Съездим к трем вокзалам и возьмем.

Я устал, к вокзалам черт мой съездил сам, Просыпаюсь, снова он - боюсь, Или он по-новой мне пригрезился, Или это я ему кажусь.

Черт опять ругнулся, а потом

Целоваться лез, вилял хвостом.

Насмеялся я над ним до коликов И спросил:"А как там у вас в аду Отношение к нашим алкоголикам, Говорят, их жарят на спирту?"

Черт опять ругнулся и сказал:

"Да там не тот товарищ правит бал".

Все кончилось, светлее стало в комнате, Черта я хотел опохмелять, Но растворился он, как будто в омуте, Я все жду, когда придет опять.

Я не то, чтоб чекнутый какой,

Но лучше с чертом, чем с самим собой.

В гербарии

---------

Чужие карбонарии, закушав водку килечкой, Спешат в свои подполия на лад или борьбу, А я лежу в гербарии, к доске пришпилен шпилечкой, И пальцами до боли я по дереву скребу.

Корячусь я на гвоздике, но не меняю позы, Кругом жуки-навозники и мелкие стрекозы, По детству мне знакомые, ловил я их, копал, Давил. Но в насекомые я сам теперь попал.

Под всеми экспонатами эмалевые планочки. Все строго по-научному, указан класс и вид. Я с этими ребятами лежал в стеклянной баночке, Дрались мы, это к лучшему, узнал, кто ядовит.

Я представляю мысленно себя в большой постели, Но подо мной написано: "Невиданный доселе". Я гомо был читающий, я сапиенсом был, Мой класс млекопитающий, а вид уже забыл.

В лицо ль мне дуло, в спину ли, в бушлате или робе я, Стремился кровью крашенной обратно к шалашу, И на тебе, задвинули в наглядные пособия, Я злой и ошарашенный на стеночке вишу.

Оформлен как на выданье, стыжусь, как ученица, Жужжат шмели солидные, что надо подчиниться. А бабочки хихикают на странный экспонат, Сороконожки хмыкают и куколки язвят.

Ко мне с опаской движутся мои собратья прежние, Двуногие, разумные, два пишут - три в уме, Они пропишут ижицу, глаза у них не нежные, Один брезгливо ткнул в меня и вывел резюме:

С ним не были налажены контакты и не ждем их, Вот потому он, граждане, лежит у насекомых. Мышленье в нем неразвито, и вечно с ним чп, А здесь он может разве что вертеться на пупе.

Берут они не круто ли? Меня нашли не в поле, Ошибка это глупая, увидится изъян. Накажут тех, кто слушали, прикажут, чтоб откнопили, И попаду в подгруппу я хотя бы обезьян.

Но не ошибка-акция свершилась надо мною, Чтоб начал пресмыкаться я вниз пузом, вверх спиною, Вот и лежу расхристанный, разыгранный вничью, Намеренно причисленный к ползучему жучью.

А может, все проветрится и солнцем приправится? В конце концов, ведь досточка не плаха, говорят. Все слюбится да стерпится, мне даже стала нравиться Молоденькая осочка и кокон-шелкопряд.

А мне приятно с осами, от них не пахнет псиной. Средь них бывают особи и с талией осиной, Да, кстати, вон из кокона родится что-нибудь Такое, что и с локоном и что имеет грудь

Червяк со мной не кланялся, а оводы со слепнями Питают отвращение к навозной ковырьбе. Чванливые созданьица довольствуются сплетнями, А мне нужны общения с подобными себе.

Пригрел сверчка-дистрофика - блоха сболтнула, гнида, И, глядь, два тертых клопика из третьего подвида, Сверчок полузадушенный в пол-силы свиристел, Но за покой нарушенный на два гвоздочка сел.

Паук на мозг мой зарится, клопы кишат, нет роздыха, Невестой хороводится красивая оса, Пусть что-нибудь заварится, а там хоть на три гвоздика, А с трех гвоздей, как водится, дорога в небеса.

В мозгу моем нахмуренном страх льется по морщинам, Мне станет шершень шурином, а что мне станет сыном? А не желаю, право же, чтоб трутень был мне тесть, Пора уже, пора уже напрячься и воскресть.

Когда в живых нас тыкали булавочками тонкими, Махали пчелы крыльями, пищали муравьи, Мы вместе горе мыкали, все проткнуты иголками, Забудем же, кем были мы, товарищи мои.

Заносчивый немного я , но в горле горечь комом. Поймите, я, да многие попали к насекомым, Но кто спасет нас, выручит, кто снимет нас с доски? За мною, прочь со шпилечек сограждане-жуки.

И как всегда в истории, мы разом спины выгнули, Хоть осы и гундосили, но кто силен - тот прав, Мы с нашей территории клопов сначала выгнали, И паучишек сбросили за старый книжный шкаф.

У них в мозгу не вяжется, зато у нас все дома, И пожелают, кажется уже не насекомо. А я - я нежусь в ванночке, без всяких там обид, Жаль над моею баночкой другой уже прибит.

Ошибка вышла

-----------

Я был и слаб, и уязвим, Дрожал всем существом своим, Кровоточил своим больным Истерзанным нутром.

И, словно в пошлом попурри, Огромный лоб возник в двери, И озарился изнутри Здоровым недобром.

Но властно дернулась рука

Лежать лицом к стене,

И вот мне стали мять бока

На липком тапчане.

А самый главный сел за стол,

Вздохнул осатанело,

И что- то на меня завел

Похожее на дело.

Вот в пальцах цепких и худых Смешно задергался кадык, Нажали в пах, потом под дых, На печень-бедолагу.

Когда давили под ребро Как екнуло мое нутро, И кровью каркало перо В невинную бумагу.

В полубреду, в полууглу

Разделся донага,

В углу готовила иглу

Мне старая карга,

И от корней волос до пят

По телу ужас плелся,

А вдруг уколом усыпят,

Чтоб сонный раскололся.

Он, потрудясь над животом, Сдавил мне череп, а потом Предплечья мне стянул жгутом, И крови ток прервал,

Я было взвизгнул, но замолк, Сухие губы на замок, А он кряхтел, кривил замок И в залу ликовал.

Он в раж вошел, в знакомый раж,

Но я как заору,

Чего строчишь, а ну, покажь

Секретную муру.

Подручный, бывший психопат,

Связал мои запястья,

Тускнели, выложившись в ряд,

Орудия пристрастья.

Я терт, я бит и нравом крут, Могу в разнос, могу в раскрут, Но тут смирят, и тут уймут, Я никну и скучаю,

Лежу я, голый как сокол, А главный шмыг, да шмыг за стол, И что-то пишет в протокол, Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,

Ослаб я и устал,

Ведь скоро пятки будут жечь,

Чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку,

Но чувствую отвратно,

Мне в горло сунули кишку,

Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят, По мне елозят, егозят. Все вызвать, выведать хотят, Все пробуют на ощупь.

Тут не пройдут и пять минут, Как душу вынут, изомнут, Всю испоганят, изотрут, Ужмут, не прополощут.

Дыши, дыши поглубже ртом,

Да выдохни - умрешь.

У вас тут выдохни - потом

Навряд ли и вдохнешь.

Во весь свой пересохший рот

Я скалюсь: ну порядки,

У вас, ребятки, не пройдет

Играть со мною в прятки.

Убрали свет и дали газ Там каша какая-то зажглась, И гноем брызнула из глаз, И булькнула трахея,

Он стервенел, входил в экстаз, Приволокли зачем-то таз. Я видел это как-то раз, Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол,

Колите, сукины сыны,

Но дайте протокол.

Я даже на колени встал,

Я к тазу лбом прижался,

Я требовал и угрожал,

Молил и унижался.

Но тут же затянули жгут, И вижу я, спиртовку жгут, Все рыжую чертовку ждут С волосяным кнутом.

Где-где, а тут свое возьмут, А я гадаю, старый шут, Когда же раскаленный прут, Сейчас или потом?

Шабаш кадился и лысел,

Пот лился горячо,

Раздался звон, и ворон сел

На белое плечо,

И ворон крикнул:"Nеvеr моrе!"

Проворен он и прыток,

Напоминает: прямо в морг

Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост, Хотя для них я глуп и прост: "Эй, за прострастный ваш допрос Придется отвечать

Вы, как вас там по именам, Вернулись к старым временам, Но протокол допроса нам Обязаны давать".