От автора
Если бы лет двадцать назад кто-нибудь сказал, что мне предстоит написать книгу о братьях Стругацких, – счел бы это шуткой. Во-первых, трудно было представить себе написание книги вообще. Во-вторых, еще труднее было представить, что я стану писать книгу не по основной моей специальности. (Математика, которой я занимался всю свою сознательную жизнь, не имеет никакого отношения к литературе вообще и к фантастике в частности.) А в-третьих, совсем невозможно было вообразить себе написание книги о людях, мимолетная встреча с которыми – и то представлялась недосягаемой мечтой…
И все же эта книга – перед вами.
Эта книга написана благодарным читателем книг АБС (это сокращенное «обозначение» Аркадия и Бориса Стругацких давно стало классическим) для других их благодарных читателей. Для тех, кто, как и я, свято уверен: братья Стругацкие были всегда, есть и пребудут во веки. И главным образом – для поколения, выросшего вместе с Владимиром Юрковским и Иваном Жилиным, благородным доном Руматой и бароном Пампой, Леонидом Горбовским и Геннадием Комовым, Максимом Каммерером и Рудольфом Сикорски, Кристобалем Хунтой и Романом Ойрой-Ойрой…
Впрочем, о поколении – отдельно.
Тем, кто любит Стругацких, – условно говоря, от девяноста пяти до пятнадцати лет: четыре поколения читателей. Но первые два из них – предвоенные, и ничто не могло повлиять на них сильнее Великой Отечественной. Последнее – те, кому сегодня меньше сорока, – формировалось в горбачевскую эпоху, когда рухнул «железный занавес»…
И лишь для моего поколения – родившегося в первое послевоенное двадцатилетие – фантастика вообще и творчество АБС в особенности стали в значительной мере определяющими. Годы, когда мы росли, почти точно пришлись на годы правления «дорогого Леонида Ильича»: 1964–1982. Эпоха, последовавшая сразу за хрущевской «оттепелью» и впоследствии названная застойной.
Времена разоблачения культа личности, Двадцатого съезда, выноса Сталина из Мавзолея – в общем, первый «глоток свободы» – остались позади. Как следует прочувствовать эту эпоху мы не успели. Правда, не успели и затосковать, как предыдущее поколение Великих Шестидесятников. То, которое дало нам Сахарова, Окуджаву, Галича и братьев Стругацких. И которое, увы!, за все прошедшие после «оттепели» годы (включая нынешние), кажется, так и не смогло заглушить в себе страх перед возвращающимся прошлым, уже пережитым ими в дни их молодости…
Мы все-таки были другими – не лучшими, конечно. Просто другими.
Аресты, допросы, лагеря и ссылки – всего этого мы не прошли. В начале пути мы верили в утопию – и лишь потом порастеряли иллюзии: Чехословакия 1968-го и Афганистан 1979-го заставили расстаться с надеждой на социализм с человеческим лицом.
В начале пути мы верили, что культ Иосифа больше не вернется.
Но он был успешно заменен культом Леонида.
В начале пути мы верили, что гайки отпущены. Но убедились, что их закручивают снова.
Чтобы читатель лучше понял, какое наступило время этак году к 1967-му – если кто не помнит, к 50-летию ВОСР, то бишь Великой Октябрьской Социалистической Революции, как тогда было принято именовать большевистский переворот), – процитирую Бориса Натановича:
Слухи о реабилитации Сталина возникали теперь чуть не ежеквартально. Фанфарно отгремел смрадный и отвратительный, как газовая атака, процесс над Синявским и Даниэлем. По издательствам тайно распространялись начальством некие списки лиц, публикация коих представлялась нежелательной. Надвигалось 50-летие ВОСР, и вся идеологическая бюрократия по этому поводу стояла на ушах. Даже самому изумрудно-зеленому оптимисту ясно сделалось, что «оттепель» «прекратила течение свое» и пошел откат, да такой, что впору было готовиться сушить сухари… Сегодняшний читатель просто представить себе не может, каково было нам, шестидесятникам-семидесятникам, как беспощадно и бездарно давил литературу и культуру вообще всемогущий партийно-государственный пресс, по какому узенькому и хлипкому мосточку приходилось пробираться каждому уважающему себя писателю: шаг вправо – и там поджидает тебя семидесятая (или девяностая) статья УК, суд, лагерь, психушка, в лучшем случае занесение в черный список и выдворение за пределы литературного процесса лет эдак на десять; шаг влево – и ты в объятиях жлобов и бездарей, предатель своего дела, каучуковая совесть, иуда, считаешь-пересчитываешь поганые сребреники… Сегодняшний читатель понять этих дилемм, видимо, уже не в состоянии…
На наших глазах рассыпалась в прах «оттепель» шестидесятых, вокруг все больше громоздились горы Большой Лжи и фарисейства, сладкие голоса вождей и их «популизаторов» пели о неуклонном приближении к коммунизму и великих достижениях, об отсутствии проблем, более сложных, чем конфликт между новым и старым способами выплавки стали… И все более казалось, что липкая паутина массового оболванивания почти всех отучила думать, спорить и сомневаться в истинах, объявленных вечными и неоспоримыми, что мир вокруг – чудовищен и нереален, все поставлено с ног на голову, ибо черное постоянно называют белым, глупость – мудростью, провалы – победами, а кривду – правдой.
Бороться с нарастающей вокруг духотой, лицемерием и ложью решались единицы.
Те, кто решался, – становился диссидентами, подписывал письма и выходил на площадь в свой назначенный час. После чего в лучшем случае садился в психушку, в худшем – в какой-нибудь Мордовлаг.
Те, кто не желал смириться, но не мог или не решался действовать, – искали себе «экологические ниши», отдушины, где мир снова становился нормальным, где разбивались кривые зеркала «соцреализма» и не было разрыва между совестью и разумом.
Главных отдушин было три. Авторская песня, туристские (большей частью горные) путешествия и – фантастика.
Соответствующими были и Учителя, которых мы себе выбрали. Юрий Визбор и Рейнгольд Месснер, Булат Окуджава и Иван Ефремов, Юлий Ким и Морис Эрцог, Александр Городницкий и Наоми Уемура, Александр Галич и Артур Кларк, Юрий Кукин и Роберт Шекли. И конечно – Аркадий и Борис Стругацкие.
Те, кто душой впитывал их книги, кажется, чем-то неуловимо отличались от других, интуитивно узнавали друг друга при встречах – фразы «из Стругацких» действовали как пароль, как признак единомышленника, равного тебе и понимающего тебя с полуслова, как опознавательный знак в полумраке застойной эпохи. Стоило услышать от незнакомого прежде человека что-нибудь типа «ваши ковры прекрасны, но мне пора», или «розги направо, ботинок налево», или «профессор Выбегалло кушал» – и становилось ясно: свой! Родственная душа! «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Тебе не надо объяснять, что такое малогабаритный полевой синтезатор «Мидас», коллектор рассеянной информации и нуль-Т. И кто такие контрамоты…
С момента выхода первого издания «Двойной звезды» прошло десять лет.
После кончины Аркадия Натановича в октябре 1991 года, на Борисе Натановиче на два десятилетия сосредоточилась не просто читательская любовь к людям, на книгах которых мы выросли, но и любовь к Учителям, которые вырастили нас.
Мне выпало редкое, удивительное счастье – быть знакомым с Борисом Натановичем на протяжении двадцати с лишним лет.
Приезжать к нему домой, записывать десятки интервью, просто говорить с ним на интересующие его темы. Ах, как жаль, что часть этих разговоров прошла без диктофона! А когда я спохватывался – мол, Борис Натанович, можно я включу запись, эти Ваши рассуждения надо обязательно сохранить – БНС махал рукой, и отвечал «да бросьте вы, Боря, эти глупости»…
В последнее время, правда, БНС предпочитал давать интервью при помощи электронной почты, а навещать его можно было только изредка. И из дома он выходил только для того, чтобы пройти в больнице очередную «профилактику».
В апреле 2012-го на мое поздравление с днем рождения и пожелание здоровья он ответил лаконичным «Постараюсь!». А в августе, прочтя мой блог на сайте «Эха Москвы», – с параллелями между нашим «национальным лидером» и доном Рэбой из «Трудно быть богом», в финале книги превращающимся в «епископа и боевого магистра» и «наместника Святого Ордена в Арканарской области», написал мне: «Спасибо, Боря! Очень метко. Хотя, признаюсь, авторы целились совсем в другой типаж». В какой типаж – я, каюсь, так и не спросил. Но гениальное «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» вспоминаю постоянно…
