Зашуршал камыш, и скоро ровное дыхание и даже похрапывание возвестило, что один из говоривших уснул крепким сном.

- Наконец-то угомонился, - засыпая, прошептал другой. - "Девяносто шесть процентов"!

Тихо светились звёзды. Выпь, крикнув последний раз, умолкла. Ничто не нарушало тишины, даже ветерок затих. И вдруг зашелестел камыш. Кто-то, поднявшись осторожно, встал с камышовой подстилки, постоял, как бы прислушиваясь, потом, крадучись, отошёл в сторону и быстро пробежал за угол коровника...

Утятники вставали рано - чуть свет. Первый, как и всегда, поднялся учитель.

Сбросил простыню, потянулся, посмотрел в открытое настежь окно. Высоко в сиреневом небе лёгкими мазками розовела прозрачная кисея облаков. Галдели утята, уже прося есть, и, вторя им, аппетитно похрапывал на соломенном тюфяке Дима Огородник.

Учитель долго шарил по карманам пиджака, ища футляр с очками.

- Дима! Дима, вставай! - сказал учитель, тряся Огородника за плечо. Буди ребят.

Дима встал, тряхнул шевелюрой, фыркнул, как кот, и, надев тапочки, выбежал наружу:

- Эй, где вы тут? Вставайте!

Найти спящих сразу не так-то легко. Желающих спать в помещении было мало.

Любимым местом была куча нарезанного камыша. Набросав сверху сена, ребята устроили себе хорошую постель.

Ребята поднимались нехотя, потягивались, зевали. Крепкий сон ещё туманил головы.

Учитель скомандовал:

- На зарядку становись!

Все выстроились по росту. На правом фланге - Дима Огородник.

- А где же Овсиенко?

Все посмотрели друг на друга с удивлением. Да, Овсиенки не было.

Павел Андреевич кивнул Огороднику:

- Дима, поищи-ка его! - и тут же скомандовал: - Делай... Рраз!..

Поиски Димы не увенчались успехом. Овсиенки не было нигде. Это было странно.

Сделав зарядку, ребята замешали корм утятам, накормили их, напоили. Дежурные повара Федя Рябошапка и Лёня Чаленко сварили душистую овсяную кашу на молоке, вскипятили чай. Уже и завтракать пора, а Овсиенки нет.

- Ты хорошо искал? - спросил учитель у Димы.

- Ну вот, не верите! - обиделся Дима. - Всё перешарил, нет нигде.

- А ну пойдём посмотрим. Где он спал?

- Да вот здесь, рядом со мной, - сказал Петя. - Всю ночь болтал о процентах.

Учитель забрался на кучу камыша, разгрёб сено и сверху укоризненно посмотрел на, Диму:

- Ну кто же так ищет?

У Димы глаза расширились от негодования.

- Павел Андреевич, честное слово, я тут всё перешарил! Вот даже снопы перекладывал. Не было его Здесь!

- Ну, а где же, по-твоему, он мог быть? Давай буди его.

Дима, обидчиво шмыгнув носом, взобрался наверх и, нащупав под сеном Серёжины ноги, с сердцем дёрнул их. Затрещал камыш, зашуршало сено. Спящий Овсиенко, как на салазках, скатился вниз к ногам ребят.

- А ну вставай! - сердито крикнул Дима. Серёжа приоткрыл один глаз, взглянул недовольно и, сделав плаксивое лицо, забормотал:

- Ну чего пристаёшь? Сам небось выспался! Ребята дружно рассмеялись:

- А ты где ночью был? Утят пас?

При этих словах Серёжа испуганно вскочил, протёр глаза и, как-то виновато заморгав ими, залопотал:

- Я? Да нет, да что вы?.. Честное пионерское, я всё время тут был! Почему не разбудили?

- "Пионерское"!.. - процедил сквозь зубы Огородник. Эх, если бы не было сейчас учителя, вытянул бы он у этого врунишки всю правду!

- Ну ладно, ладно, - сказал учитель, - не надо ссориться. Пойдёмте завтракать.

Отдуваясь после сытного завтрака, Овсиенко сказал:

- Ночью в этом вот болотце выпь орала. Страсть как жутко. Спать мешала.

- А может, у неё там гнездо? - поинтересовался Юра. - Вот бы посмотреть!

- А что? Давайте сходим, поищем, - предложил Петя. - Пойдёмте, Павел Андреевич, а? Учитель посмотрел на наручные часы.

- Минут на двадцать можно, - сказал он, вылезая из-за стола. - В девять часов машина должна прийти. Поедем е девочками на лиман - баз подготавливать.

- Уррра-а-а! - закричали ребята. - Баз! Баз! Наконец-то! Надоели эти коровники.

Что за интерес? Станица - вот она, рядом. Родители всё время ходят, надоедают:

"А как спали?", "А что ели?" Лиман же далеко, никто не придёт. Красота!

К болотцу пошли трое: Павел Андреевич, Петя и Юра. Овсиенко особого интереса не проявил, да и Дима не пустил бы его.

- Продрыхал? - сказал он. - Теперь вот давай мой кормушки с поилками. Да чтобы чисто было! Подстилку надо тоже заменить, навесы подправить ветром камыш растрепало.

- Ладно, сделаю, - согласился Серёжа и, посмотрев вслед удалявшейся группе, ухмыльнулся загадочно: "Будь я не я, если они сейчас не вернутся!"

И точно: минуты через три раздался крик:

- Дима-а! Дима Огородни-и-ик! Мы утят на-шли-и! Неси сюда я-ащик!

Дима удивлённо развёл руками:

- Утя-ат? Как они там оказались?

Однако схватил ящик, побежал. Действительно, утята! Семь штук. Сидят в саманной яме какие-то грязные, измятые. Как они туда попали? Яма обрывистая, с гладкими стенами. Утятам из неё никак не выбраться.

Юра недоуменно переглянулся с учителем, почесал в затылке:

- Нет, это не наши, Павел Андреевич, - большие очень. Но тогда чьи же? От девочек им сюда не попасть: ведь коровники перегорожены глубоким рвом.

- А, чего голову-то ломать! - сказал Петя. - Раз нашли, значит, наши. Давай, Дима, ящик!

Утят поймали, посадили в ящик и понесли. Идти на болотце уже расхотелось.

Утята охотно пошли в стадо, будто тут и были. Шлёп-шлёп! Пройдут плотной кучкой, остановятся, покричат - и к кормушкам: шлёп-шлёп!

Овсиенко принёс им корм. Самый крупный подбежал, крякнул и стал хватать прямо из рук.

Юра сказал:

- Что-то на Динкиного Кряку похож.

- Ну, чего это, на Кряку! - возразил Овсиенко. - Кряка у них лысый, и царапинка на затылке, а этот, смотри, голова пушистая какая! Наши утята, что и говорить.

К девяти часам пришли девочки с учительницей. Павел Андреевич с Елизаветой Петровной принялись прогуливаться по тропинке, девочки разбрелись кто куда. Были они молчаливы и явно чем-то расстроены. Ходили, присматривались, словно искали чего-то.

Дина, присев на пороге коровника, взяла камышинку и стала рассеянно чертить на земле прямые линии. Рядом толклись утята. Склонив голову набок, смотрели с интересом. Один утёнок, большой, жирный, - шлёп-шлёп! подбежал, клюнул кончик камышинки. Подбежал ближе, потянул за шаровары.

Дина рассмеялась. Точь-в-точь, как Кряка. Но не Кряка - у того лысина и шрам через всю макушку. Пропал Кряка, наверное, крысы загрызли.

Подошли Женя с Лидой, сели рядом.

- А у них утята мельче наших, - сказала Лида.

- Чего там - мельче! - возразила Женя. - А вон смотри - крупный какой. Как наш Кряка всё равно, и смелый такой же.

Утёнок, будто понимая, что говорят о нём, - шлёп-шлёп! Подошёл к Дине, вытянул шею, смотрит. То так повернёт голову, то этак. У Дины даже слезы на глазах навернулись. До чего Кряку жалко!

- Странно, - сказала Женя, - семь утят, все одинаковые, крупные и вместе держатся. Вот если бы они были лысые, то, значит, это наши.

- "Наши, наши"! - разозлилась Лида. - Чего мелешь, сама не знаешь! Как они сюда попадут-то? Перелетят, что ли?

- Ну не перелетят, так перенесут...

- Кто?

Женя смутилась, тоже взяла камышинку и стала водить ею по земле.

- Ну этот... Овсиенко, например. Он же говорил, что украдёт.

- Болтаешь не зная что! - прикрикнула на сестру Лида. - Ты же сегодня дежурила в первую смену, во вторую - Аня, а в третью - я.

Женя совсем опустила голову и повела камышинкой так, что та сломалась.

- Да я немного вздремнула, - сказала Женя. Подняла голову, посмотрела на сестру.

- Ну чуть-чуть, самую малость.

Лида вскочила, будто её укололи:

- Ты?.. Ты?.. Да как ты смела?!

Была бы тут Жене хорошая взбучка, да в это время подошли Павел Андреевич с Елизаветой Петровной и с ними ребята.