Приемным матерям суждено было играть особую роль в жизни Кришнамурти. Когда Анни со своими подопечными в мае 1911 г. прибыла на вокзал Чаринг-Кросс, среди встречающих стояла и леди Эмили, жена известного архитектора Эдвина Летьснса. Леди Эмили родилась в 1874 г., она была дочерью первого графа Литтона, вице-короля Индии, и правнучкой Бульвер-Литтона, романы которого вдохновляли в свое время саму мадам Блаватскую. Таким образом, она заранее была готова стать последовательницей оккультизма с индийским оттенком. Застенчивая, некрасивая и неловкая женщина, презиравшая свое окружение, она была также по-своему - по-аристократичному - некоторым подобием Анни Безант. В детстве она отличалась набожностью и верила, что Второе Пришествие произойдет при ее жизни; она даже переписывалась с неким церковным деятелем по этому поводу и эти письма были позднее опубликованы. Став взрослой, она находила семейные обязанности, уход за Детьми и работу мужа довольно скучными и потому увлеклась социальными проблемами сексуальным просвещением, законом о проституции, посещениями венерологических больниц. Она была членом Фабианского Общества и рьяной суфражисткой, как и ее сестра, леди Констанция Литтон, которую даже задержали и судили за то, что она швырялась камнями в окна во время демонстрации протеста против ущемления прав женщин. Именно в Фабианском Обществе в 1910 г. леди Эмили впервые услышала выступление Анни Безант. В том же году она вступила в Теософское Общество, но ее разочаровала прозаическая атмосфера собраний, на которых обсуждались текущие вопросы, тогда как ее душа жаждала откровения. Миссис Безант, облаченная в белоснежные одеяния, так удивительно гармонировавшие с ее светлыми волосами, а также ее пламенная речь возродили утраченный было леди Эмили энтузиазм. С этого момента в течение почти двадцати лет она была предана теософии душой и телом. Ее внимание привлек также и Кришнамурти. Встречу тридцатишестилетней женщины и шестнадцатилетнего подростка, происшедшую на вокзале Чаринг-Кросс, можно смело назвать случаем любви "с первого взгляда". В ней пробудились материнские чувства при виде хрупкой, экзотической фигуры, несущей на своих плечах духовное бремя всего мира - в том числе и ее. Несмотря на то, что любовь эта по большей части была материнской и романтической, в ней присутствовали и эротические элементы, хотя прошло несколько лет, прежде чем Эмили призналась себе в этом. Она не была счастлива со своим мужем - очаровательным, остроумным, светским и таким обычным человеком, рядом с которым ей предстояло играть роль всего лишь преданной жены. Кришнамурти же был темнокожим, экзотическим, ранимым, красивым, властным, требующим почитания и одновременно благословляющим. В такой любви женщины могли чувствовать себя в безопасности. Кришнамурти, как потенциальный Учитель поклялся воздерживаться от чувственных страстей, ведь нельзя представить себе, что Учитель Мира любит кого-то или собирается жениться. Поэтому женщины безо всякого риска могли показывать ему свою преданность - или, по крайней мере, так казалось. Ему предстояло возбуждать различные чувства - смесь поклонения, зависимости и покровительства - в разных женщинах на протяжении шестидесяти лет. Первой их испытала Анни Безант, второй - Эмили Летьенс. Чувство было взаимным. Кришнамурти однажды показал леди Эмили страницу, вырезанную из "Дейли миррор". На картинке был изображен маленький мальчик, сидящий на скамейке в парке и воображающий, что находится у матери на коленях. Кришнамурти ощущал себя именно таким мальчиком. Ему тогда было почти семнадцать лет. Несмотря на настороженное отношение Ледбитера, немолодые женщины с самого начала играли важную роль в теософском воспитании Кришнамурти. В юности за ним присматривали не только Анни и леди Эмили, но и две новообращенные подруги Эмили. Леди Мюриел Брасси, еще одна "теософская леди", давно рассталась со своим мужем, лордом Де Ла Барром и питала пристрастие к тому, чтобы, как писала Эмили, "устраивать жизнь окружающих". Кришнамурти не был исключением. Проявляя радушие, она тем не менее заставляла его соблюдать диету и не терпела возражений. Американская подруга леди Де Ла Варр - весьма богатая мисс Додж, с которой они жили вместе на Сент-Джеймс-Плейс и в Уимблдоне, была менее строга. Она отличалась щедростью, которую вполне могла себе позволить {10}. Ходили слухи, что ее годовой доход достигает миллиона долларов в год - наследство, доставшееся от отца, железнодорожного магната. В те времена даже десятая часть подобной суммы считалась целым состоянием. Мисс Додж поддерживала теософские издания, предоставляла средства на осуществление проектов Общества и лично Кришнамурти, включая годовое содержание, делавшее его независимым от Общества. К другим пожертвованиям мисс Додж относилась менее внимательно, хотя ей случалось даже покупать шелковое белье для служащих-мужчин в одной из дочерних организаций Общества. Она была самой щедрой из покровительниц, хотя и другие не намного отставали от нее. В 1927 г. Анни Безант лично внесла 25 тысяч долларов. Ее приятельницы и знакомые светские дамы тоже оказывали всяческую помощь Эстер Брайт, у которой мальчики останавливались в Лондоне; тетка Джорджа Арундейла Франческа, домоправительница Кришнамурти во время Первой мировой войны; д-р Мария Роке, врач. Не все эти женщины обладали проницательным умом, зато у всех была сильная воля, побуждавшая их принимать близко к сердцу образование Кришнамурти и его быт. Большинство из них были не замужем, разведены или вдовы. Они искали себе цель в жизни и готовы были даже заплатить за нее. Но некоторые надеялись на личные и духовные достижения в обмен на щедрость. Каждая из них ревностно относилась к общему любимцу и пыталась отстоять свое право на него. Сейчас довольно забавно читать описания их ссор и конфликтов, но для молодого человека, приехавшего из другой части света, чтобы возглавить местное духовное движение, их борьба должна была выглядеть довольно странно, если не неприятно. Неудивительно, что он часто жаловался: "Почему во всем свете они выбрали именно меня?" - если попадался кто-нибудь, способный выслушать его. Властные покровительницы решили, что их подопечный должен получить академическое образование, приличествующее европейскому джентльмену. Никакое почтение перед восточной религиозной мыслью не могло искоренить в них предубеждения в превосходстве западной цивилизации. Что касается внешнего образа жизни, то перенять его не составляло особого труда. Гарольд Бейли-Уивер, пожилой адвокат, объяснял мальчикам, как следует вести себя, и покупал им одежду на Севиль-роу и Джермин-стрит. Обувь они приобретали у Лобба, костюмы у "Мейера и Мортимера" (впоследствии Кришнамурти стал клиентом Хантсмана), рубашки у "Бейла и Инмана", а галстуки в "Либерти". Само собой разумеется, что стриглись они в "Трамперс". Кришнамурти всю свою последующую жизнь относился к одежде с особым вниманием; особенно его заботили туфли, доставлявшие беспокойство его изящным, узким стопам. Леди Эмили, естественно, сразу оценила контраст между его аристократической манерой одеваться и пристрастием к твиду и сандалиям, свойственным большинству теософов. В общем, юные индийцы вели образ жизни, типичный для представителей высшего слоя среднего класса того времени. Бейли-Уивер водил Кришнамурти с братом в театр - и это им нравилось, особенно музыкальные пьесы и легкие комедии. В парке они сначала ездили верхом, а затем на мотоциклах; играли в гольф, крокет и теннис; мило беседовали с девицами, которые влюблялись в них точно так же, как и более зрелые матроны. Кришнамурти, как и его брат, отвечал определенной любезностью на обожание, но, поскольку не могло быть и речи о женитьбе Кришнамурти - в свете его инициации - эти отношения не выходили за рамки обычного легкого флирта, тем более что вокруг него всегда было много зрелых женщин, и их любовь была более безопасной. С образованием же возникли некоторые трудности. Братья продолжали посещать уроки арифметики, алгебры, санскрита и английского языка. Нитья обладал хорошими способностями и потому легко сдавал экзамены, но Кришнамурти, сколь он ни старался, не мог их сдать, поэтому вопрос об университетском образовании отпал сам собой. Возможно, это и к лучшему. Как заметила Мэри Летьенс, дочь леди Эмили, в 1920-х годах Оксфорд мог бы и отказать в приеме человеку с темной кожей, которого к тому же называли Мессией, а собственный отец подозревал в содомии.