Перед его взором одна за другой возникали картины давно минувшего прошлого, вырисовывался тернистый путь, который прошла молодая русская наука, прежде чем сумела завоевать признание. И чем больше размышлял об этом, тем скорее хотелось ему добраться до Казани. Карета летела стремительно, лишь по вечерам останавливаясь на короткие для его возраста ночлеги.

Восемьдесят лет прошло с тех пор, как Петр Первый основал в России Академию наук. Своих ученых тогда было немного. Для организации образования и научной работы пришлось приглашать иностранцев. Наряду с передовыми учеными, какими были тогда Вернули, Эйлер и Рихман, честно отдававшими науке свои знания, в Россию в поисках легкой наживы приехало немало всяких авантюристов, прикрывавшихся профессорским званием.

Один из немногих академиков, Михаил Васильевич Ломоносов настаивал на выдвижении молодых русских ученых, встречая сопротивление со стороны Шумахера, Тауберта и других иностранцев, стоявших во главе академии.

- Русские не способны к науке, - надменно заявляли они. - Хватит с них одного Ломоносова.

Но Ломоносов в борьбе, с ними был непреклонен.

"Я к сему себя посвятил, чтобы до гроба моего с неприятелями наук российских бороться", - писал он.

Именно таким, энергичным и неутомимым, запомнился Румовскому Ломоносов в апрельский день 1748 года, когда "первый русский ученый" производил в СанктПетербургской семинарии отбор воспитанников для определения их в академическую гимназию. Среди выбранных им шести учеников был и Румовский. Склонность его к математическим наукам проявилась еще в гимназии, где он учился у Рихмана. Степан Яковлевич с болью вспомнил, как в те годы они втроем - он, Рихман и Ломоносов - изучали природу атмосферного электричества, как однажды, в конце июля 1753 года, во время одного из опытов погиб от удара молнии любимый учитель Рихман.

Трагическое событие надолго вывело его из душевного равновесия, - лишь через четыре года смог он вернуться в Петербург и начать педагогическую деятельность.

Затем последовала напряженная работа над учебником "Сокращения математики". С тех пор жизнь его, Румовского, была тесно связана с Петербургской академией.

По дороге в Казань вспомнился ему и 1761 год, знаменитый прохождением Венеры перед диском Солнца.

Для наблюдения этого редкого явления русская академия снарядила в то время две экспедиции в Сибирь. Во главе одной из них поставлен был Румовский. Ехал он тогда с экспедицией по той же дороге, которая лежала перед ним и теперь, сорок лет спустя.

После сибирской поездки Румовский написал "Наблюдения прохождения Венеры в Солнце", получившие всеобщее признание.

Дальнейшие годы в жизни Румовского были годами непрерывного труда. Он принимал активное участие в составлении первого научного "Словаря русского языка", преподавал астрономию морским офицерам, в 1800 году был выбран вице-президентом Академии, а три года спустя назначен первым попечителем Казанского учебного округа. Задача, возложенная теперь на попечителя, осложнялась еще и тем, что минуло ему семьдесят лет за неделю до подписания нового университетского устава.

Размышления о будущем университета не оставляли Румовского на протяжении всей дороги.

Вспомнилось ему, с какой страстностью боролся Ломоносов за утверждение им основанного Московского университета. Для создания нового, Казанского университета потребуется не меньше сил. Ведь и сейчас, через полвека после основания Московского университета, не перевелись в России внутренние и внешние враги отечественной науки, с которыми придется выдержать ожесточенную борьбу. И сейчас еще встречаются люди, продолжающие утверждать, что в создании "высших храмов наук более убытка для казны, нежели выгод для отечества".

Кроме того, у Казанского университета появятся новые трудности, связанные с местными условиями. Некоторые из них Румовский как попечитель округа уже предвидел. В 1804 году в Казанской гимназии было всего лишь 173 воспитанника, из которых многие, разумеется, пойдут не в университет, а на гражданскую или военную службу. Откуда же набирать ему студентов?

Румовский сознавал, что причина этого крайне горестного явления заключалась в сословном разделении, на основе которого строилось образование в России. "Учреждение университета должно исключительно клониться к просвещению юношей дворянского сословия, занимающего важнейшие должности в государстве", - писали в 1803 году представители так называемого Казанского образованного общества в официальном обращении в Главное управление училищ. Выходило, таким образом, что новый университет будет учебным заведением преимущественно дворянским, то есть дети разночинцев и простого народа будут лишены возможности получить высшее образование. А менаду тем сами дворяне предпочитали отдавать своих детей на военную службу, а не в высшее учебное заведение, так как военная карьера привлекала их гораздо больше, чем наука. Это не было новостью для попечителя. Он помнил, что полвека назад, при создании Московского университета, пришлось и Ломоносову столкнуться с такими же сословными притязаниями дворян, пытавшихся закрыть дорогу в науку людям из парода.

"Найдется ли в Казани человек неутомимой воли и светлого ума, который достойно продолжил бы дело Ломоносова", - думал попечитель. Ведь ему самому, Румовскому, эта задача уже не под силу. Но такой человек должен найтись. Иначе новый очаг высшего образования, пе успев загореться, потухнет...

С такими тяжелыми думами Румовский одиннадцатого февраля прибыл в Казань.

...Через три дня в актовом зале гимназии было созвано первое заседание расширенного совета Казанского учебного округа.

Задолго до назначенного часа в нетерпеливом ожидании собрались учителя и цвет русского и татарского дворянства с губернатором Мансуровым во главе. Говорили все вполголоса, то и дело поглядывая на входную дверь.

Наконец тяжелые дубовые двери, дрогнув, распахнулись и в зал вошел одетый в старомодный камзол с потускневшим золотым шитьем невысокий полный старец - Румовский. За ним следовал правитель его канцелярии Соколов; отступив на полшага в сторону, сопровождал их Яковкин.

Все поднялись. Румовский неторопливо подошел к столу, с приветливой улыбкой ответил на почтительные поклоны, затем, протянув руку, принял от Соколова большую кожаную папку. Из нее на шелковом шнуре свешивалась тяжелая сургучная печать.

Яковкин, обежав академика, сам подвинул ему кресло.

Румовский слегка наклонил голову и, не садясь, раскрыл папку. Старческим, дрожащим голосом начал он читать утвердительную грамоту нового Казанского университета:

- "Блаженной памяти Августейшая Прабабка Наша Государыня Императрица Елизавета Петровна, шествуя по стезям великого Преобразителя России, между прочими славными подвигами благоволила основать в Казани 1758 года Гимназию и даровать ей некоторые права, незадолго пред тем Московскому Университету пожалованные. Предположив, сообразно степени просвещения настоящих времен, в сем самом месте учредить Университет, дабы существование сего благотворного заведения сделать навсегда неприкосновенным и даровать ему возможность к достижению важного назначения образования полезных граждан на службу отечества и распространения в нем нужных познаний, Мы соизволили Императорским Нашим словом за Нас и за преемников Наших постановить следующее..."

Здесь Румовский остановился, передохнул. Далее в грамоте излагались отдельные пункты, определяющие структуру и права Казанского университета, который пока существовал только на бумаге и числился, как это ни странно, "при гимназии". Путь его будет не легким: ни собственного помещения, ни денег на строительство, ни профессоров, ни даже студентов... Но университет родился, и это было самое главное.

Дочитав утвердительную грамоту, Румовский торжественно вручил ее собранию. Затем он объявил распоряжение министра народного просвещения графа Завадовского от 23 января 1805 года. Директор гимназии Яковкин утверждался в звании профессора истории, географии и статистики Российской империи, а Корташевский, Запольский и еще несколько старших учителей - в звании адъюнктов.