Это всё те, кого Макс любил, с кем была связана его жизнь на тех или иных ступенях.
Кроме портретов, тут дюреровская "Меланхолия", хорошая копия с гравюры, Макс ее очень ценил. Подарок Бальмонта - маска "майев", привезенная им из Мексики. А рядом с ним - древнегреческий светильник, на котором изображена рельефом голова греческого Вакха. Барельеф одной из сцен "Душеньки" Богдановича, работа Ф. Толстого - подарок Максу Екатерины Федоровны Юнге (дочери Ф. Толстого). ...>
Аметистовая печатка Макса. Макс любил и драгоценные, и все камни. Печатками не пользовался последние годы, но любил их и часто просто рассматривал.
Венецианская вазочка - под зеленой, венецианского стекла, лампадой. Фарфоровая чашечка - подарок бабушки. В этой чашечке лежат медали и монеты, найденные в Крыму. Неаполитанская раковина, акварель (чей-то подарок), кристаллы аметистов и халцедона. И три прекрасных индийских раковины.
Об Индии, как и Японии, Макс мечтал в молодости и очень хотел побывать в этих странах. Начинал даже изучать японский язык, но так и не удалось ему попасть в эти страны. Но раковины индийские попали к Максу. В одну из поездок в Европу Макс томился долгим ожиданием отхода парохода в Александрии 3. Был пасмурный осенний день, "совсем как в Петербурге, не хватало только охтенских огородов".
Пароход нагружали, и все это делалось очень долго. Вдруг из облаков, словно из глубокого жерла, луч солнца упал на рядом стоящую фелюгу. И Макс увидел, что оттуда вылетает что-то очень яркое, красивое, из рук в руки, как веером, на пароход. Макс бросился по сходням вниз к фелюге. Оказалось: перегружают привезенные из Индии прекрасные жемчужные раковины, которые в лучах солнца отливали необычайными цветами. Макс был восхищен, улыбался, стал выражать восторг на 6-ти языках, повторяя: "А я, а мне?" Один из грузчиков, малаец, видя такой восторг Макса и поняв его желание, протянул ему одну из лежащих теперь на полке раковин. Макс прижимал ее к сердцу, благодарил улыбкой, жестом. Жестикуляция шла с двух сторон. Заметив это, подошел капитан парохода. Макс стал на всех, какие он знал, языках объяснять, что он не украл, что раковина ему очень нравится, что он готов оплатить ее, но денег у него нет, а он может вымыть палубу или исполнить другую какую-нибудь работу, но только не отнимайте у него раковину. Он русский поэт, напишет стихи об этой раковине. Капитан оказался голландец. Понял Макса, они стали говорить по-французски, и он предложил Максу выбрать еще несколько, какие понравятся. И Макс выбрал еще две. Они-то и лежат на полках. И часто, часто Макс ими любовался. И написал стихи "Коктебель", сравнивая его залив с одной из этих раковин.
Под большой полкой висит маленькая, сделанная и украшенная Еленой Оттобальдовной. На ней тоже масса дорогих Максу вещей. Старинная венецианская вазочка. Неаполитанская, причудливая раковина. Глиняный светильник из Македонии. Медный старинный чернильный прибор с песочницей, весь резной, перешедший к Максу от деда.
Под ним - старинная французская книга, подарок Н. А. Айвазовской.
Подаренная Бальмонтом лепная мужская голова из Мексики. Гипсовый слепок с французской скульптурной группы (автора не знаю),
В 1898 году Макс был в Каире и встретился там с английской археологической экспедицией, работавшей в Египте. Памятником этой встречи осталась бронзовая статуэтка, которая стоит в уголочке этой полки. Макс берег ее и дорожил ею. "Искусство всегда живет. Ни изображенный, ни ваятель не известны, а искусство живо. Посмотри, как она сделана. 5 тысяч лет в земле пролежала, и как она прекрасна".
В другом уголке этой полки - гипсовый слепок египетской группы фараона, кажется, Аменофиса IV с женой. И они словно опоясаны браслетом из кораллов, оставленным здесь Лилей-Черубиной "погостить".
Статуэтка японца и каменная статуэтка какого-то монгольского божка. Граненый кусок хрусталя. Дедушкин резак для книг.
За полочкой - приколотый к стене кусок пергамента, на котором тушью и киноварью написана по-еврейски еврейская молитва и переведена на русский язык. Зашел к Максу как-то еврей-хасид. Прожил у нас 4 дня и оставил эту молитву, благословение Дому.
Макс особенно интересовался древней еврейской историей. Очень любил разговаривать с хасидами, раввинами, знал хасидские легенды и часто их рассказывал.
Ниже этой надписи, над самым диваном, который в летнее время служил Максу и постелью, висит на стене кусок рисовой ткани, сотканной из рисовой соломы. Набедренник, который носят в Африке крестьяне-берберы. Максу нравилась эта ткань, и он купил ее где-то на африканском берегу.
На этой же стенке, правее, рисунки, акварели, дружеские шаржи на Макса его друзей в Париже: "Макс в Испании", Макс в виде цыпленка.
И тут торчит подсвечник гипсовый - гипсовая "горгуля" с Notre Dame de Paris *, купленная Максом в Париже. На "горгуле" подвешена тавлинка из дыни для табаку. Это подарок Максу с острова Майорки испанским рыбаком, у которого Макс там жил.
* Собор Парижской Богоматери (франц.).
Макс часто из Парижа путешествовал в Испанию 5. Без лишних сборов, рюкзак за плечи, садился в поезд до испанской границы, а там через Пиренеи пешком в Кастилию, Арагонию, где сядет в поезд в 3-м классе. "Совсем как у нас".
"Иногда я забывал, и мне казалось, что я еду в России, те же рабочие, бабы с ребятами, узлами, шумят, кричат, едят, и даже в речи русские интонации слышны". Особенно Макс любил ходить по дорогам Ламанчи, там, где путешествовал Дон Кихот. Он видел там те же кабачки и сеновалы на постоялых дворах, что описаны Сервантесом. "Все то же и до сих пор все то же". Крестьяне на ослах, старинные кареты, трактирщики за стойками и те же мельницы... ...>
Макс не путешествовал просто для путешествия, отыскивая новые впечатления. Его путешествия не были похожи на обыкновенные путешествия. Он, прежде всего, ходил пешком и посещал те места, которые конкретно были с ним связаны. Он мне как-то говорил: "В гости к тому или иному поэту". Он шел на кладбища, где лежали Байрон, Гейне, Шекспир и т. д. Затем он посещал все те места, где жили те или иные поэты и большие, ему интересные люди, и все, что с ними связано. Точно так же прошел все те места, где был, останавливался Игнатий Лойола. Жил две недели в том же монастыре в Монсеррате. И прошел все пути Франциска Ассизского.
В той же Испании он прошел ущелья и дороги Дон Кихота.
Тамара Шмелева
НАВЕЧНО В ПАМЯТИ И ЖИЗНИ
...> Прошло целых десять лет после первой встречи с Максом.
Шел ноябрь 1918 года.
Крым и вся Украина были оккупированы немцами. По улицам маршировали немецкие солдаты в серо-зеленых мундирах и вели себя вызывающе нагло.
Помню квадратные спины и плечи
Грузных германских солдат 1...
Я их ненавидела, а иногда даже плакала, встречая на улице. По глупому упрямству категорически отказалась заниматься немецким языком в школе. Так и осталась незнайкой.
В Крыму, и особенно в Ялте, было много бежавших с Севера от голода и разрухи.
Немецкая оккупация отрезала их от остальной России.
Среди беженцев было много деятелей искусства, и в городе начали открываться различные школы и студии под руководством известных художников и артистов.
В театральной школе преподавала М. С. Щепкина - артистка Малого театра, в постановках принимали участие Татьяна Львовна Щепкина-Куперник и артист Сазонов *.
* Сазонов Петр Павлович (1883-1969) - актер и режиссер.
В городском театре, бывшем Новикова (ныне театр им. Чехова), силами студийцев и с участием профессиональных артистов в главных ролях, ставили Шекспира ("Сон в летнюю ночь"), Гауптмана ("Потонувший колокол"), Б. Шоу ("Апостол сатаны"), пьесы Оскара Уайльда и др. Постановки были очень интересные и пользовались большим успехом у публики.
Со стороны городского сада к театру примыкал курзал (бывшее дворянское собрание). В нем имелся хороший зал и небольшая сцена. В этом помещении работали различные кружки, устраивались выставки, там читали лекции и даже ставили небольшие спектакли ("Белый ужин" Ростана). Бывали там балы и маскарады.
