2 Миф "вечного возвращения", идея периодического круговорота сущего всемирно-универсальны (см.: M. E l i a d e, Le mythe de l'йternel retour, Paris, 1949). В шумерской религиозной мифологии, имеющей много общего с космологией древних греков и повлиявшей на целый ряд древнегреческих мыслителей, именно стихия воды является носительницей мировых циклов (см.: "Histoire des religions", t. I, Paris, 1970, p. 163 и далее). Многие положения Валери -- вплоть до идеи "эстетической бесконечности" -- восходят к общему принципу замкнутой цикличности. Однако применительно к явлениям жизни он предпочитает употреблять термин "вечное повторение", подразумевающий принцип более статичный, однолинейный и восходящий к ранней "бессловесной" архаике. Он считает, что назначение разума -- преодолевать эту однообразную цикличность или повторяемость (см. комментарий к "Введению в систему Леонардо да Винчи"). Валери, в сущности, доводит до предела гегелевскую антиномию "всегда неповторимой" истории и "вечно повторяющейся" природы. Но в истории, ничем более не освящаемой, он отвергает как необратимую каузальность (см. "Письмо о мифах"), так и всякий метаисторический финализм. В человеке же он стремится выявить как раз системно-архетипическое, чья "естественная" основа сталкивается с динамикой, с уникальностью исторического времени и деятельного интеллекта. Даже органическая смерть есть, по его убеждению, лишь "чистое событие": "Смерть прерывает цикл, но не уничтожает его, ибо она признак жизни, -- да ведь это буддизм!" В итоге же высшей целью становится, по мысли Валери, абсолютное развитие личности и смерть не как "эмпирический факт", но как "зрелость, в которой все существо исчерпывается и поглощается" (Cahiers, t. XXIII, p. 74). Мысль, абсолютно чуждая буддизму и родственная, скорее, идеалам Возрождения.
Любитель поэзии
Это стихотворение в прозе, написанное в 90-х гг., опубликовано в сборнике "Альбом старых стихов" (1920).
Письмо о мифах
Впервые опубликовано в 1928 г. в качестве предисловия к книге французского поэта-романтика М. де Герена "Стихотворения в прозе".
1 Неприятие Валери психоанализа обусловлено его концепцией природы и функций языка. Так, он сомневается в "значимости описания снов", поскольку "переход к артикулированной речи неизбежно вводит элементы совсем иного порядка, нежели мгновенные элементы внутреннего, исходного, сырого восприятия" (Cahiers, t. XIX, p. 81). Он уточняет эту позицию: "... Речь всегда извращает то, что должно выражать состояния, которые, как это подразумевается, словесному выражению недоступны. Мы рассказываем то, что испытали прежде, нежели обрели дар речи. Но рассказ вынужден следовать организации, выработанной данной речью, -- а продукт рассказа есть продукт такого-то, оцениваемый в речи другого!.. " (Cahiers, t. XXV, p. 5).
Однако в анализе сознания, в концепции "чистого Я", в различных антиперсоналистских построениях Валери можно заметить немало точек соприкосновения с положениями 3. Фрейда об Ego как функции -- поле действия, сфере приложения враждующих сил.
2 Современная семантика пытается разрешить проблему, которую ставит здесь Валери, в различении денотата (предмета или ситуации, обозначаемых знаком) и концепта (суммы смысловых признаков, соотносимых со знаком). При наличии концепта у слова может отсутствовать денотат -- и наоборот (см., например: Л. О. Резников, Гносеологические вопросы семиотики, Л., 1964; сб. "Логическая структура научного знания", М., 1965; A. J. Greimas, Sйmantique structurale, Paris, 1966). Валери, однако, ставит вопрос в общефилософском, скорее, онтологическом плане, при котором подход логико-семантический оказывается недостаточным.
3 Этот текст обнаруживает двоякое понимание мифа.
Одно связано с узкорационалистической просветительской традицией, которая возродилась в новейшее время как законная реакция на иррациональные лозунги и доктрины, преследующие чисто практические цели (миф как "орудие действия" у Ж. Сореля, "арийский миф" в нацизме и др. ). Мыслящий интеллект преодолевает сознательную или бессознательную "лживость" мифа, его обманчивую темноту; причем у Валери это положение осложняется тем, что чувственное ощущение, тело как медиатор сознания и реальности постоянно корректируют интеллектуальное усилие.
Другое понимание, не вполне отрываемое от первого, но, в сущности, ему противоположное, связывается с системностью языка и знаковой природой слова. По сути дела, Валери рассматривает миф как нерефлектированное слово, которое вообще недоступно рефлексии; причем значимость слова оказывается не только порождающей и системообразующей, но и неотделимой в сознании от самой вещи или ее образа. В результате Валери намечает выводы, достаточно близкие в своей основе идее "символической" мифологизации мира, развивавшейся в 20-е гг. Э. Кассирером (См.: E. Cassirer, Philosophie der symbolischen Formen, II, Berlin, 1925; cp. также трактовку мифа с установкой на языковые модели у основателя структурной антропологии К. Леви-Стросса). Но если Кассирер, выявляя смыслополагающую природу языка, отделяет его от мифа как особую "символическую систему", у Валери язык оказывается некой тотальной первичной мифотворческой данностью, формирующей человеческое существование в мире и его культуру. Все это в сочетании с идеей "невыразимости" бытия, его внезнаковой природы (причем поэзия посредством языка должна открывать это невыразимое) парадоксальным образом связывает Валери с учением о языке В. Гумбольдта и особенно с его неоромантическим развитием у М. Хайдеггера (см. В. А. Звегинцев, История языкознания 19 и 20 веков в очерках и извлечениях, ч. 1-- 2, М., 1964; см. также статью "Язык". -- "Философская энциклопедия", т. 5, стр. 604-- 610). Другое дело, что своеобразный панмифологизм Валери носит скептическую окраску, что он не выводит из него напрашивающихся онтологических заключений и что, резко противопоставляя, в духе Бергсона, миф и интеллект, он полностью смазывает границы между "истинным" и "кажущимся" в мифическом сознании (см. критику этой позиции: А. Ф. Лосев, Диалектика мифа, стр. 32 и далее). Более того, в своей примечательной диалектике "истинного" и "ложного" Валери едва ли не приближается (связь с Малларме вполне вероятна) к идее порождающего небытия, которая не столь уж далека от понятия "пустоты" в даосизме.
4 Связывание мифического сознания с концепцией причинного, однородного, необратимого исторического времени достаточно спорно. "Мифическое время" характеризуется прямо противоположно такими учеными, как Э. Кассирер, М. Элиаде, К. Леви-Стросс (см. об этом в связи с общей проблематикой исследования мифов: Е. М. Мелетинский, Поэтика мифа, М., 1976).
Для Валери, однако, в данном случае важно подчеркнуть времяобразующую функцию сознания: настоящее, считает он, -- наше действительное бытие -переживается бессознательно, прежде всего во сне; будущее, наша возможность и залог нашего бытия, мыслится чисто экзистенциально; и, лишь творя прошлое, временную последовательность и причинность, сознание наделяет мир объективностью, длительностью и системностью (о концепции времени у Валери см. особенно: G. Poulet, Йtudes sur le temps humain, Paris, 1950, chap. XVII).
Предуведомление к "Познанию богини"
Впервые опубликовано под заглавием "Предуведомление" в 1920 г. в качестве предисловия к поэтическому сборнику Люсьена Фабра "Познание богини".
1 Валери посвятил символизму большое эссе "Существование символизма" (1938). О символизме и, в частности, о поставленной им проблеме создания "чистого" поэтического языка, ассоциируемого с музыкой, см., например: Н. И. Балашов, Символизм. Малларме, Рембо, Верлен. -- В кн.: "История французской литературы", т. 3, М., 1959; С. М. Bowra, The heritage of symbolism, London, 1943; G. M i с h a u d, Message poйtique du symbolisme, 3 tt., Paris, 1961.
2 Идея "чистой поэзии" была здесь впервые публично сформу лирована Валери.
Чистая поэзия
Опубликовано отдельным изданием в 1928 г. вместе с фрагментами из "Тетрадей", озаглавленными "Записки поэта". Этот текст послужил основой для "Слова о поэзии" -- выступления Валери в декабре 1927 г.
