Стрела отскочила от укрывшегося панцирем безразличия Ахиллеса, не возымев действия.

- Пусть поют... Зато скажут, что я не забыл о собственной чести и не стал служить человеку, который унизил меня.

Мы направились к двери, на ходу прощаясь. Феникс держался сзади, и я слышал, как Ахиллес пригласил старого наставника переночевать у него в шатре.

Выйдя на воздух, Аякс устало покачал головой:

- Мы ничего не смогли сделать, он просто не стал нас слушать.

Одиссей хлопнул по его широкому плечу:

- Мы старались как могли, друг мой. А теперь пора готовиться к завтрашней битве, учитывая, что Ахиллес не примет в ней участия.

Аякс побрел в темноту, следом шли его люди. Одиссей обернулся ко мне и задумчиво произнес:

- У меня есть к тебе дело. Ты можешь закончить эту войну, если тебе будет сопутствовать удача.

- А если нет?

Одиссей улыбнулся и положил руку на мое плечо:

- Орион, никому не суждено жить вечно.

7

Словом, менее чем через час я оказался во рву, который огибал наши укрепления. Я направлялся в лагерь троянцев; белая тряпка, повязанная над левым локтем, свидетельствовала о том, что я являюсь парламентером. Тонкая ивовая ветвь в правой руке заменяла жезл вестника.

- С ними ты сможешь пройти мимо часовых троянцев, не рискуя собственным горлом, - сказал мне Одиссей без улыбки, без ободрения в голосе. - Ступай прямо к царевичу Гектору и ни с кем больше не разговаривай, - приказал он мне. - Скажи ему, что Агамемнон предлагает так закончить эту войну: троянцы возвратят Елену законному мужу, а удовлетворенные ахейцы отправятся в родные края.

- Разве этого еще не предлагали? - спросил я.

Одиссей улыбнулся моей наивности:

- Предлагали, но при этом требовали огромный выкуп, и кроме того, желали забрать все, что прихватила с собой Елена. Тогда мы бились прямо под стенами Трои. Приам и его сыновья так и не поверили, что мы прекратим осаду, не попытавшись ворваться в город. Но сейчас все переменилось, нас осаждает Гектор, и, быть может, они поверят, что мы готовы отправиться восвояси и нуждаемся лишь в том, чтобы сохранить лицо.

- Разве для того, чтобы сохранить лицо, нам нужно обязательно вернуть Менелаю Елену? - недоумевал я.

Он взглянул на меня с любопытством:

- Безусловно, она только женщина, Орион. Или ты думаешь, что Менелай проводил ночи в одиночестве с той поры, как эта сучонка сбежала с Александром?

Я недоуменно заморгал, не находя ответа. И подумал: "Неужели Одиссей так же думает о собственной жене, ожидающей его дома в Итаке?"

Он заставил меня повторить все наставления и затем, удовлетворившись, проводил к вершине вала, почти к тому самому месту, где сегодня произошла схватка, принесшая мне славу. Я вглядывался во тьму: в серебристом лунном свете сгущался туман, равнину затянула призрачная дрожащая дымка, медленно вздымавшаяся и опадавшая, словно от дыхания какого-то живого существа. Тут и там виднелись отблески троянских костров; подобные далеким звездам, они мерцали в тумане.

- Помни, - произнес Одиссей, - ты будешь говорить лишь с царевичем Гектором, и ни с кем другим.

- Ясно, - ответил я.

По склону я спустился в чернильную темень, скрывавшую ров, и через щупальца тумана, протянувшиеся по равнине, направился к лагерю троянцев, держа путь к кострам, мерцавшим и пламеневшим в тумане, и холодея от неприятных предчувствий. Вглядываясь в посеребренную луной дымку, я заметил костер, который казался ярче и выше, чем все остальные.

"Наверное, возле него шатер Гектора", - подумал я и направился вперед, ожидая в любой момент услышать окрик стража. Оставалось только надеяться, что меня окликнут прежде, чем бросят мне в спину копье. Чувства мои обострились; я мог бы услышать шорох кинжала, выскальзывающего из ножен, казалось, я увидел бы затылком крадущегося за мной... Но я ничего не видел и не слышал: лагерь словно утонул в тумане, приглушившем все звуки, и никого не было между кострами, кроме меня самого.

Огонь впереди разгорался, в него словно бы подкладывали дрова, и вот из скромного походного костерка превратился в огромный манящий маяк. Он уже мерцал, как подобает огню, пылал яростно и ярко, с каждым шагом делаясь все более ослепительным. Скоро он стал настолько ярким, что мне пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы защитить их от жгучего света. Жара я не ощущал, но в яркости заключалась иная сила. Ослепительный свет придавливал меня к земле и наконец заставил опуститься на колени перед всесильным золотым сиянием.

Тут я услышал смех и сразу понял, кто передо мной.

- Встань на ноги, Орион! - сказал Золотой бог. - Или тебе нравится ползать подобно червю?

Я медленно поднялся на ноги. Золотой бог стоял, купаясь в теплом сиянии, которое словно отделяло нас от погруженной в туман и мрак равнины. Миром правила ночь. Никто в лагере не шевелился. Троянцы не видели нас и не слышали.

- Орион, - сказал он насмешливо. - Вечно тебе удается прогневать меня. Вот и опять - ты спас лагерь ахейцев.

- И тем вновь не угодил тебе? - спросил я.

Вполне человеческим жестом, странным для богоподобной персоны, он почесал подбородок.

- Здесь я зовусь Аполлоном, богом Солнца, несущим свет и красоту людям. Я добиваюсь победы троянцев над варварами из Ахеи.

- А остальные... - я подыскивал подходящее слово, - боги? Неужели все они поддерживают Трою? Едва ли...

Улыбка его исчезла.

- Ведь ты же не один, наверное, есть и другие?.. - продолжал я. Богоподобные существа вроде тебя?

- Есть, - признался он.

- Они сильнее тебя? Например, Зевс, Посейдон?

- Существ, подобных мне, несколько, Орион, - сказал Золотой бог, помахивая рукой. - Но имена, которыми их называют эти примитивные люди, не имеют абсолютно никакого значения.

- Но разве они не более могущественны, чем ты? Ведь среди них Зевс!.. Ваш царь?!

Он рассмеялся:

- Ты пытаешься найти способ перехитрить меня!

- Я пытаюсь понять, кто ты и что из себя представляешь, - ответил я. Так оно и было на самом деле.

Золотой бог внимательно разглядывал меня - едва ли не с опаской.

- Ну, хорошо, - проговорил он наконец, - если ты хочешь увидеть других...

Ночной туман словно начал медленно испаряться под лучами утреннего солнца, и я увидел вокруг себя еще нечеткие силуэты.

Медленно возникали они, обретая плоть, цвет и материальность. Окружившие меня живые осязаемые мужчины и женщины смотрели на меня, как ученый разглядывал бы какую-нибудь букашку или бактерию.

- Опрометчивый поступок, - сказал один из них глубоким сильным голосом.

- Он - мое творение, - ответил Золотой бог. - Я с ним справлюсь.

"Да, - подумал я. - Ты можешь справиться со мной. Но до поры до времени".

Ко мне было обращено множество лиц: на меня смотрели прекрасные женщины с безупречной кожей, глаза которых сверкали как яркие самоцветы; в словах молодых на вид мужчин слышалась мудрость тысячелетий... и строгость самой вечности.

Я казался себе мальчишкой, ребенком в окружении взрослых, карликом среди гигантов.

- Я доставил его с равнины Илиона, - сказал Золотой бог, словно оправдываясь.

- Ты храбришься, - сказал заговоривший первым. Темноволосый и темноглазый, он потрясал своей скрытой мощью, словно могучая гора посреди равнины. Я понял, что вижу Зевса, хотя никаких молний в его кулаке не было, а аккуратно подстриженная борода оказалась лишь чуть тронутой сединой.

Золотой бог беззаботно рассмеялся. Я пытался разглядеть среди величавых и строгих ликов знакомое лицо... лицо богини, которую я любил, или хотя бы черного Аримана, с которым когда-то боролся и которого победил. Но не отыскал их.

Заговорила одна из женщин:

- Ты все еще хочешь, чтобы троянцы выиграли?

Золотой бог улыбнулся:

- Да, пусть даже тебе это не по вкусу.

- Грекам есть что противопоставить твоим любимцам, - продолжала она.