
Я был убежден, что разведка ВМС США в скором времени узнает о судьбе авианосца, так как она имела большой опыт в перехвате и расшифровке радиограмм с японских кораблей. Хотя мы и не видели своими глазами, как затонул авианосец, у нас не было ни малейшего сомнения в этом. Мы решили, что правильнее будет сообщить о потоплении авианосца противника, а не о его повреждении. Я знал, что если разведка ВМС узнает из своих источников о его потоплении, то она легко поддержит мое утверждение. Если же она установит, что корабль не затонул, то заявит о недостаточной доказательности нашего утверждения о потоплении и подтвердит всего лишь факт повреждения.
С другой стороны, если я в своем донесении сообщу только о повреждении неприятельского авианосца, а разведка ВМС со временем узнает, что на самом деле он затонул, то она уже не сможет открыто заявить, что именно мы потопили его. Почему? Да потому что о гибели больших кораблей противника всегда сообщалось в нашей печати. Если же газеты сначала сообщат, что японский авианосец получил повреждения, а потом – что на самом деле он был потоплен, то японцы могут задуматься, из каких источников американцы получают свои сведения. Они могут прийти к логическому выводу о том, что мы читаем их закодированные радиограммы.
В 18.30 мы начали передавать в Перл-Харбор донесение о нашей атаке. Было приятно сознавать, что я возвратился в ряд перспективных офицеров. Мое донесение безусловно порадует адмирала Локвуда. Возможно, он даже поставит мой портрет на свое пианино. (190)
Когда были переданы подробное сообщение об атаке и метеосводка для бомбардировщиков Б-29, я устроил себе перерыв. Я решил некоторое время не думать об авианосце. В 1944 году День благодарения – последний четверг ноября – приходился на 30-е число. Завтра у нас будут традиционная индейка и другие блюда. Я заранее предвкушал удовольствие. Мне-то было за что благодарить.
