Хотя Блаватскую обычно не приглашали на большие официальные собрания, поскольку с нее так и не было снято подозрение в шпионаже, мало-помалу она приобрела множество связей и влиятельных знакомств (среди них был и майор Хендерсон, следивший за нею и Олькоттом в первые недели их пребывания в Индии). Блаватской удалось даже завоевать некоторую славу среди англичан и местных жителей. И этой славой она во многом была обязана Альфреду Перси Синнетту (1840-1921) и Аллану Октавиану Хьюму (1829-1912). Альфред Синнетт прежде работал журналистом в Лондоне и Гонконге, а теперь был редактором главной индийской газеты - аллахабадского "Пионера". Его дом в Аллахабаде был настоящим интеллектуальным салоном, и в числе его друзей был отец Редьярда Киплинга. Синнетт и его жена Пэйшнс были увлеченными спиритуалистами, обожали спиритические сеансы и манифестации духов. Они отличались определенным снобизмом, и Синнетт, любивший представлять ЕПБ как "графиню", с готовностью предоставил ей место в своей газете (по мнению его работодателей, этого места оказалось слишком много, и в конце концов они уволили его за то, что по его вине в газету попадали весьма нежелательные во всех отношениях теории). В декабре 1879 г. Олькотт и Блаватская навестили Брайтлэнд - дом Синнеттов в Симле. Олькотт вел себя сдержанно и любезно, но у Блаватской сложились искренне дружеские отношения с обоими супругами. На протяжении следующего десятилетия она вела с ними переписку и снабжала Альфреда материалами для своей биографии. А.О.Хьюм также владел большим домом в Симле - внушительным "Замком Ротни". Помимо прочего, он был специалистом по индийской орнитологии. Он был примерным служащим Ост-Индской компании, служил в индийской армии и имел чин полковника. На имперской гражданской службе он также добился высокого поста, став секретарем правительства Индии Но, будучи сыном английского либерала Джозефа Хьюма, он унаследовал от отца непокорный нрав. Во время появления Блаватской в Индии он серьезно поссорился со своими начальниками, и хотя официальными поводами последовавшей за этим отставки были названы личные конфликты и неспособность выполнять приказы, действительные причины, по-видимому, лежали гораздо глубже. Хьюм, с точки зрения колониального правительства, чересчур симпатизировал местному населению. Он глубоко увяз в националистической политике и способствовал созданию Индийского Национального Конгресса, первое собрание которого состоялось в 1885 г. Менее доверчивый, чем Синнетт (с которым его объединял интерес к буддизму), Хьюм был обидчив, раздражителен и порывист. Но его также заинтриговали Блаватская и ее Учителя. Хьюм и Синнетт страстно желали довериться своим новым друзьям, но вскоре они поняли, что это нелегко. "Хотя время от времени мне отчаянно хочется сказать себе, что вы - мошенница, - писал ей Хьюм в 1881 г., все-таки, кажется, вы - лучшая среди них всех, и я люблю вас больше всех" {8}. Такое, не особенно оригинальное, отношение к Блаватской породило еще одно ее прозвище - "Старая Леди" (англ. "Old Lady"). Блаватская с удовольствием приняла его и даже стала подписывать свои письма "OL", охотно разыгрывая роль безрассудной, своенравной и непредусмотрительной, но очаровательной старой дамы, склонной ставить других людей в неудобные ситуации. Кроме того, она потешалась над этими двумя корректными англичанами. Без зазрения совести она смеялась над ними за глаза (и это было действительно опрометчиво), сравнивая, например, Хьюма в письме к Синнетту с "Юпитером, предлагающим себя, словно стадо коз, в жертву богу Гермесу, дабы научить последнего хорошим манерам... Бедная сухая травинка, падающая с пирамиды Хеопса" {9}. Синнетта она характеризовала попросту "простофилей". Исполненная неисчерпаемого запаса насмешек по поводу претензий британского правительства Индии, Блаватская то ставила себя выше королевы Виктории по благородству происхождения, то в шутку собиралась принять британское подданство и украсить себя именем "миссис Снукс или Тафматтон" {10}. Вдобавок она не уставала веселиться по поводу здравого смысла англичан, которые "больше верят в невидимое присутствие русских в Индии, чем в существование невидимых Махатм" {11}, но все же одержимы "ненасытной" жаждой видеть психические феномены. Гордясь своим скептицизмом, они безгранично доверчивы, стоит им хотя бы раз убедиться в реальности потустороннего мира {11}. Судя по письмам Синнетта и Хьюма, им доставляла удовольствие склонность Блаватской к насмешкам: обширная переписка между этими тремя корреспондентами (а также между ЕПБ и Пэйшнс Синнетт) полна разнообразных сплетен и постоянного обыгрывания мысли о том, что в конце концов Блаватская все же может оказаться мошенницей. Она постоянно провоцировала и опровергала эти обвинения, чтобы они появлялись вновь и вновь. Новые друзья ЕПБ переняли у нее фамильярный тон. "Если они все-таки не существуют, - пишет ей Хьюм об Учителях, - то какая же великолепная романистка могла бы из вас получиться! Ваши персонажи на удивление последовательны. Когда наш добрый старый Христос - я имею в виду К.Х., снова появится на сцене? Он наш любимый актер..." {12}. По поводу доверчивости англичан Блаватская была совершенно права. Хотя Хьюм в конце концов заартачился, Синнетт подчинился Блаватской целиком и полностью. Чтобы развеять последние сомнения, она решила позволить им вступить в контакт с Учителем. Хьюм и Синнетт горячо устремились к этой привилегии, надеясь стать учениками-чела в Братстве; но поскольку все послания от Мории и Куга Хуми проходили через руки Блаватской, создалась весьма запутанная ситуация. Блаватская предвосхищала письма и составляла ответы на них, либо непосредственно, либо посредством "психической передачи". Иногда письмо возвращалось к адресату с пометками, сделанными рукой Учителя (зачастую - в живом стиле, свойственном самой ЕПБ). Контроль над контактами с Братством был источником авторитета Блаватской, но весьма ненадежным. В конце концов проблемы, возникши в связи с этой перепиской, привели к разрыву между Хьюмом и ЕПБ. Хьюм и Синнетт вскоре перестали довольствоваться ответами, которые они получали от Кут Хуми. Вместо того чтобы отвечать на метафизические вопросы, Учитель буквально засыпал их указаниями обходиться с ЕПБ по-доброму и с пониманием. "Не бойтесь быть снисходительными к ней", - писал им Кут Хуми {14}, и некоторое время они его слушались. Но к 1882 году, видимо, заподозрив Блаватскую в обмане, они решили написать непосредственно Учителю в обход своей посредницы, с предложением обходиться и впредь без ее услуг. К сожалению, переслать это письмо Хьюм и Синнетт могли, как обычно, только при помощи Блаватской. "Старая Леди" удалилась с этим посланием в свою комнату - намереваясь поиграть на фортепиано, пока запечатанный конверт будет "передаваться" по назначению, - но несколько минут спустя из-за двери послышалась отнюдь не музыка: разгневанная Блаватская с криками выбежала из комнаты, прочитав письмо и обнаружив предательство. С этого момента и без того шаткая вера Хьюма в Блаватскую окончательно рухнула. Явным мошенничеством ЕПБ профанировала все свои реальные или мнимые оккультные силы, самолично отвечая на письма к Учителям и выдавая эти ответы за оккультные послания. В Учителей Хьюм по-прежнему продолжал верить и поначалу отвергал лишь самозванку-посредницу, называя ее лгуньей, притворщицей, посредственностью и хронической хвастуньей. Впрочем, через несколько месяцев Хьюм окончательно вышел из Теософского Общества, окрестив Учителей "эгоистичными азиатами" {15}. В последующие годы эта схема первоначального увлечения ЕПБ и дружбы с нею, сменяющихся быстрым разочарованием, повторится неоднократно. Однако Синнетт продолжал верить Блаватской и после ее смерти даже стал вице-президентом Теософского Общества. Его жена осталась подругой ЕПБ, но после ухода Хьюма отношения между Синнеттом и ЕПБ стали более напряженными, и в поздних письмах Блаватской можно встретить немало едкой иронии в адрес "тупости" и "ничтожества" Синнетта. Беда была в том, что сколько бы Блаватская ни отстаивала свою правоту и как бы она ни желала быть принятой в англо-индийском обществе, ей не удавалось удержаться от подтруниваний над ханжеством и важной щепетильностью английских официальных кругов. "Моя грациозная величавая персона, облаченная отчасти по-тибетски, отчасти - в подобие ночной сорочки, - писала она из Оотакамунда в 1883 году, - восседает во всей своей неотразимой калмыцкой красоте на званых обедах у губернатора и Кармайкла; за ЕПБ ухаживают адъютанты! Старая Упасика(1) чудовищным кошмарным видением ходит под ручку с изящными членами Совета в вечерних фраках, бальных туфлях и шелковых чулках, так благоухащими бренди с содовой, что в их окрестностях свалился бы замертво тибетский як" {16}. Возможно, Блаватская знала, что скандал не самый худший способ запомниться публике. Во всяком случае, ей этот способ подошел прекрасно, и Теософское Общество процветало, невзирая на разочарование отдельных его членов вроде Хьюма. Кроме того, Блаватская обнаружила, что нелады с англо-индийскими кругами ничуть не вредят отношениям с местными жителями: на каждого отворачивавшегося от нее европейца приходился десяток индийцев, встававших на ее сторону. И к тому же, вероятно, ЕПБ чувствовала, что скандальная слава - одно из ее орудий как учителя и общественного деятеля. Если бы она вписывалась в традиционные представления, то никто бы не обратил на нее внимания; а правильно использованные противоречия с обществом могли оказаться плодотворными, создавая вокруг Блаватской обстановку, постоянно наэлектризованную ожиданием. Но, к сожалению, она умела лишь создавать эти противоречия, но не использовать их.