ррРаск отчасти расслабился. Он заметил человека, идущего за ГНаском — маленький, хрупкий, нежный лакомый кусочек, и почувствовал, как его рот наполняется слюной. Женщина взглянула на него, вздернув подбородок так, что темные кудри взметнулись над ее бледным лбом, и в этом взгляде ррРаску почудилась насмешка. Неужели она поняла, что он голоден? Но если так, почему насмехалась, вместо того, чтобы испугаться? Растерянный ррРаск чуть не прослушал первые слова посланника.

— …рекомендации по рейду на Аризар.

— Принимаю ваши замечания насчет флота, — поспешно отозвался ррРаск. — Мои пилоты отказались выполнять действия, не указанные в контракте. Они согласились уничтожить незаконную колонию, но отказались захватить пленных.

ГНаск обнажил передние клыки.

— Теперь понятно, почему ваша экспедиция добилась столь незначительных успехов. Как вы думаете, это могло подействовать?

— Вероятно. Пилоты были возмущены. Чоя не допускают колонизации, особенно своих сородичей. Тезары переговаривались между собой, но я чувствовал их негодование. — ррРаск наблюдал, как женщина ходит позади ГНаска — быстрые шаги придавали ей вид добычи. Она быстро перехватила его взгляд, и ррРаск был вынужден перевести внимание на посланника.

ГНаск заметил, что его собеседник отвлекся. Он повернул массивную голову и бросил женщине всего одно слово. Она со смехом качнулась в его сторону. Посланник повернулся к ррРаску.

— Убеди своих пилотов, что не только наши, но и их собственные интересы заставляют нас продолжать преследование чоя-отступников. Их действия бросают тень на всех чоя. Если Союз примет обвинения во вмешательстве, оно ляжет на всех чоя тяжким грузом. Те же, кто все равно откажется выполнять контракт, могут быть использованы для других дел. Но среди них обязательно найдутся те, кого мы сможем уговорить.

На Чо есть Дома, испытывающие большие финансовые затруднения. Во многих семьях осталось по одному-два тезара. Им нужны деньги. Я смогу удовлетворить их потребности, как только ты выяснишь, каковы они.

— Преданность заслуживает высокой оценки.

ГНаск пристально взглянул на ррРаска.

— Всегда, — подтвердил он. — И она вознаграждается.

Женщина вновь задвигалась, угольно-черные глаза заблестели на ее бледном лице. На этот раз в ее движениях не было ничего, напоминающего испуганные метания добычи. Ее глаза были жесткими, они уставились на ррРаска так, что тот почувствовал неловкость. Это заставило его задуматься, ибо его еще никогда не заставали врасплох. Он явно недооценил это хилое существо. Какой охотницей она могла бы быть среди своих сородичей! Он почти не расслышал следующие слова ГНаска.

Посланник продолжал:

— До тех пор, пока обвинение против чоя во вмешательство в дела другого народа не доказано и не опровергнуто, Паншинеа не может занимать пост в совете безопасности. А это означает, ррРаск, что у нас появилась возможность, о которой нельзя было раньше и мечтать.

ррРаск зашевелился, выражая свое удовольствие от такого доверия посланника.

— Было бы неплохо воспользоваться преимуществом.

— Так мы и сделаем, — тяжелые дуги бровей над глазами ГНаска покрылись морщинами. — Разве не позором будет, если внутреннее положение на Чо осложнится настолько, что потребует вмешательства сил безопасности Союза? ррРаск постарался скрыть свое удивление.

— Я буду готов к действиям, — пообещал он, — как только вы почувствуете подходящий момент.

— Надеюсь, что тебе это удастся. Произведи отбор своих тезаров. Второго такого случая нам уже не представится. — ГНаск повернулся спиной к командиру флота, и ррРаск понял, что аудиенция окончена.

Он вышел, чувствуя, как черные глаза женщины следят за ним с какой-то целью, которой ррРаск не понимал, и это тревожило его. Он не стремился отыскать себе пару среди чужих народов. Она ничего не сделала, чтобы привлечь его внимание, и все же… его мнение о ней невообразимым образом изменилось.

ррРаск задумался, достаточно ли хорошо ГНаск знает эту женщину, испробовала ли она всю силу своего взгляда на этом абдрелике, который считает себя ее хозяином. Поразмыслив, ррРаск решил запомнить это — на всякий случай.

Риндалан устало закончил расшифровку кодированного сообщения со Скорби. Ярость Паншинеа сквозила в каждом слове, и Прелат напрягся так, что каждый позвонок его спины отозвался болью. Подголовник кресла помогал ему выдержать вес рогового гребня. Риндалан вновь подумал о том, что надо бы его подрезать — Вездесущему Богу известно, что такова была всеобщая мода в эти времена — но он родился с такой страшной тяжестью и должен был вынести ее до конца, несмотря на то, что чувствовал себя слишком слабым и старым.

Подрезание гребня не уменьшило бы ту ношу, которую Чо и Паншинеа взвалили на него, и это, как со вздохом подумал Ринди, представляло собой нешуточную проблему. Он протер глаза. Вместе с изъявлениями недовольства по поводу поступков Палатона по отношению к Заблудшим, Паншинеа потребовал у Прелата срочно вернуться на Скорбь, помочь укрепить позиции чоя в Союзе.

— Наши времена подходят к концу, — пробормотал Ринди. — Пан, дружище, вскоре тебе придется признать это. Тезары пойдут своей дорогой. Нам нужна свежая кровь. Мы истощаемся, вымираем, и нет чоя, способного заменить нас — или, может быть, заменить тебя. Да. Но, по-видимому, недостатка в претендентах на престол у нас не будет.

Ринди потянулся и взял кружку с бреном. Напиток остыл, пока Прелат расшифровывал сообщение. Старик снова вздохнул. Вкус холодного брена показался ему отвратительным, но еще неприятнее была мысль о том, что придется вставать и подогревать его.

— Значит, утешимся холодным, — произнес Прелат и поднял кружку, приветствуя экран перед собой. Световое перо покатилось по столу и задержалось, наткнувшись на придвинутый вплотную подлокотник кресла. Старик оглядел перо, прежде чем сделать глоток. Придется вызвать Кативара. Он не доверял никому другому в таком сложном деле, как помощь Палатону в его отсутствие. Каким бы ни было отвращение Прелата к поездкам, он должен согласиться на просьбу Паншинеа и присоединиться к нему.

Ринди вспомнил о тех временах, когда он был пастырем множества чоя, молодых и старых, и эти воспоминания уже давно стали его излюбленными. А теперь в его приходе всего один-два чоя… но таких, напомнил он себе, от которых зависит будущее всех остальных. Значит, он все-таки не уклоняется от исполнения долга?

Он был стар. Вскоре ему надлежит предстать перед судом Вездесущего Бога, и отпущенный ему срок постоянно сокращается.

А тем временем он может только следовать курсу, проложенному для самого себя.

Ринди отставил пустую кружку, и его глаза сонно закрылись прежде, чем узловатые пальцы отпустили ее ручку.

Бевану снился Сан-Паулу, но проснулся он от свежего, чистого и пронзительно-холодного аризарского ветра и заморгал, растерявшись от несоответствия снов и реальности. Сан-Паулу был теплым, влажным, наполненным запахами, кишащим нищими. Аризар оказался почти девственно-чистым, по-зимнему холодным, и его воздух еще не был загрязнен миллионами труб кухонных печей, заводов и крематориев.

Он моргнул еще раз, и путаница со временем и пространством прекратилась. Его смуглые руки покрылись гусиной кожей. Голубые рукава школьной формы разорвались, сквозь них виднелось голое тело. Вокруг слышалось бормотание заритов, перебиваемое тихими вскриками и шипением. Они несли его на носилках, покачивая каждый раз, когда кто-нибудь оступался на каменистой равнине. Беван осторожно сел и взялся за края носилок.

— Я могу идти сам, — объявил он на трейде.

Зариты взглянули на него. Они обнажили зубы от усилий удержать носилки. Беван почувствовал себя знатной особой, проносимой по улицам Багдада.

Зарит, который, по-видимому, руководил переноской, черношерстный, с бледно-желтыми глазами, обернулся. Он помогал себе при ходьбе толстым посохом, но сейчас это орудие замерло в воздухе, как бы от неожиданности.