Мне очень нравятся эти надписи, появившиеся в магазинах, – "Добро пожаловать!" и "Спасибо за покупку!". Бывает, что плакат с любезной надписью красуется как раз над головой нелюбезного продавца, но стоит покупателю поднять глаза и прочитать: "Благодарим за покупку!" – как он будет утешен. Добрые слова поддерживают в покупателе чувство собственного достоинства и вызваны, следовательно, заботой о его моральном состоянии.

Возросли заботы и о стороне материальной, о бытовых удобствах граждан. Появились сумки-холодильники, и термосы с широким горлом, и портативные жаровни, и таблетки "Огонек" для разведения костра, и какие-то новые средства от комаров. Я читаю обо всем этом в рекламных заметках, и душа моя радуется.

Радуется она совершенно бескорыстно, ибо костров я давно не развожу, в палатках не сплю, на дачу не езжу и вообще редко бываю в магазинах. С тех пор как моя дочь вышла замуж и живет отдельно, хозяйственных забот у меня немного. Я заведую кафедрой иностранных языков в вузе, на пенсию не стремлюсь, живу в удобной квартире, а летом езжу в дома отдыха. Если верить Пушкину, утверждавшему, что "на свете счастья нет, но есть покой и воля", то я вполне счастлива. Куда счастливее, если вспомнить, чем была в молодости.

Свекровь моей дочери вышла на пенсию и была, разумеется, мгновенно превращена в домработницу и няню нашего общего внука Сережи. Она и на даче с ним сидит, пока ее сын и моя дочь ходят в туристские походы и ездят в автомобильные путешествия.

Свекровь моей дочери милейшая, но малоцивилизованная женщина. От портативной газовой плитки она наотрез отказалась, боится, что взорвутся баллоны, и по старинке стряпает на керосинке. Я же не выношу этого запаха. Он напоминает мне то время, когда я ездила из города на дачу, груженная сумками и авоськами, стряпала, стирала и не могла ни гулять, ни купаться, ни радоваться природе... Да, так вот. В июне случилась беда: вторая бабушка сломала ногу и была отвезена в больницу. Дочь с мужем, как водится, отсутствовали. Я послала им телеграмму, но поняла, что выхода нет и на даче придется пока жить мне. Чтобы сделать свое существование там более или менее сносным, я решила купить два предмета – газовую плитку и сумку-холодильник.

За покупками я отправилась утром в пятницу, а в два часа этого же дня рассчитывала уехать на дачу.

В магазине "Сантехника" на Кутузовском проспекте я отыскала прилавок, где продавались портативные плитки, и спросила продавца, как с ними обращаться. Продавец был человеком пожилым, с сумрачным лицом. Он ответил: "Там инструкция". К плитке прилагались два баллона, остальные надо было купить отдельно. Сколько купить, чтобы хватило недели на две? "Там написано". Несловоохотливость продавца меня несколько угнетала. Пришлось действовать на свой страх и риск, и я попросила завернуть четыре баллона.

Пакет оказался тяжелым, но подвернулось такси. В хозяйственном магазине на Смоленской площади не было никакой очереди за сумками-холодильниками, что меня удивило и обрадовало. Сумки обтянуты элегантной клетчатой материей, приятны на вид, и мне стало весело при мысли, что я привезу Сереже свежие продукты, а не раскисшее масло и позеленевшую от жары колбасу, которые я когда-то возила дочери в первобытных авоськах... Продавщица была молоденькая, но тоже очень несловоохотливая. "Как пользоваться сумкой?" – "Там написано". Я надела очки и прочитала: "Завод метхозизделий № 6. Для сохранения продуктов охлажденными в сумку-холодильник необходимо заложить около одного килограмма льда. Лед помещать в полиэтиленовый мешочек". Я спросила: "Где покупают лед?" Мне ответили: "В любой аптеке".

В два я собиралась ехать на дачу. Но было уже четыре часа, а я все еще находилась в том же такси, рядом с тем же шофером. К этому времени мы с ним объездили центр, побывали в Филях, на Юго-Западе и в Черемушках. В большинстве аптек льда не было. В некоторых был, но продавали его только для больных. Поскольку мы с шофером не расставались с утра, то как-то сблизились, подружились, и я уже знала, как зовут его девушку, где она работает, когда они думают пожениться, и шофер уже звал меня "мамаша". Он вообще был премилым молодым человеком, хотя и несколько фамильярным в обращении. Помню, когда я вышла из одиннадцатой аптеки и села в машину, на глаза у меня навернулись слезы то ли от цифры на счетчике, то ли от обиды на продавщицу, сказавшую: "В любой аптеке!" Шофер погладил меня по плечу. "Не переживайте, мамаша. Сами-то вы хороши. Девчонка ляпнула, а вы и поверили!" – "Она не должна "ляпать"! Она на работе! Она обязана отвечать за свои слова!" – "Э-э, мало ли кто что обязан! Давайте-ка двинем по мороженщицам!"

Действовала я так. Подкравшись к мороженщице, я, как дьявол-искуситель, шепотом называла ей в ухо сумму, которую готова заплатить за килограмм искусственного льда. Одни мороженщицы клялись, что они бы и рады, но льда дают в обрез! Другие сухо говорили: "Льдом не торгуем. Идите, гражданка, идите!" Я не думала о том, как это случилось, что меня, честного человека, превратили на старости лет во взяточника, толкающего ближнего на кражу. Я как-то одеревенела. Кусок льда для этой проклятой сумки стал моей навязчивой идеей. Пятой мороженщице я уже бесстыдно лгала, что лед необходим моему больному мужу. Потом этого мне показалось мало, и я добавила: "и... ребенку". Лгать в аптеках мне казалось недостойным, а тут я уже была готова на все и так вошла в роль, что перед одной мороженщицей всплакнула вполне искренне. Она и направила меня на Арбат, в кафе-мороженое.

Там меня встретили очень ласково. Добры были все – и администраторша, и подавальщицы, и посетители. Я ослабела от этого сочувствия, лгать была не в силах и откровенно поведала все как есть. Посетители перестали есть мороженое, кухонный персонал толпился в дверях. Слышались возгласы: "Пятнадцать рублей за сумку отдать, надо же!", "А на машине сколько проездила!", "Это подумать: сумки выпускают, а где лед купить – не говорят!", "Помнишь? Сифоны для газировки продавали, а баллончиков к ним не было?", "От дела!" Причина этого общего сочувствия мне стала окончательно понятна, когда я, выходя, кинула на себя взгляд в зеркало. Вместо подтянутой, моложавой пожилой дамы я увидела старуху с безумными глазами, растрепанную, в сбитой набок шляпке... Элегантная клетчатая, трижды проклятая сумка-холодильник, которую я прижимала к груди, придавала моей наружности что-то патетическое. По-моему, на меня нельзя было смотреть без слез и мой вид мог бы тронуть и камень.

Верю, что мне искренне хотели дать лед, но не могли: у самих было в обрез. Но дали советы. Надо было ехать на Хорошевку, кинуться в ноги директору завода искусственного льда: вдруг даст килограммчик! Я не глядела на счетчик. Я готова была кинуться куда угодно. Но милый шофер не мог – его рабочий день кончался. Он согласен был ехать лишь в гастроном № 2, а затем доставить меня домой, в Лихов переулок.

В этом гастрономе, как мне сообщили в том же кафе, можно было без лжи, унижений и взяток законно приобрести кусочек льда весом в три килограмма – меньше не продавали. С трудом я упихала этот кусок в полиэтиленовый мешочек. Продукты уже почти не влезали. Лишь два-три пакетика мне удалось уложить и втиснуть баночку со сметаной. Остальное везла в авоське.

Не буду описывать, как я добралась до дачи: был одиннадцатый час, и Сережа давно спал. Не буду рассказывать и о том, как утром я обнаружила, что кусок льда растаял почти полностью и мои пакеты плавали в воде. Короче: утром, поручив Сережу заботам хозяйки, я вновь поехала в Москву.

Дело в том, что портативная газовая плитка гореть отказывалась. Я провозилась с ней полночи, легла спать без чая, а утром попросила помощи у мужа хозяйки. Он с утра был почему-то навеселе и с отчаянной смелостью, присущей людям в этом состоянии, стал подносить горящую спичку ко всем баллонам по очереди. Они шипели, как встревоженные змеи, но взрыва не было. Огня тоже.