— Не я предложил это… сир.

— Наплевать. Главное, кто из нас будет за пультом?

— Ваше Величество, пока в кабине есть хоть один живой Эстергази, это наше законное право.

Кирилл расслабился, порозовел до нормального цвета, расстегнул на воротничке еще две пуговицы и жестом указал Харальду на пульт. Под сдвинутой набекрень крышкой столика ожидала панель, дававшая власть над эскадрой сопровождения.

— Все — в ваши руки, милорд!

Харальд занял место на диванчике, перебросил через плечи пристяжные ремни, отщелкнул еще несколько декоративных крышек, переставив «кубики» панелей пульта так, как ему было удобно.

— Всем сопровождающим кораблям, — сказал он, зная, что в рубках слышат. — Приступить к исполнению варианта «бис».

— Они движутся! — не выдержал мичман-стажер. Капитан корвета, прильнувший к инфракрасным окулярам — только так и можно было разглядеть зиглиндианскую эскадру, окрашенную в цвет космоса — в глубине души простил его. Инфракрасная видимость тоже не слишком бы помогла, когда бы там не включили двигатели. И сам бы заорал в его возрасте, а сейчас смолчал от одного невольного восхищения: это выглядело как огненный цветок. Пять огненных лепестков, сходящихся в одну точку, и оранжевый, выцветающий синим шлейф следом…

— Корвет «Щит» объявляет боевую тревогу. Эскадра гостей пришла в движение. Прошу поддержки силами сектора.

— Куда они идут?

— На меня!

Хищные щучьи тела, видимые в отблесках своих собственных дюз. Штурмовое построение веретеном.

— Какова их цель?

Откуда мне знать, какая цель у имперских психопатов? Одна война у них уже есть. Нужно лишиться — разума? надежды? — чтобы нарываться на конфликт с государством, допустим, глядящим с глубоким восхищением на все их инженерные поделки, но тем не менее способным утопить их идиотскую империю в одном плевке.

— Похоже, идут на прорыв к планете. Какие будут распоряжения?

— Поддержка придет. Действуйте согласно обстановке. Конец связи.

О, как! А обстановка у нас такая, что я, страшно сказать вслух, уже вижу открытые порты их торпедных аппаратов! Дальность поражения их торпед… капитан «Щита» судорожно припоминал данные атласа, затем бросил. По-любому больше нашей. Переговорник на столе вопил: с орудийной палубы требовали, чтобы им сказали, что делать.

Шесть предположительно вражеских кораблей, несущих отнюдь не гипотетическое вооружение, к планете пройти не должны. Мы не можем гадать, сошли они с ума или не сошли. Шесть зиглиндианских эсминцев оставят от планеты вроде Цереры оплавленный камень. Под полифибровым костюмом — голову бы оторвал тому, кто одобрил его для использования на кораблях… да и не только голову! — капитан стал совершенно мокрым.

— Разворот. Пятнадцать влево, тридцать восемь вверх! Торпеды к бою.

— Они на дистанции поражения.

Ужас. Ужас что будет, если открыть стрельбу на поражение. Превышение полномочий. А если смолчать — преступное бездействие. С ума сойти, кому-то на протяжении всей службы выпадают одни только учебные стрельбы!

— Цель класса эсминец, правый борт, отметка № 1, выстрел боевой, повторяю — боевой! Огонь!

На мониторах рубки возникла проекция прицелов: в точности такая, как ее «видели» системы наведения. Зафиксированная цель мигнула, рамку залило красным, и в ту же секунду дребезжащий звонок оповестил, что цель потеряна. Белый крест беспомощно метался по экрану, торпеды заблудились в облаке выпущенных против них флэш-марок, и оставалось только следить, как одна за другой они превращаются в пар. Вся жизнь его была в этой рамке, дыхание пресеклось, и было совершенно очевидно, что зиглиндианское «веретено» шутя сомнет их, опрокинет и пройдет, по крайней мере, эту линию обороны. Там, сзади, подтягивались другие, та самая запрошенная в спешке поддержка, и может быть, и даже наверняка им удастся остановить этот ничем не объяснимый натиск, но это будут другие…

Капитан вглядывался в проекцию прицела до боли в глазах и потому уловил момент, когда от тулова в центре отделилась, будто родилась, крошечная яркая искра. Отделилась, и понеслась вперед, вполне жизнеспособная с первой секунды самостоятельной жизни. И целеустремленная. Рядом беспомощно и где-то даже восхищенно ругнулся штурман.

— Она идет быстрее истребителя! Нашего истребителя, — поправился он торопливо под взглядом командира.

— Что это за…

Шесть черных «щук», как одна, погасили ходовые огни. Ярко-оранжевые сполохи в инфракрасном визире стали тусклыми, черно-багровыми.

— Дипломатический кортеж Империи подчиняется силам безопасности Цереры, — произнес искаженный помехами голос в динамике. — Двигатели заглушены, порты закрыты и запломбированы. Для соблюдения норм галактической безопасности просим прислать патруль таможенного досмотра.

— Это!… — заорал командир, брызгая слюной в переговорник. — Это что?!

— Убедительно просим вас прекратить огонь, — продолжил голос. — На шаттле находится первое лицо Империи. Это транспортное средство, тяжелого вооружения оно не несет и для планеты не опасно.

Достаточно ампулы со штаммом быстро размножающихся бактерий, хотел сказать капитан, но промолчал. Во-первых, стилем Зиглинды испокон веков был меч, не яд. Во-вторых, все, что здесь сказано, пишется и может быть использовано против нас. Ну а в-третьих, опознал он в голосе старшего конвоя усталость и раздражение на амбициозную имперскую дурь, с которой приходится жить без всякой возможности называть вещи своими именами. У него и самого нашлись бы тому вполне демократические эквиваленты.

— Не понял я, — пробормотал мичман. — Что ушло, что осталось?

— Остались чемоданы и свита. И походный сортир с прыжковыми двигателями! А Император ушел! И наш чертов престиж вместе с ним!

— А зачем весь этот цирк?

— Имперское чувство юмора, стажер. Проверка сфинктера на прочность. Чем славится Зиглинда в первую очередь?

— Военной техникой, капитан, сэр! — голос у мичмана упал. — А разве… нет?

— Ответ неправильный, — капитан «Щита» откинулся на спинку кресла. Теперь это была уже не его боль. — У них под погонами самые отвязные сорвиголовы Галактики. Держу пари, сделают они наши перехватчики на своем… кхм… ночном горшке. Кто-нибудь ответит?

Жарко. Тряско. Тяжело. Перегрузки на виражах. А без виражей никак, потому что уворачиваться приходится от лучей гравизахвата. Детская игра. Из тех, что заставляет родителей седеть, буде они про те забавы узнают. Невозможно придумать ничего унизительнее, чем повиснуть на луче у местных регулировщиков движения. Коих регулировщиков набежало — не продохнуть. Антенны генераторов перехватчиков крутились вовсю, пытаясь накрыть шустрый шаттл, но шаттл крутился быстрее…

…пока за штурвалом Эстергази. Кирилл сидел нарочито смирно, пристегнутый, с интересом глядя на непогашенные наружные мониторы. Получал свои законные «же». Пассажиру всегда труднее. Ни на что не влияет — раз. Чувство беспомощности — сильный фактор. Ну и пилотирование определенным образом отвлекает — два. Потом и не вспомнишь, какие нагрузки перенес. Только что тяжело было. Жарко. И тряско.

Счастье — иметь под рукой безотказную технику. Управляя ей, играя, чувствуя ее отзывчивость под рукой, забываешь обо всем прочем. О чем и следовало бы забыть, чтобы сохранить рассудок. То, что доктор прописал.

Особенно жарко стало в атмосфере. Со стороны, должно быть, то еще зрелище. Клубок лохматого огня в беспорядочном падении. Магистраль — не магистраль… а сетка их куда плотнее, чем дома. Фланеры шарахались во все стороны, их безопасность Харальд целиком оставил на их же ответственности. Разве только Кирилл руку протянул, быстро набрав на панели какую-то комбинацию. Ясно, что радиосигнал подаем, неясно — какой.

— Что?

— «Не гуди, не поможет», — с готовностью пояснил Император в чине лейтенанта. — И еще — «путаю педали».

В самом деле чуть не перепутал, со смеху сунувшись носом в пульт. Немного нервный смех, согласен, однако вполне извинительный в этакой-то обстановке.